Я пробовала звонить Гарику на работу, но его секретарши, прекрасно знавшие меня по голосу, насмешливо спрашивали, кто его просит, а потом нагло отвечали, что Гарик занят. Это было унизительно, и я перестала звонить.
В одно из воскресений я поехала на Брайтон за продуктами и неожиданно столкнулась на улице с Цилей. Она бы с удовольствием сделала вид, что меня не заметила, но я упрямо пошла ей наперерез.
— Ну что, получили своего Гарика обратно? Довольны? — с вызовом спросила я, стараясь проглотить навернувшуюся слезу. — А мне что оставили? Долги?
— Можешь не волноваться, деньги он отдаст! — уверенно задрала длинный нос Циля. — Гарик очень порядочный человек и долги отдаёт!
Она повернулась и пошла дальше.
— Посмотрим! — успела крикнуть я ей вслед и, вопреки всем стараниям, расплакалась. Но Циля этого уже, к счастью, не видела, несмотря на тяжелые сумки, она неслась, не оглядываясь. Вечером, по горячим следам разговора с Цилей, позвонил Гарик.
— Сколько мы должны? — без предисловий, деловым тоном начал он.
— Шесть тысяч, две я успела отдать.
— Я знаю, тебе будет трудно, деньги я отдам, а ты подпиши все бумаги.
— Какие бумаги?
— Те, что пришлёт мой адвокат.
— Гарик, зачем нам адвокат? У меня нет на него денег, — умоляюще простонала я. — Почему мы не можем поговорить как люди. Что случилось?
— Я не могу с тобой ни о чём говорить. Адвокат — мой друг, он всё для меня сделает! — похвастался Гарик.
— А я? У меня нет таких друзей! И денег тоже нет!
— Пока! — отрезал Гарик и положил трубку.
Я набрала Басин номер телефона. Гарик оказался там.
— Слушай! — сказала я. — Как тебе не стыдно? Что это такое? Мало того, что ты убежал как вор, ты ещё трубку бросаешь! У тебя вообще совесть есть?
— А у тебя есть совесть называть мою мать сучкой? А деньги утаивать от меня у тебя есть совесть? «Гарик не узнает!» — передразнил Гарик. — А я всё знаю. Понятно?
— Гарик! Помилуй Бог! Я не называла Басю сучкой! Я ничего не утаивала! Я относилась к твоей маме, как к своей. Откуда такая неблагодарность? С чего ты это взял?
В ответ Гарик сатанински захохотал.
— Хватит! Я знаю всё! Ты думала, я дурак? Всё! Будешь говорить с моим адвокатом!
В трубке раздались гудки. В голове у меня была полная неразбериха. Какая сучка? Какие деньги?
Хорошо, что дома никого не было. Я села на пол и в голос завыла.
ДОЧКА
Находиться дома просто невозможно. Похоронная атмосфера. Гнетущая тишина и молчаливые мамины слёзы.
Страшная весть о побеге Гарика расползалась, как чума, среди знакомых.
Мне позвонила бабушкина подруга, моя бывшая учительница музыки, которая была на маминой свадьбе. Она жила по соседству с домом, в котором раньше жил Гарик, там же, где Бася, Циля и Паприков, поэтому хорошо знала весь гадючник.
— Я не могу молчать! — почти плакала она. — Я ничего не говорила раньше, не хотела сплетничать, но теперь, когда я узнала об этом подлом побеге, я решила, что просто обязана рассказать вам правду. На свадьбе я сидела рядом с друзьями Гарика — Цилей, Ниной и этим ужасным Паприковым. Я не хочу пересказывать, что они говорили, но это было просто безобразие! Они ехидничали, отпускали в адрес твоей мамы хамские замечания, ни одного доброго слова за весь вечер! Потрясающая бестактность! Разве так себя ведут на свадьбе? Но не в этом дело. Меня поразил Паприков. Весь вечер он произносил один и тот же тост: «Давайте выпьем за то, чтобы мой друг вышел сухим из воды!» Я никак не могла понять, что он имеет в виду и к чему такие неуместные на свадьбе слова? Но теперь всё стало очевидным! Это было задумано с самого начала! Уму непостижимо! Какая подлость! Какая непорядочность! Зачем? За что? Я не сплю ночами! Эта фраза стоит у меня в ушах! Я давно хотела позвонить и сказать твоей маме — зачем она позволяла Гарику по средам ездить к Басе? Ведь это был сплошной обман. Каждую неделю я видела его с этим жутким Паприковым. Они вместе гуляли, обедали в ресторане, выпивали, а Бася только плакала и жаловалась, что Гарик к ней даже не заходит! Вообще эта история не укладывается у меня в голове! Но я должна была рассказать то, что знаю, потому что всё это подло! Подло! Подло!
Мама с застывшим лицом и широко открытыми от ужаса глазами выслушала мой пересказ грустной исповеди учительницы.
— Я думала, у нас — мелодрама, а это — настоящий детектив! — невесело пошутила она. — Ну что ж, придётся испортить кое-кому настроение! — И с этими словами мама решительно взяла телефонную трубку.
— Леонид Ильич? Это говорит бывшая жена Гарика. Хочу вам сказать, что вы подлец и мерзавец! Если я увижу вас когда-нибудь около нашего дома, то немедленно позвоню в полицию. Им будет интересно узнать, на что вы живёте вот уже семнадцать лет, ни одного дня не работая и не получая пособия. Поверьте, мне есть что о вас рассказать. Я не советую вам попадаться мне на глаза. Понятно?
Всё это было сказано ровным спокойным голосом, с вежливостью, хватающей за горло.
Не дожидаясь ответа Паприкова, мама положила трубку, подошла к окну и уставилась в темноту. По её лицу катились слёзы.
Я подошла и обняла её за плечи.
— Мамочка! Не убивайся ты так! Я боюсь за тебя! Пойди к врачу! Нельзя же всё время плакать!
— У меня нет сил, — тихо произнесла мама, — я смертельно устала. Как я это выдержу? Что нам делать?
Ни на один из этих вопросов я ответить не могла.
МАМА
Легко сказать «пойти к врачу». К какому врачу? Куда?
Вообще при приезде в Америку оказалось, что найти врача, который и отнесётся к тебе по-человечески, и полечит, — большая проблема. Вместо доктора встречаешь бизнесмена, первый вопрос, который задаётся больному, не «что с вами», как хотелось бы услышать, а «какая у вас страховка?»
Мой брат привёз в госпиталь маленькую дочку с ошпаренной рукой. Девочка закатывалась в плаче от боли, но пока все формальности не были закончены, к ней никто не подошёл. Убедившись, что с документами всё в порядке, ребёнку оказали помощь на самом высоком уровне.
Ещё до знакомства с Гариком я обратилась к дантисту — милейшему человеку, к которому пришла по рекомендации. Всё, что мне было нужно, — это почистить зубы, снять камень. Хотела быть красивой и ослеплять окружающих белоснежной улыбкой. У дантиста меня очень хорошо приняли и быстро обслужили.
Я уехала в отпуск и совсем забыла о незначительном визите. Но, вернувшись, я получила такую копию счёта, что рот открылся так, будто я всё ещё сидела в зубоврачебном кресле. До января было далеко, а лимит, отпущенный мне на год, резко уменьшился, как будто я обновила себе рот не косметически, а поставила съёмные протезы.
Набравшись смелости, я пришла снова к милейшему доктору и выразила ему, мягко говоря, недоумение. Вместо интеллигентного и симпатичного «своего в доску» парня на меня попёр разгневанный базарный хам.
— А в чём дело? — орал красный, с искажённым от ярости лицом, доктор-хапуга. — Это моё дело, как грабить страховку! Как хочу, так и граблю! У меня сейчас ремонт! Мне деньги нужны! Разрешения я спрашивать не буду!
Когда через месяц я попала к другому дантисту, то, запросив историю моей болезни из страховой компании, он сообщил мне, что передних зубов, согласно записи, у меня давно нет, а потому никакие работы, связанные с ними, не могут быть оплачены страховкой. Конечно, я не растерялась, позвонила своему «старому приятелю», доктору-хапуге, и вежливо сообщила, что могу явиться в страховую компанию и, вместо объяснений, лучезарно улыбнуться от уха до уха, продемонстрировав наличие всех собственных зубов. В течение нескольких дней деньги были возвращены на мой страховой счёт с извинениями за случайное недоразумение. Деньги-то вернулись, но память осталась, и страх быть использованной тоже.
Однако не надо идеализировать и наше советское прошлое. Я помню, как коллега пожаловалась врачу, что у неё голова «горит огнём».