Я опять пошла к Барбаре.

— Ваша подруга права, — подтвердила Барбара слова Белки, — вы действительно имеете право обратиться в малый суд.

— Так почему же вы об этом мне ничего не сказали? Я же вас спрашивала!

— Простите, дорогая, у меня как-то выскочило из головы, совсем забыла! Конечно, подавайте в малый суд, вы обязательно выиграете!

— Барбара, у меня к вам просьба: я несомненно пойду и подам в малый суд. Но если вам позвонит адвокат Гарика, пожалуйста, ничего ему об этом не говорите! Сделайте вид, что вы не знаете! Пусть это будет для них сюрпризом!

— Конечно, дорогая! Я ничего не скажу!

В малом суде всё оказалось очень просто. Я заплатила всего восемнадцать долларов и оформила вызов Гарика на заседание, которое должно было состояться через три недели.

Прошло несколько дней, и Барбара вызвала меня к себе.

— Мне звонил Шах, — сообщила она, — он спросил, зачем его клиента вызывают в малый суд. Я объяснила, что это по поводу кольца, и возникли осложнения.

— Барбара! — Я даже вскочила со стула и выбежала на середину комнаты. — Ведь я специально просила вас не говорить Шаху о кольце! Вы кого защищаете? Гарика? Вы ничего не перепутали?

— Ой! — захлопала глазами Барбара и схватилась за голову. — Я совсем забыла! Как же я оплошала! Простите меня! Я очень виновата! Я забыла! Пожалуйста, простите меня!

— Да что мне толку от ваших извинений! — бушевала я, наплевав на приличия. — Вы мне всё испортили! Понимаете? Ис-пор-ти-ли! Да что же это такое? Я вам заплатила столько, сколько вы просили, а вы мне всё испортили! Про малый суд я узнаю не от вас! Я прошу не говорить — вы говорите! Ну, как мы будем вместе работать?

Глаза Барбары наполнились слезами.

— Дорогая моя! Простите меня! Вы сами мать, а у меня очень больна дочь. Я сама не своя. Ей предстоит тяжёлая операция! Я забыла о вашей просьбе, но дело в том, что вы всё равно не можете идти в малый суд в настоящее время!

— Как не могу? Почему?

— Пока ваше дело не будет закончено в большом суде, вы не можете идти в малый. Это как пирог, который нельзя резать по кускам и есть в разных местах.

— Но вы же сами сказали, что кольцо к делу в большом суде отношения не имеет!

— Правильно! Но, если до большого суда вы пойдёте в малый, Шах сделает так, что весь ваш иск ограничится двумя тысячами. И всё! Больше вы ничего получить не сможете!

— Это вам Шах сказал?

— Шах.

— Ещё бы! Уж теперь, благодаря вам, он подготовится, и сделает как ему нужно! А почему, когда я пришла к вам с этой идеей, вы мне про пирог ничего не объяснили? Я потеряла время, заплатила пусть небольшие, но деньги, и теперь надо всё отменять!

— Я сама отменю, вы не беспокойтесь.

— Конечно, я беспокоюсь! Ведь мне всё равно рано или поздно надо будет в малый суд подавать.

— Разумеется, я не просто отменю, я отложу. Потом можно будет возобновить. Ещё раз, простите меня, пожалуйста! Кстати, наш большой суд через месяц.

— Слава Богу! Хоть что-то положительное!

Радоваться было рано. Через две недели Барбара позвонила мне домой.

— Я перенесла суд на месяц.

— Почему?!

— В день нашего заседания моей дочке назначили операцию. Я не могу присутствовать.

Ну что я могла сказать? Дочка есть дочка. Невероятные совпадения! И всё так, как выгодно Гарику! Пришлось ждать ещё месяц. Лето подходило к концу. Я не замечала смены времён года, жила от одной судебной новости до другой, прокручивая в голове всевозможные варианты предстоящего разбирательства с Гариком.

За пару дней до заседания неожиданно позвонил Рвачёв. Тихим, покорным, даже просительным голосом сообщил мне, что стоит у моего подъезда. Ему необходимо со мной поговорить.

Так и быть, я спустилась вниз и вышла на улицу.

Увидев меня, Рвачёв насупился и сквозь зубы пробурчал:

— Хорошо выглядишь!

— Ты же убить меня хотел! Я, можно сказать, встречаясь с тобой, жизнью рискую, доверчивый ты мой! Ну, как там твоя жена? С работы ещё меня не уволила?

— Ну что ты начинаешь? Я же не ругаться пришёл. Был здесь рядом по делам. Очень хотел тебя видеть. Пойдём, посидим где-нибудь. Надо поговорить.

Мы нашли небольшое кафе в итальянском районе. Сели.

— Вот что я хотел тебе сказать, — Рвачёв говорил тихо и торжественно, видимо, он хорошо отрепетировал своё выступление. — У тебя искажённый взгляд на жизнь. Ты считаешь, что любое зло должно быть наказано. Так?

— Так, — согласилась я, мысленно приготовившись к обычной адвокатской ловушке.

— Теперь подумай. А вдруг ты ошибаешься? Если то, что тебе кажется злом, вовсе не зло? А ты хочешь его наказать!

— Конкретно, пожалуйста! Что не есть зло? Ты вымогал деньги, подсовывал мне фальшивки, врал, шантажировал меня устно и письменно, грозился убить… Это всё как? Добро?

— А ты пытаешься в красивую жизнь въехать на танке. Так добро не делают.

— Ты прав. Танк — это здорово! Мне это нравится! Я тебе даже стишок прочитаю, ты же любишь мои стишки, не правда ли?

Чтобы одержать победу,

Я давно на танке еду…

Безопасный, быстроходный

Танк — мой самый лучший друг!

Он сегодня очень модный,

Если посмотреть вокруг!

Кто-то с кем-то не согласен,

Кто-то власть не отдает,

Выход прост и очень ясен:

«По машинам!»  и «Вперед!»

Эй вы, сплетники-завистники!

Вылезайте из щелей!

Позлословьте, позавидуйте

Прухе танковой моей!

Эта жизнь американская

Мне, как видно, по плечу!

Без претензий, без шаманства я

Попаду, куда хочу!

Я пытаюсь жить надеждою,

Потом, кровью, головой,

Если можно —  буду нежною,

Если надо — деловой!

Пусть ворчат, что больно смелая,

Всё дается мне легко…

Никого не подсидела я,

Не толкнула никого!

За ошибки, неурядицы

Я  всегда сама плачу…

Ну, садись, любимый,  рядышком,

Я на танке прокачу!

— Я любил тебя и сейчас люблю! — заблестел глазами Рвачёв.

— Да брось ты! — зло улыбнулась я. — Не обольщайся: любимый — это не ты, и никакой любви между нами не было! Просто стишок к слову пришёлся! А что касается любви, не пачкай это слово! Взял, что плохо лежало, ещё и играл на этом.

— Вот видишь, ты не понимаешь элементарных вещей. Ты никому не веришь!

— Ну, как же? Гарику верила, что он мой муж, тебе верила, что ты мой адвокат. Наелась досыта! Ты, например, зачем мне развод посоветовал? Он тебе был нужен, а мне только навредил.

— Я не хочу говорить о делах. Я уже не твой адвокат.

— О чём же ты хочешь говорить? О любви?

— О любви.

— А я не хочу говорить о любви. Её нет и не было! Ты боишься, что я тебя накажу? Не бойся, мне не до этого. А зло должно быть наказано!

— Ты же хочешь быть хорошей, откуда это чувство мести? Это низко!

— Кто бы судил о низостях! С такими, как ты, как Гарик, надо говорить на вашем родном языке.