- Не бойся, мой мальчик, - промолвила она. – Оставь мне Энтена. В лесу столько опасностей… - она натянула капюшон на голову и подошла к двери. – Я слышала, что ведьма есть в лесу. Ты об этом знаешь? – и она исчезла в зале.

- Нет, - прошептала Луна. – Нет, нет, нет, нет, нет! – она на мгновение сжала в руках записку в собственной руке, а после разорвала её в клочья. Она даже не прочла первое предложение. – Нет, нет, нет, нет, нет!

- Кар-р-р! – провозгласил ворон, хотя на самом деле она услышала "не делай ничего глупого".

Гнев жужжал в теле Луны, скользил от макушки до стоп её ног. Наверное, именно так чувствовало себя дерево, когда в него попадала молния. Она уставилась на разорванную записку, желая вновь собрать её по кусочкам, чтобы её можно было разорвать на мелкие кусочки вновь.

Она отвернулась, прежде чем смогла увидеть, как задрожали кусочки в её руках, толкались друг к другу.

Луна бросила на ворона дерзкий взгляд.

- Я иду за ней.

- Кар-р-р! – сказал ворон, хотя Луна отлично знала, что он имел в виду "это очень глупая идея. Ты даже понятия не имеешь, куда надо пойти!"

- Я иду, - сказала Луна, вскинув подбородок и подтянув блокнот к собственной сумке. – Видишь?

- Кар-р-р! – провозгласил он. – Ты делаешь то, что делаешь, - имел в виду он. – Когда-то мне приснился сон, что я мог дышать под водой, будто бы рыба! А тебе не кажется, что ты делаешь точно то же самое?

- Она недостаточно сильна, - голос Луны звучал надорвано. А что делать, если её бабушку внезапно ранят в лесу? Или заболеет она? Или вдруг потеряется? А что делать, если Луна никогда не увидит её вновь.. – Мне надо немедленно помочь ей! Я нуждаюсь в ней!

Клочки бумаги с "Луна" и "Дорогая" свели свои крова, осторожно прижались друг к другу, не оставляя ни единого доказательства о том, что их однажды разделяли на клочки. Так же сделали и те, где было "к тому времени, когда ты это прочитаешь" и "есть кое-что, что мне надо объяснить". Над этим оказалось "ты когда-то будешь намного большим, чем предполагаешь".

Луна сунула ноги в сапоги и упаковала в рюкзак то, что, как она думала, могло бы ей помочь в путешествии. Твёрдый сыр. Сушеные ягоды. Одеяло. Бутылка с водой. Компас и зеркальце. Звёздная карта бабушки. Очень острый нож.

- Кар-р-р! – промолвил ворон. – А ты не собираешься сказать об этом Глерку и Фириану?

- Разумеется, нет! Они ведь попросту попытаются остановить меня!

Луна вздохнула. Маленький осколок бумажки проделал путь через всю комнату, юркий, будто бы какая-то маленькая мышка. Луна этого не заметила. Она не заметила, как тот промчался по её ноге вверх, по спине и по её плащу. Она не заметила, как та проделала путь в карман.

- Нет! – наконец-то промолвила она. – Они выяснят, куда я пойду. Всё, что я говорю, кажется таким неправильным… Всё, что я говорю, неправильно!

- Кар-р-р! – сказал ворон. – Не думаю, что это правда.

Но, думал ворон, это не имело значения. Луна уже давно всё решила. Она завязала свою сумку, проверила сделанную своими руками карту. Она выглядела достаточно детальной. И, разумеется, ворон был абсолютно прав, и, конечно, Луна отлично знала, насколько опасен лес. Но она была в этом уверена, что должна проделать этот путь.

- Ты идёшь со мной или нет? – сказала она ворону, прежде чем выйти в зелёные пятна.

- Кар-р-р! – вновь возмутился ворон. – До конца земли, моя Луна, до конца земли…

- Что ж… - промолвил Глерк, осматривая беспорядок в доме. – Это никуда не годится.

- А где тётушка Ксан? – завопил Фириан. Он уткнулся мордой в носовой платок и сначала то поджигал его, то обливал пламя собственными слезами. – Ну почему, почему она не попрощалась?

- Ксан может о себе позаботиться, - сказал Глерк. – Куда больше меня беспокоит Луна…

Он сказал это, потому что, казалось, это должно быть правдой. Но нет, на самом деле, нет. Его беспокойство за Ксан узлом завязалось в его сознании. О чём она только думала? Глерк выл от этой мысли. И как он мог обратно отвести её в безопасное место?

Глерк тяжело опустился на пол, и его большой хвост обернулся вокруг его тела, а потом перечитал записку, которую Ксан оставила для Луны.

"Дорогая Луна, - вещала записка, - к тому времени, когда ты читаешь эти строки, я уже буду быстро шагать по лесу".

- Быстро? Ах! – пробормотал он. – Она трансформировалась! – он покачал головой. Глерк лучше, чем кто либо, знал, как иссякала магия Ксан. А что случится, если она застрянет в своей трансформации? Если она будет навечно белкой, или птичкой, или каким-то оленем? Или, что ещё более тревожно, если она сможет превратиться только наполовину, что ж тогда будет!

"В тебе всё меняется, моя дорогая. И внутри, и снаружи. Я знаю, что ты можешь это почувствовать, но у тебя нет слов, которые могли бы это пояснить. Это моя ошибка. Ты понятия не имеешь, кто ты, и в этом тоже моя вина. Есть вещи, которые я всё время от тебя скрывала в силу определённых обстоятельств, вещи, что могут разбить твоё сердце. Но это не меняет сути дела – ты когда-нибудь станешь намного большим, чем можешь предположить".

- Что ты говоришь, Глерк? – сказал Фириан, жужжа то по одну сторону головы Глерка, то по другую, столь раздражающий, словно шмель.

- Одну минутку, о, мой милый друг… - пробормотал Глерк.

От того, что Глерк использовал слово "друг", заставило Фириана вспыхнуть воистину легкомысленным счастьем. Он прилепил свой язык к нёбу, описал петлю в воздухе, дважды провернулся и случайно стукнулся головой о потолок.

- Разумеется, я дам тебе минутку, Глерк, мой милый, милый друг! – заявил Фириан, похлопав себя по шишке на голове. – Я дам тебе все минуты в этом мире! – он трепетал в воздухе, потом уселся на подлокотник кресла-качалки, такой чопорный, что это казалось невозможным.

Глерк смотрел на бумагу – не на слова, а на саму бумагу. Она была разорвана однажды, он видел это, и теперь связана до того плотно, что большинство глаз не уловили бы изменения. Ксан бы увидела. И Глерк видел – как на магической резьбе появляются нити. Синее. С серебром на краях. Целые мириады. И всё это не принадлежало Ксан.

- Луна, - прошептал он. – О, моя Луна…

Слишком рано. Её магия. Её власть, словно громадный океан, вытекала на свободу. У неё не было ни единого шанса узнать, означало ли это, что сделает ребёнок, станет ли это заметным для всех. Он вспомнил, как была молода Ксан – когда спелые фрукты буквально взрывались вихрями звёзд, стоило ей только оказаться слишком близко. Она была опасна и для себя, и для других. И Луна тоже была совсем юной – а теперь ещё и полыхала волшебством.

"Когда ты была малышкой, я спасла тебя от ужасной судьбы. А потом я случайно предложила тебе луну для того, чтобы накормить, и ты выпила её, а вместе с этим ещё и одну страшную судьбу… Прости меня. Ты будешь очень долго жить и очень много забудешь, и люди, которых ты любишь, тоже умрут, и ты будешь продолжать ступать вперёд. Это была моя судьба, теперь она станет твоей. Существует лишь одна причина для этого…"

Глерк знал причину, разумеется, но в письме об этом не шло. Вместо этого на слове "магия" осталось отверстие. Он осмотрел пол, но не увидел его нигде. Это была одна из тех вещей, что не давала ему забыть о магии в целом. Магия – это нечто неприятное. Нечто очень глупое. И нечто имеющее собственный разум.

"Это слово, которое не может задержаться в твоём уме, но именно это слово определяет твою жизнь. Как определило однажды мою. Я только надеюсь, что у меня будет достаточно времени, чтобы всё тебе объяснить, прежде чем я наконец-то покину тебя вновь, в последний раз. Я люблю тебя больше, чем это можно описать.

Твоя любящая бабушка".

Глерк сложил письмо и сунул его под подсвечник. Со вздохом он оглядел комнату. И вправду, дни Ксан были сочтены, и вправду, если сравнивать с его неимоверно длинным сроком службы, Ксан едва-едва сделала короткий, быстрый вздох, словно ласточка, в одно мгновение ока. И вскоре она навсегда исчезнет. Он почувствовал, что его сердце будто бы застыло в горле, твёрдое до невообразимого и острое.