В жизни чудесам не хватало места. Таких родов, как род Торира, в суровой гористой стране было много. Они теснились по берегам фиордов, вдоль рек и озёр, плодились, ссорились, иногда воевали из-за угодий. Тогда лилась кровь, и провинившиеся по приговору тинга платили пострадавшим виру. Но войны, веселившие душу, случались не часто. Люди предпочитали терпеть обиды. Если становилось невмоготу, бонд приходил к старейшине с требованием защитить от нападок или отпустить с родовой земли. Желающих уйти находилось немного, всякий понимал, что, оторвавшись от сородичей, он легко мог стать добычей первого встречного. Крепкое сердце надо было иметь, чтобы, несмотря на опасность, покинуть родную землю.

Торира томила неизвестность будущего. По ночам, под храп и стоны дружинников и домочадцев, следя за отблесками угасающих очагов, он отправлялся вслед за скальдами. Тяжёлая волна била в борт «Пенителя морей», воины ждали его приказа...

В одну из таких ночей Торир вспомнил о Хельге. Её знала вся страна, её боялись и почитали. Предсказания Хельги, как правило, сбывались. И хотя добираться до её жилища предстояло не меньше трёх дней, ярл решил отправиться в путь.

Старуха предрекла ему судьбу славную, но многотрудную.

   — Вижу кровь, вижу смерть, твой меч не знает пощады, твоё копьё поражает, как молния, твои враги падают бездыханными, ты идёшь по земле, тяжёл твой шаг... Один ведёт тебя...

Она стояла перед ним с закрытыми глазами. Синий плащ, потёртый и грязный, отороченный самоцветными камешками до самого подола, прикрывал согбенную фигуру. На старческой морщинистой шее мелко подрагивали стеклянные бусы, на голове — чёрная шапка, подбитая белым кошачьим мехом, из-под неё выбивались седые неопрятные пряди волос. Руки опирались на посох с набалдашником из жёлтой меди. Плащ перетянут широким поясом с низко повисшим кошелём.

Торир слушал шёпот прорицательницы, а из головы не шла неведомо почему привязавшаяся мысль: зачем ей такой большой кошель? О, боги! Как он сразу не догадался: в нём она, наверное, хранит своё зелье для ворожбы...

Хельга открыла глаза, и он отшатнулся от её безумного взгляда.

   — Уходи...

Вернувшись домой, Торир первым делом отправился к родовому капищу. Вросшее в землю вместительное строение с дерновой крышей и узкими прорезями окошек дохнуло на него сыростью и затхлостью. Торир пережил минутный страх: он — нерадивый старейшина, по его вине перед грозными богами столько дней не плясал очищающий огонь.

Ярл с тревогой оглянулся: оставаясь один на один с богами, он боялся проявления их гнева. Но в капище всё оставалось неизменным. Тор сидел на колеснице, повернув к нему незрячее лицо. Торгерд с её низким лбом, узкими глазными щелями, мощной грудью и неестественно широкими, могучими бёдрами, казалось, дремала; ей не было никакого дела до переживаний ярла. В центре возвышался Один, почти касаясь головой потолка. На руках его, сжимавших древко копья, жирно поблескивали золотые браслеты. Торир распростёрся перед изваянием, снял с запястья серебряный боевой браслет и прицепил его к поясу грозного бога.

Лежал долго, ждал знака. Боги молчали — не подтверждали и не опровергали слова прорицательницы.

Что ж, он, Торир, не в обиде. Он редко приносит им дары. Наверное, боги рассердились на него за невнимательность. Но они одарили частицей своего могущества Хельгу. Он верит ей.

...Одна зима, всего одна зима минула после встречи с прорицательницей, но вера ярла Торира в могущество её слов поколебалась. Где судьба славная? Где дела многотрудные? Он, как молодой волк, не изведавший силы всей стаи, вызвал на бой ярла соседней долины Херда и сразил его. Херд не раз в кругу близких похвалялся, что прогонит род Торира с земли: его, Херда, сородичи в стародавние времена жили на этих землях, а род Торира пришёл сюда неведомо откуда и самовольно поселился, силой захватив землю. Ториру не было дела до прадедов. Главное, теперь он живёт на этой земле и никому уступать её не собирается. Если же его предки силой завладели землёй, что ж, честь и слава им, они были настоящими мужчинами. По их примеру и он не станет терпеть дальше пустой похвальбы Херда...

Брат Херда — Гест обвинил ярла Торира в преднамеренном убийстве и выставил девять свидетелей. Конунг долин Гуннар Дружбударящий встал на сторону убитого. Дружинники радовались смелости своего молодого ярла, они готовы сразиться не только с родом Херда, но, если Торир скажет слово, и с самим Гуннаром. Но братья Торира, домочадцы и бонды притихли, ожидая беды. Торстейн просил старшего брата отправиться к сородичам убитого.

   — Мы не пожалеем серебра и скота, оплатим двойную и даже тройную виру, Торир. Поезжай, мы будем сопровождать тебя, — его глаза искали взгляд брата. — Помириться надо обязательно до тинга. У скалы законов не будем спорить, заплатим виру...

Торир хмурил брови, молчал. Он знал: раз в это заурядное дело сунул свой нос конунг Гуннар, вирой, даже тройной, оно не закончится. Наверняка Гуннар радуется случившемуся. Одного ярла фиордов, не стало, и от другого избавиться можно. По закону. Ярл Торир провинился перед родами. Если он считал себя обиженным Хердом, должен был обратиться с жалобой к тингу, а не совершать самосуда. Пострадал родовой закон. Ещё десяток-другой таких столкновений, и роды не только долин, но и фиордов будут слушать конунга Гуннара и подчиняться ему.

Ярл Торир был уверен, что конунг долин думает именно так. Разве поможет вира, если бы даже родичи Херда и согласились на неё? Многие роды уже в руках конунга, они скажут на тинге угодное Гуннару. Об этом он не подумал, когда вызывал на поединок Херда. Но сожалеть о содеянном — значит попусту тратить время. В прошлое возврата нет, жизнь — в будущем.

Он не намерен слепо подчиняться обстоятельствам. Торир ещё потягается и с конунгом, и с самим тингом. Свободные ярлы фиордов будут на его стороне. Конунг мечтает подчинить себе все роды долин? Это его дело и его право. Власть над ковыряющими землю и пасущими скот бондами не очень прельщает свободных ярлов фиордов. Их кормит море. Гуннару нужны бонды Торира? Добровольно он не отдаст их ему, но и сражаться за них будет не так, как за «Пенителя морей». И не надо ползать на коленях перед родичами Херда, выпрашивая мир. Это унизительно и... бесполезно.

   — Благодарю тебя за совет, Торстейн, но не воспользуюсь им, — спокойно и как можно мягче ответил он брату. — Подождём тинга. Я не удивлюсь, если меня объявят вне закона. Покинуть эту землю не страшно, она не очень ласкова ко мне. И к вам тоже.

   — Но, Торир...

   — Лучше подумайте с Аудуном, почему Гуннар ещё до тинга сунулся в это дело и поторопился поддержать обвинение против меня? Может быть, догадаетесь, что ему плевать, уплачу я виру за убитого или нет. Ему важно выгнать или убить меня, а вас с родом подмять под себя...

   — Тому не бывать, — с молодой горячностью заявил Торстейн.

Земля была прекрасной, но суровой. Она давала много глазам и душе, но мало телу. Высокие горы подступали к морю и обрывались в него отвесными стенами.

Скалы и вечно шумящее море.

Торир любил взбираться на скалы — здесь легко и вольно дышалось и мысли приходили особые, отличные от повседневных забот старейшины. Он ещё молод, жизненный путь его только начинается. Предсказательница напророчила ему славную судьбу. Но судьба, видать, не придёт сама в руки, как приходит весной в холодный ручей глупая жирная рыба. Её надо искать и творить самому. Где искать и какая она, его судьба? Там, в долине, бонды пасут скот на его земле, и поэтому он имеет долю в их стадах. Но разве его судьба — это кусок мяса и тёплый плащ?

А домочадцы? Принёс ли хоть один из них ему, ярлу, крупицу золота или камень, в глубине которого горит красный, как кровь, огонь? Они сами смотрят на его пояс, украшенный драгоценными каменьями.

Золото... Кто отказался бы от него! Но золота нет. Говорят, его много у конунга Гуннара. Всякий раз, когда на память приходит ненавистное имя, пальцы Торира сжимаются в кулаки. Насмешка судьбы твоё имя — Дружбударящий. Тебя по справедливости стоит называть душителем ярлов. Сколько ты их уже проглотил, и они тащат тебе безропотно лучшее, что у них есть. Другим ты перегрыз горло. Вот откуда твоё золото, конунг. Два твоих похода не могли дать столько богатства. Теперь ты оскалил зубы на мою долину. Но пока я жив, ты её не получишь. Пусть мой меч — «Жаждущий битвы» — никогда не напьётся крови врага, если я, как безропотный пастух, подчинюсь твоему желанию. Мой род не склонит головы перед тобой и не будет платить тебе дани и торопиться выполнять твои повеления. Ты такой же ярл, как и я, и давно ли боги повернули ладью твоей судьбы на дорогу удачи? Пусть нас рассудит меч. Если же люди долин объявят меня вне закона, я уйду, но не покорюсь тебе, конунг. Мы все уйдём, всем родом. Земля велика...