Сильхас оглянулся, как бы раздраженный вмешательством в свои раздумья. — Как и мы, историк. Видите на дне слабый след старого потока? Он делит долину, как линейка. По нему мы станем оценивать тенденцию битвы. — Он помедлил. — Опишите всё тщательно, сир. Не здесь ли был легендарный первый лагерь Тисте? Не в это ли гнездо упали мы с полного пеплом неба?

— Прибежище утомленных, — кивнул Райз.

— Не кормились ли мы плотью мертвых драконов? Если есть хоть какая-то истина в легендах, историк, их кости еще могут лежать под землей и снегом.

«И скоро к ним ляжет множество других. Уже вижу погребальный костер. Наше прибежище осквернено, гнездо сломано». — Смею думать, командир, что в день битвы мы услышим в ветре стоны духов.

Сильхас Руин всмотрелся в него и кивнул. — Пошлите свою стрелу историк, когда увидите Вету Урусандера. Полагаю, будет хорошо, если мы оба будем ранены.

Верховная жрица Ланир кашлянула, подъезжая к мужчинам. — Вы слишком щедро рассыпаете семена позора, командующий, на головы Андиев, тогда как вина лежит на Лиосан.

— Позора? Верховная Жрица, простите, я не понял историка. Думал, мы говорим о горе, не о стыде. Хотя бы горе у нас общее?

— Сомневаюсь, что Хунн Раал согласится, — отвечала Ланир. Ее лицо было едва различимо в бледном свете зари.

— Как и, — добавил Райз Херат, и во рту вдруг стало горько, — лорд Драконус.

Сильхас нахмурил лоб. — Драконус?

Постоянно ощущая твердый взор Эмрал Ланир, Херат пожал плечами. — Вместилище гнева высокородных, препятствие радостному союзу Анди-Лиосан. Его нежелание объединяться ни с кем, в числе прочего, породило гражданскую войну.

— Я не готов думать так, — сказал Сильхас с неуверенностью.

— Жестокое суждение, историк, — заметила Ланир. — Но, увы, до печали точное.

— Лорд Драконус — муж чести, — воскликнул белокожий командир. — Отлично понимает опасность своего положения. На его месте, спорить готов, я поступал бы почти так же, учитывая обстоятельства.

— Неужели? — спросила жрица с удивлением. И кивнула сама себе. — А, поняла. Его появление на поле… здесь, может оказаться гибельным. Для нас. Тогда как Хунн Раал будет в восторге. Если не от возможности сразить консорта, то от большой вероятности увидеть, как дом-клинки знати покидают поле битвы.

Херат хрипло сказал: — Отлично, Верховная Жрица. Но можно быть уверенными, что лорд Драконус понимает дилемму. Тогда, как вы и говорите, честь победит уязвленную гордость, и он не покажется, оставшись с Матерью.

— Если не гордость заставит его потерять голову, то желание отомстить, — добавила Ланир, что, на взгляд Райза Херата, было вовсе лишним. Он отлично видел следы колебания на лице Руина. Понимал, что они со жрицей посеяли семена сомнений.

— Гордость — враг, — провозгласил Райз громко. — Отойди лорд Драконус в сторону — оставь положение консорта при Матери Тьме — сегодня все было бы совсем иначе.

— Но теперь, — вздохнула Ланир, — слишком поздно.

Сильхас надолго замолчал. Спина оставалась прямой, красные глаза изучали низину. Конь опустил голову и лишь изредка переступал копытами по мерзлой почве. «Статуя размышляет, как следовало бы всем статуям. Мгновение поймано вечностью, но вечность не так длинна, как они мечтали. Каменные очи устремлены в грядущее, кое грозит разрушением даже камню» . — Возможно, еще нет, — подал голос командующий.

Было трудно смотреть на командира, не бросив торжествующего взгляда на Эмрал Ланир. Дыхание вдруг замерло в груди историка. — Милорд?

— Не поздно. Я пойду в Палату Ночи. Потребую лорда Драконуса. Воззову к его чести.

— Муж чести, — проговорила Ланир медленно, будто подыскивая слова, — не позволит проливать слишком много крови ради своего имени.

«А Мать Тьма? Как насчет ее любви, цепями обвившей лорда Драконуса? Консорт или супруг — различие много меньше, чем считают почти все. Различие стало оружием, его схватили тысячи рук. Она приблизила его, чтобы умерить скорбь сердца. Боль по раздираемому надвое, уничтожающему самое себя королевству. Боль по разлученным детям, по Свету, льющемуся во Тьму. Щедрому, как кровь, жидкому как слезы.

Я не стану записывать. Не сохраню наши злокозненные манипуляции. На целые века мои чернила вымарают этот день, погрузят его в безмолвие. Пусть измышляют теории, бросают лот в пропасть мотиваций и тайных страхов. Пусть одни защищают Сильхаса Руина, а другие обвиняют его.

Иди же, командир, разбуди змею в логове. Лорд Драконус не сбежит, ибо она не позволит ему такой роскоши. Тут не его гордыня, а ее. Гордыня и любовь, сила первого как бы освящает последнее. Мы забрели, командир, в место, куда не стоило входить никому».

Он не отрывал глаз от линии на дне низины.

«Ибо мы сделали любовь женщины полем брани, и увидим, как ее возлюбленный станет жертвой.

Нет, не буду записывать».

Сильхас натянул удила, но заколебался. — Я воин, — сказал он. — Я не бегу от необходимости. Если нужно сражаться с Ветой Урусандером и его легионом, я поведу бой.

— Никто не сомневается в ваших достоинствах, — ответила Ланир.

Они ждали.

— И все же, — продолжал Сильхас, — если мир можно получить на грани резни, волей одного мужчины…

— Воззовите к его чести, — велела Ланир. — Лорд Драконус полон чести.

— Воля не одного, — добавил Херат, — но двух мужей. Такое будет помнить и восхвалять.

Сильхас скривился и Райз заподозрил, что зашел слишком далеко и даже что ошибся, оценив степень тщеславия собеседника. — Я буду, — зарычал Руин, — лишь глашатаем его совести. Когда затихнут отзвуки подков моего коня, мало что еще останется. — Он сурово поглядел на историка. — Надеюсь, это понятно.

Райз кивнул.

Все трое обернулись на стук копыт. На дороге из Харкенаса показались всадники. Кедорпул и Эндест Силанн.

Ланир подала голос: — Лучше вам уехать, милорд. Это мое дело, не ваше.

— Кедорпул обещал волшебство, — сказал Сильхас.

— В битве этого следует избегать, милорд.

Сильхас Руин развернул скакуна. Он встретит приехавших на узкой тропе, но едва ли обменяется с ними парой слов. — Поскачу в Палату Ночи, — объявил командир. — Но это дело, Верховная Жрица, не им обсуждать. Остудите их. Обманите, если нужно, но не дайте встать на моем пути.

— Как скажете, милорд.

Сильхас уехал, переводя коня в быстрый галоп.

Райз Херат оглянулся на долину. — Итак, мы это сделали, — сказал он тихо.

— Бросьте такой тон, — рявкнула Ланир. — Осуждением вы ничего не добьетесь. Нельзя предугадать, к чему приведет беседа с Драконусом. Дело ушло из наших рук, историк.

Однако он покачал головой: — Помогает ли ваш дым, верховная, заполнить тело и ослепить чувство вины? Если так, боюсь, я присоединюсь к вам. Наглотаемся мути до полной бесчувственности, и пусть мир несется куда хочет. Пусть облака заполнят наши вены, поглотят камеры сердец, пусть шепчут, суля забвение.

Если она и хотела резко ответить, то осеклась — прибыли Кедорпул и Силанн.

— Верховная Жрица! — крикнул Кедорпул, натягивая поводья. — Меня третируют, мне не говорят ни слова! Не пора ли обсудить битву? И куда он скачет?

— Не обижайтесь, — отвечала Ланир. — Время еще есть. Командиру нужно за многим проследить. Скажите, вы доставили новости о Легионе Хастов?

Кедорпул нахмурился и потряс головой. — Ничего с юга, и это уже тревожит. Нельзя надеяться на победу над Лиосан при помощи одних лишь домовых клинков.

— Тогда какого рода планы вы желали обсуждать? — удивился Райз.

— Мое волшебство, разумеется! Оно находит форму.

— Форму?

— Я измыслил зловещий план, историк. Готов противостоять Хунну Раалу.

Херат поглядел на Эндеста Силанна. Тот казался истощенным, постаревшим, запуганным. Херат заподозрил: он пришел сюда не по своей воле. Ладони крепко замотаны льняными бинтами, на них золотистые разводы и алые кляксы. Грубый шерстяной плащ защищает от холода, но голова обнажена. — Эндест Силанн, вы принесли благословение Матери новоявленной магии Кедорпула?