Синтара вяло моргнула. — Это мы предвидели.

Он щурился. «Проклятое свечение!» — О чем вы?

— Драконус не покинет поля. Хотя нет, покинет — на похоронных дрогах.

— Вот бы он пал от моей руки! — резко выдохнул Сагандер, снова сжав крепкие кулаки.

Синтара улыбнулась. — Добро пожаловать, историк. Неситесь в пекло битвы и встретьте его клинком. Одна ваша злость способна пронизать прочнейшие доспехи. Горящий праведным рвением меч не может не ударить мощно и точно! Ну разве не будет он сражать всех, вставших на вашем пути?

Он отвел глаза. — Я веду войну словами.

— Но, похоже, всегда успеваете лишь к концу битвы, историк. Ваш ум недостаточно проворен для отражения атак. Даже шлюшка Ренарр способна вас обезоружить одним только блеском рассуждений.

Он задрожал и скривился, не отводя взора от плит пола. — Ее хитрость мелочна, рождена в сообществе яростной злобы.

— То есть в школе.

— Именно, — вскрикнул он, разобиженный насмешками Синтары. «Глумится. Отчего становится уродливой, несмотря на ауру света, несмотря на природную красу лица, на лоск вечной юности, дар адской магии». Вера, делающая слепыми к природным порокам, превращает совершенство в заблуждение, отрицает тщательность исследований. Презирает сложности, обещая все упростить. Он подозревал, что такая вера станет весьма популярной.

— Я позволю вам плюнуть на труп, — обещала Синтара. — Если это вас порадует.

— К такой процессии я охотно присоединюсь.

* * *

День близился к концу, из крепости доносился заунывный вой — жрица знаменовали умирание Света ритуальной печалью. Капитан Инфайен Менанд считала этот обычай правильным, пусть голоса звучат натянуто и фальшиво. Впрочем, потуги размышлять над бесконечной сложностью религии быстро ее оставили: вдалеке Хунн Раал, Смертный Меч, одиноко спускался по холму в Нерет Сорр.

Рядом с капитаном была Тат Лорат, за спиной солдаты сновали в сумраке, готовясь к походу. Ветер северных равнин принес жгучий холод; похоже, он сопроводит их к самым вратам Харкенаса.

— Почва промерзла, — сказала она. — Прочна под ногой, лишь бы тепло не превратило ее в грязь.

— Сияние белизны угасает, — бросила Тат, — с каждым приходящим на ум сомнением. Я жажду получить собственную магию, чтобы хранить иллюзию верности.

— Как все мы, — в тон отозвалась Инфайен. — Не люблю веру, умеющую читать в умах.

— Меж нами мало разницы. Хунн Раал…

— Опасен, — буркнула Инфайен. — То есть когда не опорожняет петушка над костром…

— Я уже ощутила его гнев. Его капризность. Он страшно безрассуден. Готов пересчитать все мои кости за грех дерзости.

— Капитанского в нем остается все меньше, день ото дня.

— Но мои аппетиты не заставляют манкировать дисциплиной.

Инфайен поглядела искоса: — Все знают, Тат Лорат, что у вас нет любимчиков. Все споры решаете в постели.

— Получу титул и богатство — заведу десятка два любовников. Трахнусь с каждым домовым клинком. Чтобы обеспечить полную верность.

— Полагаю, можно и так. А ваш муж?

— Что с ним? Мужик не способен даже выследить одинокую предательницу. Вернется в Нерет Сорр с поджатым хвостом, пес шелудивый, чтобы понять: мы ушли далеко. Нет, я все добуду своей рукой, без помощи. Он окажется в неоплатном долгу.

— Ваше уважение к ближним совсем зачахло, Тат Лорат.

— Во мне нет крови героев, Инфайен, но наглость может и заменить мощь кулаков.

— А Хунн Раал идет не к укреплениям.

— Да.

— Им владеет иная задача.

— Хунн Раал не приблизит нас ко двору.

— Нет, скорее обрушится на нас всей силой.

— Нужно обдумать свои… возможности.

— Вам нужно, не мне. Семья Инфайен находит могилу в любом бое. Ну, то есть… надеюсь, вы возьмете дочь под крыло, когда придет мое время.

— Доверитесь мне? Я увижу ее обиды. Юные глаза потухнут от пренебрежения. Дети похожи на куклы, а женщина, с которой вы говорите, играет грубо.

Инфайен улыбнулась ей: — Еще не встречали мою дочку?

Тат Лорат пожала плечами. — А вы мою?

— Менандора не глупа.

— Как и Шелтата Лор, уверяю вас.

Инфайен нахмурилась. — И все же…

Пожимая плечами, Тат натянула тяжелый плащ и повернулась в сторону лагеря. — Сломайте их молодыми, и никакие усилия не смогут надежно закрыть шрамы.

Инфайен пошла вслед за ней к армейским укреплениям. Вздыхая на ходу. — Некоторым матерям лучше было не становиться матерями.

— Полагаю, наши дочери с вами согласились бы.

* * *

Главный кузнец Легиона был приземистым мощным мужчиной средних лет, все лицо в шрамах. Он стоял спиной к горну, озаренный яростным светом, глаза щурились на Хунна Раала. — Ну чего?

Смертный Меч Света сверкал глазами. — Похоже, он недостаточно большой.

— Большой для чего?

— Похоже, Билик, легион не научил тебя манерам.

— Командующий послал меня на замену Гуррена. Я кузнец городской, не только легионный. К тому же, — не унимался он, — ходят слухи, что вы уже не капитан. Смертный Меч? Что за хрень такая? Никогда не слышал такого звания. Ищите поклонников? Да намотайте их на кол.

Дверь бывшего дома Гуррена хлопнула, появилась ведьма Хейл в рваной шали на костлявых плечах. — Хунн Раал, — начала она, превращая имя в насмешку. — Ты тут затеваешь не работу ради Легиона. Слышала, ты встал в костер. Одежда спалилась, а на тебе ни следа. Мерзкая магия, Раал. Не подходи к огненной суке, ее аппетиты тебе неведомы. — Она склонила голову набок, любуясь Хунном Раалом. — А может, слишком поздно. Так?

— Тебя не звали, ведьма. Не испытывай мое терпение. Прочь.

— У нас с Биликом теперь общая история, — заявила Хейл. — Куда он, туда я.

— Это дело Лиосан.

— А мы все запятнаны, так? Вот только стоит уму усомниться, цвет тускнеет. — Она подняла руку, позволяя упасть свободному рукаву, показав тощее пепельно-серое запястье. — Странная чистота, легко смыть. Как думаешь?

— Пятна на твоей душе меня не поразят, ведьма. Твоя магия горька. Нежеланна на нашей святой земле. И не думай, будто весь Нерет Сорр не освящен во имя Лиосан.

— Я чую. Но не боюсь. Как не боится ведьма пламени.

— Думаешь, сумеешь мне противиться?

— Мне плевать на тебя, Раал. Я готова защищать Билика всю ночь.

— Но он мне нужен — думаешь, я его не охраню?

— Едва в нем минует нужда — нет. Даже не вспомнишь.

Он с любопытством всматривался в нее. — Как думаешь, ведьма, что тут произойдет?

— Что она тебе посулила?

Ночь пошла не по плану. «Разожги мне огонь, сказала она. Я поведу тебя к Первой Кузнице. Нужно сделать скипетр. И корону… или она сказала, корона подождет? Я от нее опьянел. Не вино, не эль, но крепкая хватка на проклятом петушке.

Какая-то богиня. Демоница огня. Ведьма пламени? Полагаю, хватит и этого.

Трахнутая память. Скипетр, корона… трон?»

— Ты стреножен, — сказала Хейл. — Уже потерялся в неестественном жаре горна Билика — видишь, ничего не сгорает? Как может пламя расти без топлива? Она идет…

Горн за спиной Билика неожиданно взорвался. Языки пламени взлетели кнутами, поразив ведьму Хейл, с визгом отброшенную через дверь. Она грудой упала на деревянный пол, тело загорелось, подобно резиновому дереву. Через миг запылали и пол, и стены дома.

Ошеломленный, охваченный страхом Хунн Раал попятился. Невероятно быстро весь дом облекся пламенем. Со второго этажа неслись вопли.

«Его подмастерья!»

Пламя ползло по стенам кузницы, окружив Раала и Билика. Пылали кучи угля, ведра плевались кипящей водой, дрова скрылись за раскаленным вихрем.

Одежда тоже сгорела, но мужчины даже не покраснели. Их обдавало жаром, воздух сгорал в яростном пожаре.

И она заговорила: «Так сойдет. Две юных жизни в верхней комнате. Кузены убитого, до сих пор полные горя. Я сожгла их мучения, избавила от памяти о кулаках бедняги Миллика. Жестоко, не правда ли? Но ныне все стало пеплом, все упокоилось.