Я бросилась на кухню. Через пару минут пришла Машка, мокрая, дрожащая и несчастная, с полными глазами слёз.
— Проходи! — крикнула я из кухни. — Сейчас будем пить чай!
Пока я кулинарничала, Машка обсохла, повеселела и начала кокетничать с Гариком.
— Когда у меня будет своя квартира в Нью-Йорке, я найму тебя, Гарик, чтобы ты сделал мне такие же чудесные полы!
— Боюсь, тебе это будет не по карману, — гордо усмехнулся Гарик. — Когда полы кладёт доктор, это стоит очень дорого!
— В таких случаях я плачу натурой! — нахально заявила Машка.
Я бросила недожаренную вафлю на тарелку и вышла из кухни.
— Маш, ты не боишься, что твоя натура сейчас окажется под дождём, на улице? — зло спросила я, глядя в упор на Машку. Она поперхнулась и осеклась. Гарик невозмутимо покуривал, глядя в окно.
Я вернулась к плите. Доделала вафли. Потом молча накрыла на стол. Попили чаю. Настроение было испорчено. К счастью, Машкины родственники пришли домой, и она ушла.
В спальне, раздеваясь, Гарик с торжеством посмотрел на меня и злорадно произнёс:
— Если захочу, твоя Машка хоть завтра меня заберёт!
— Так захоти! В чём дело? — взорвалась я. — К чему этот дурацкий разговор? Только не надо меня пугать!
Гарик тут же юркнул под одеяло, отвернулся и накрылся с головой.
На следующий день, субботним утром, Гарик, как всегда, ушёл на работу. Машка позвонила мне, голос у неё был виноватый.
— Прости меня. Я — идиотка! Хотелось сострить, а получилось неудачно. Не сердись, поедем, покажешь мне ваш знаменитый Брайтон-Бич!
Я уже остыла. Гарик должен был вернуться не раньше чем часа в два. Обычно он по субботам спит до четырёх. Я спокойно могла погулять с Машкой. Дочка тоже куда-то собралась. Уходя, я оставила на столе записку:
«Гарик, обед на плите — суп, котлеты. Если хочешь, перекуси. В холодильнике пельмени, салат, бутерброды. Я с Машкой поехала погулять. Скоро вернусь. Будем обедать. Целую.»
Мы все вместе вышли из дома. После дождя воздух был чистый и прозрачный. Светило солнце. Было по-весеннему тепло. Весело болтая, мы дошли до метро. Машка и я поехали в одну сторону, дочка — в другую.
Когда, нагулявшись, мы с Машкой вернулись обратно, я позвала её на обед. Открыв дверь в квартиру, я замерла на пороге.
Пустые книжные полки зияли чернотой. Вместо большого телевизора остались только пыльные полосы на тумбе. Шкафы открыты. Я прошла в спальню. Машка в ужасе брела за мной. Письменного стола и кресла около него не было. Мои вещи валялись как попало.
Я вернулась в гостиную. На обеденном столе лежала моя записка, перевернутая на другую сторону. На ней мелким закорючистым почерком Гарика было написано:
«Я ушёл. Через пару дней ты получишь письмо от моего адвоката.»
От Гарика остались только рюмочки с голубым рисунком и золотой каёмочкой, засунутые в буфет, и пепельница в виде старого железного башмака на ночном столике.
ДОЧКА
Я позвонила домой предупредить маму, что хочу поехать с ребятами за город. Трубку взяла мамина подруга Маша.
— Это ты? Слава Богу! — Голос у Маши срывался. — Срочно беги домой! Гарик ушёл!
— Что значит ушёл?
— Ушёл! Убежал! Всё забрал! Давай быстрее! — Маша бросила трубку.
Когда я влетела в квартиру, гостиная выглядела как после грабежа. Мама, с белым, спокойно-застывшим лицом, в пальто ходила по комнате и приговаривала:
— Господи, как у нас пыльно, убирала я, убирала, а всюду — пыль! — и руками стирала с полок пыль, оставшуюся от книжек.
Маша ходила за ней следом и испуганно приговаривала:
— Ну, перестань, это сейчас не важно, потом уберёшься! Пожалуйста, успокойся!
— Ничего, ничего, я сейчас! — Мама что-то откуда-то вынимала, обтирала руками и ставила на пустые полки.
— Мамочка! — я обняла её. — Перестань, расскажи, что случилось?
— Не знаю, он ушёл, у него есть адвокат, — ровным голосом говорила мама, продолжая возиться с полками.
Мы с Машей боялись шевельнуться, смотрели друг на друга, потом на маму, которая ходила по квартире, как заводная кукла. Наконец она села и посмотрела на нас осмысленно.
— Он всё-таки ушёл, — сказала она, — но почему тайком? И как он увёз всё? Один?
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял наш сосед по площадке.
— Вы дома? А я уж беспокоился, решил, грабят вас! Какие-то чужие мужики, три человека, один такой огромный, по виду — чисто бандит, выносили вещи из квартиры. Я было кинулся, кто такие? Смотрю, муж ваш дома, помогает им. Ничего, говорит, я друзьям старые вещи отдаю. Ну, я и ушёл. Но на всякий случай решил вам сказать.
— Спасибо, — кивнула мама, закрыла за соседом дверь и опять опустилась на стул.
— Это был Паприков. Бандит — Паприков. Они вместе всё провернули.
— А твоё не пропало? — робко заикнулась Маша.
Мама медленно подняла голову, устало и равнодушно обвела глазами вокруг.
— На полке, между книгами, деньги лежали, триста долларов. Я спрятала их на чёрный день. Вот он и наступил.
Я смотрела на маму и думала: «Какая жестокость так с ней поступить! Какая подлость!» Записка Гарика привела меня в бешенство. Это же такое хамство — оставить гадкую безликую записку. Как он красиво начал, наш Гарик, и как он кончил! Как последний подонок!
— Как же так, — подала голос Маша, — только что был день рождения, он говорил «Я тебя люблю!», и вчера тоже, эти полы, мы пили чай с вафлями, всё было хорошо!
— Ничего хорошего не было! — возразила я. — День рождения прошёл на надрыве! Не было той безмятежности, к которой мы привыкли на праздниках. Конечно, на первый взгляд всё было отлично, но я всё время ждала подвоха! Подонок, я его ненавижу!
И вдруг страшная мысль ударила мне в голову!
— Мама, когда уехала Бася?
— В воскресенье, а что?
— Она тебе хоть раз позвонила за эту неделю?
— Нет.
— Раньше названивала по три раза в день! А тут целую неделю — ни звука! Ты знаешь, почему она в ресторане истерику закатила? Она решила, что он убежал! Что он не вернётся больше! Поняла? Мама! Они все в сговоре! Бася знала, что её сын убежит! Вот увидишь, она тебе больше никогда не позвонит!
— Да Бог с ней! — махнула рукой мама. Она подошла к телефону, набрала номер.
— Марат? Привет, это я. У меня, знаешь, горе. Нет, не пугайся, все пока живы, Гарик ушёл. Куда? Наверное, к своей маме, она ведь уехала на месяц. Да нет, ты меня не понял, он совсем ушёл, убежал, пока меня дома не было. Вот записку оставил, что теперь я буду говорить только с его адвокатом. Не знаю. Наверное, у него есть адвокат. Марат, я понятия не имею, когда он его нанял! Я вообще ничего не знаю. Позвонишь? Спасибо. Жду.
Марат перезвонил через два часа, которые мы просидели не шевелясь в молчании за столом. Он тщетно звонил в квартиру Баси. Там никто не отвечал.
— Спасибо, Марат, — вздохнула мама. Но как только она положила трубку, телефон зазвонил снова.
— Нет, Гарик, это не я тебе звонила, это Марат пытается с тобой поговорить. — Прикрыв трубку рукой, мама шепнула нам: — В дым пьян!
— Я ушёл! Я ушёл! — слышен был из трубки пьяный вопль Гарика. — Я ушёл!
Мама молча стояла у телефона. Потом спокойно ответила:
— Ушёл? Счастливо, — и повесила трубку. — Всё, — сказала мама, — я снова одна.
Часть III ОНИ
Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаённого, что не вышло бы наружу. Марк 4:22
МАМА
Жизнь остановилась. Я ходила на работу, возвращалась домой, бродила по квартире и не могла поверить в непоправимое, бессмысленное и страшно несправедливое, навалившееся на меня тяжким гнётом, происходящее. Обида жгла меня изнутри.
На работе я стыдилась смотреть в глаза сотрудникам, совсем недавно гулявшим на моей свадьбе. Меня мучило чувство вины, будто я обманула их, выставила на подарки к событию, с уходом Гарика потерявшему всякий смысл. Кроме Белки, моей верной подружки, никто ничего не знал.
