Когда она открыла дверь, Костик стоял перед ней без шапки, с торчащим из кармана смятым шарфом и улыбался блуждающей пьяной улыбкой.
— Здр…ств… — попробовал он произнести приветствие и застрял.
Елена Юрьевна опешила.
— На кого ты похож! Сейчас же приведи себя в порядок, у нас гости! А это что?! — она обнаружила перед дверью опорожненную бутылку дешевого рислинга. — Кто это пил?! Ты?! — Он раскланялся, словно его вызывали на аплодисменты. — Чудовищно, — Елена Юрьевна двумя пальцами брезгливо взяла бутылку за горлышко. — И ты посмел сюда явиться! Уходи вон! Сейчас же!
Костик не ожидал такого отпора и, чувствуя неуместность своей улыбки, усиленно пытался приобрести внушающий доверие вид. Он даже втянул щеки и прикусил их изнутри деснами, чтобы окончательно совладать с неуместной улыбкой.
— Ты мне неприятен. Уйди, — повторила она свое приказание. — Напиться в подъезде дешевой гадости! Какое плебейство!
— …Честное слово, — Костик воровато сбросил пальто. — Я только ее увижу. Только увижу, и все. И уйду, — пробормотал он и вдруг не выдержал, ткнулся лицом в морскую шинель, висевшую на вешалке, и всхлипнул. — Елена Юрьевна, почему она так?!
— Потому что ты глупый мальчишка, — Елена Юрьевна сдерживала в себе гнев и одновременно боролась с желанием смягчиться и пожалеть Костика.
В коридоре послышались шаги.
— А, старый знакомый! — сказала Альбина, насмешливо глядя на Костика. — И вино тут! Вы пьянствуете?! А меня послали за вами. Там уже подбирают программу.
— Передай, что мы сейчас будем, — спокойным голосом ответила Елена Юрьевна и за себя и за Костика.
— А если мне интереснее побыть с вами? — Альбина присела на край подзеркальника, показывая, что ее не затрагивает суета вокруг консерваторских вундеркиндов.
— Видишь ли, нам надо побеседовать, — Елена Юрьевна взяла Костика за плечи, внушая ему то спокойствие, с которым держалась сама.
— Вы жестокая! У вас нет сердца! Вы никого не любите! — запальчиво крикнул Костик.
Альбина расправила плечи под пуховым платком.
— Неужели я такая плохая! Ах ты неблагодарный! А кто учил тебя целоваться?! — она взглянула на потолок, словно не подозревая, что сказанное ею окажется неожиданностью для Елены Юрьевны.
— Какая пошлость! — Елена Юрьевна вся покрылась крапивными пятнами. — Здесь… в этом доме…
Она негодующе двинулась в гостиную. Костик понуро поплелся следом, но перед самой дверью остановился и посмотрел на Елену Юрьевну, как бы извиняясь за то, что ему хочется побыть одному.
— Опять будешь бессмысленно изучать потолок в своем пыльном углу! Что с тобой творится! — Елена Юрьевна с трудом владела собой, всюду натыкаясь на чинимые ей препятствия.
— У каждого в музее свой угол. Каждый страдает и ищет одиночества. Праведные и непорочные там, — Альбина показала глазами наверх, где находился кабинет Евгении Викторовны, — а мы, грешные, здесь.
Костик уставился в пол, все больше краснея и тужась от распирающего его бессильного гнева.
— Я вас ненавижу, — наконец проговорил он и с мольбой посмотрел на Альбину.
III
Костик Невзоров не сомневался в своем знании женщин потому, что на этом пути сразу сделал верный шаг: он не идеализировал их, а, наоборот, внушал себе, что женщины хитры, изворотливы и способны на самые коварные козни. Ему казалось, что это бесстрашие перед суровой правдой жизни обезопасит его от многих неожиданностей и, вооруженный им, он-то уж не попадется на удочку женского коварства. Однако, впервые столкнувшись с женщинами, он обнаружил полный крах своих расчетов. Никаких крупных злодеяний они не совершали, никаких дьявольских козней ему не строили, но зато их мелкие уловки приводили его в отчаянье. Уж лучше бы они подсыпали ему яду или подослали наемных убийц — это было бы просто и ясно, но они словно нарочно все запутывали, повергая его в уныние и заставляя признать, что он их совершенно не знает.
Когда Альбина позволила ему себя поцеловать (это произошло в дальнем углу коридора, загроможденного сдвинутой мебелью), Костик был на вершине блаженства. Он принял этот поцелуй за знак любви, за ее трепетное «да», иначе какой же был смысл целоваться! Костик и в мыслях не допускал, что поцелуй может ровным счетом ничего не значить и что на следующий день о нем можно забыть, словно о милом и забавном пустяке. Альбина же обо всем забыла, и, когда он с бьющимся сердцем дождался ее в том же углу коридора, она рассмеялась ему в лицо и прошла мимо. Костик, жалкий и потерянный, остался стоять на месте, чувствуя себя так, как будто его жестоко одурачили. Он целыми днями ломал голову, доискиваясь до тайных причин охлаждения Альбины, но когда он попытался с ней объясниться, Альбина потрепала его по голове и назвала дурачком. После этого Костик решил, что людям верить нельзя, что в жизни нет ничего святого, что «день пережит, и слава богу». Загроможденный мебелью коридор превратился в его одинокое убежище, где Костик проводил часы в тоске и безутешных раздумьях.
— Здравствуйте, — услышал он за спиной чей-то голос и с нескрываемой досадой обернулся. — Меня зовут Женей, я вас видела в консерватории. А почему вы один?
— Мне так нравится, — хмуро ответил Костик.
— Здесь действительно очень таинственно, как будто среди волшебных декораций, — Женя осторожно протискивалась к нему, и Костик с сожалением мерил взглядом сокращавшееся расстояние меж ними.
— Вы уже подобрали программу концерта? — спросил он в последней надежде предотвратить это роковое сближение.
— Не представляю, как я буду играть, — ответила Женя. — Страшно даже прикоснуться к роялю Константина Андреевича, а тем более соберутся такие ценители…
— Ничего, вас здесь уже признали.
— Да, здесь такие добрые люди, Любовь Андреевна, Елена Юрьевна! Я так боюсь их разочаровать! Мне кажется, если я плохо сыграю, они унесут этот чай, пирожные, а меня с позором выгонят как самозванку, — Женя сама же рассмеялась, представив такую картину. — А вас я тоже знаю. Вы тезка Константина Андреевича и очень любите его музыку.
— Зато вы однофамилица и тоже, конечно, любите… Впрочем, здесь все любят Константина Андреевича, — неопределенным оттенком голоса Костик как бы ставил невысказанное условие, при котором он мог бы оказаться неправым.
— И Альбина Васильевна? — невольно вырвалось у Жени.
— Почему вы спросили? — Костик не признавал, что его условие выполнено.
— Мне показалось, что Альбина Васильевна на все смотрит с иронией, — неуверенно заметила Женя, словно она говорила не за себя, а за Костика.
— Любопытно! — Костик изобразил живой интерес к новым для себя мыслям.
— Нет, вы не подумайте. Я уверена, что Альбина Васильевна тоже добрый человек, — спохватилась Женя. — К тому же она очень красива.
— По-моему, наоборот.
— Вы нарочно так говорите… — сказала Женя, не решаясь добавить, почему именно Костик так говорит.
— С чего вы взяли! Я вообще к женщинам отношусь скептически. Я их слишком хорошо знаю.
— Как вы относитесь к женщинам? — наивно переспросила Женя.
— Скептически, — повторил Костик. — Я их не идеализирую.
— Всех?
— Всех без исключений.
— Неправда. Вы идеализируете Альбину Васильевну, потому что в нее влюблены, — Женя нагнулась под нависавшим сверху перевернутым стулом и нарочно долго не распрямлялась, ожидая, что скажет Костик.
— Ах, вам уже рассказали!
— Никто мне не рассказывал. Я сама догадалась по отдельным многозначительным фразам. — Женя выпрямилась и открыто посмотрела в глаза Костику.
— Да, влюблен, — со вздохом признался он.
— А она?
— Она ко мне равнодушна.
— Не огорчайтесь. Это еще не так плохо. Я чувствую, что ко мне Альбина Васильевна испытывает скрытую неприязнь.
— С чего вы взяли! — Костик поймал себя на том, что произносит эту фразу именно тогда, когда ему нечего возразить Жене. — Евгения Викторовна тоже была против концерта.