Все остальные уставились на Великого Старейшину, зло поджимая губы.

- К счастью, племянник, - быстро ответил он, хватая мальчика под руку, - такого никогда не случалось.

- Но… - Энтен в очередной раз ущипнул себя за шею, уже так сильно, что даже остался красноватый след.

- Ничего не случится, - повторил Герланд, положив на спину племянника руку и зашагав по проторенной тропе в разы быстрее.

Так, один за другим, Старейшины убегали прочь, покидая ребёнка.

Они оставляли его, и никто, кроме Энтена, не задавал вопрос, съедят ли ребёнка животные – разумеется, съедят.

Они оставили дитя там, зная, что ведьма не придёт. Потому что там никогда не было никакой ведьмы, просто полный опасностей лес, одна тонкая дорога и желание жить – а ещё старая страшилка, которой старики много поколений запугивали своих внучат. Ведьма – вера в ведьму, - для этих испуганных, покорных, послушных людей, что всю жизнь провели в странном печальном полудрёме, облачая все свои беды в красивые ведьминские одеяния, казалась самым настоящем спасением. Это казалось таким удобным для старейшин. Да, неприятно, но что поделать?

Пробираясь сквозь чащу, они слышали детское хныканье, но вскоре его сменил шум с болот, пение птиц, скрип деревьев по всему лесу. И каждый старейшина был совершенно уверен в том, что дитя не доживёт и до утра, что о нём никто больше никогда не услышит, никогда не увидит её, никогда о ней не вспомнит.

Они думали, что она пропала навсегда.

И, конечно же, они очень сильно ошибались.

Глава 3. В которой ведьма обретает ребёнка

Посреди леса таилось небольшое болото. На его поверхности вздувались согретые подземным, мирным вулканом пузырьки, покрытые тонкой пеленой слизи, цвет которой менялся от синеватого до кровавого в зависимости от времени года. Сейчас, когда близился в Протекторате день Жертвоприношения, день Ребёнка Звёзд, зелень понемногу приобретала голубые тона.

На краю болота, у самой линии камышей, пробившихся сквозь грязь и ил, стояла старуха и опиралась на причудливый посох. Она была низенькой, приземистой, горбатой. Седые косматые волосы были завязаны в тугой узел, из прядей выбивались на свободу цветы и листья. Лицо, вопреки досаде, всё ещё казалось улыбчивым, и старые глаза не утеряли собственную яркость. Вот только с какой-то стороны она казалась огромной, доброй жабой.

Её звали Ксан. И она была Ведьмой.

- Как думаешь, возможно ли спрятаться от меня, смешное чудище? – обратилась она к болоту. – Ведь я знаю, где ты. Так что тут же возродись и извинись передо мною! – она попыталась нахмуриться, - иначе я тебя заставлю! – на самом деле над монстром у неё никакой власти не было, слишком уж велик его и её век. Она могла заставить его кашлять болотом, но вряд ли это так сильно его бы напугало. Ну, впрочем, могла бы лишить дыхания одним жестом руки…

Она вновь попыталась нахмуриться.

- Я знаю, где ты!

Пузырями пошла болотистая вода, и на свет показалась огромная голова болотного чудища. Он моргнул – сначала одним глазом, потом другим, - а потом нагло закатил глаза.

- Не смей так смотреть на меня, юноша! – раздражённо одёрнула его старуха.

- Ведьма… - пробормотало чудище, всё ещё прячась в густых болотах. – Ведь я на много веков старше тебя – и даже твоей бабки и дета, - его широкие губы выдыхали воздух, оставляя поток пузырьков на поверхности болота. – Тысяча лет или больше? Кто б знал.

- Мне совершенно не по душе твой наглый тон, - Ксан поджала свои огромные губы, казалось, скорее как юная девица, чем как старая, коварная ведьма.

Чудище раздражённо откашлялось, прочищая горло.

- Как однажды сказал один замечательный поэт, сударыня, "Я не позволю шлю…"

- Глерк! – ошеломлённо воскликнула она. – Попридержи-ка свой язык!

- Прощу прощения, - мягко протянул Глерк, хотя, казалось, совсем не от чистого сердца. Он упёрся обеими руками в грязный берег – и все семь пальцев каждой его руки плотно прижимались к болоту. Ворча, он выбрался на траву, несносно пачкая лес. Прежде делать это было куда проще, как вдруг подумалось ему… Впрочем, как на его огромный век, что он даже не помнил даты собственного рождения, это казалось вполне нормальным результатом.

- Вон, бедняжка, кричит, вытаращив глаза, - хмыкнула Ксан. Глерк только глубоко вздохнул. Ксан лишь упёрлась посохом в землю, и брызги искр рассыпались во все стороны, удивив, кажется, даже саму ведьму. – И как же ты чёрств… - она покачала головой. – А ведь это всего лишь ребёнок!

- Моя милая Ксан, - Глерк чувствовал, как гудело что-то у него в груди, и ему хотелось верить, что это звучало внушительно и драматично, а не будто во время простуды. – Это старше тебя! И пришло время…

- Ты знаешь, о чём идёт речь, не говоря уж о данном матери обязательстве!

- Пять сотен лет уже прошло, а кажется, ещё и пару десятков – и эти заблуждения, все эти кошмары ты подталкиваешь, взращиваешь, превращаешь в нечто истинное… Чем ты помогаешь миру? Ведь это не просто Огромный Дракон! А будет ли, ты думаешь? Неизвестно, есть ли вообще шанс! И в чём позор – быть прекрасным Крошечным Драконом! Ведь размер не всё на свете значит! Древний, почтённый вид, какими б они ни были, и сколько существует великих мыслителей Семи Веков! Поверь, это уж точно повод для гордости.

- Мать выразилась очень ясно… - начала было Ксан, но чудище только быстрым жестом прервало её.

- В любом случае, давно уже известно о его наследии и о месте в этом мире! А я продержался куда дольше, чем вообще должен был это делать! Но сейчас… - все четыре лапы Глерка прижались к земле, и он наконец-то немного ославил спину, позволив наконец-то своему тяжёлому хвосту обвить тело огромной, блестящей ракушкой, а животу провисать прямо над кривыми, сложенными ногами.

- Не знаю, моя дорогая, что – но что-то уж точно изменилось, - его влажное лицо помрачнело, стало хмурым, но Ксан только покачала головой.

- И мы вновь пришли к этому самому! – издевательски протянула она.

- О, как говорит поэт, когда изменилась Земля…

- О, чтоб этого проклятого поэта повесили! Извиняйся! Немедленно! Прямо сейчас, в эту же секунду! Ведь тебя, в конце концов, видят! На тебя смотрят! – Ксан взглянула на небо. – Пора лететь, мой дорогой. Я опаздываю, так что, давай, я на тебя рассчитываю.

Глерк рванулся к ведьме, и та похлопала его ладошкой по щеке. Он мог, конечно, ходить на своих двух, но со старостью всё чаще предпочитал двигаться на всех шестерых своих лапах – или даже семи, если считать за лапу хвост… Или на пятерых, если одна из его передних лап тянулась к ароматному цветку, подносила его к носу… Или же он собирал камни, или наигрывал какую-то надоедливую мелодию на какой-то резной дудочке. Он прижал свой массивный лоб ко лбу Ксан.

- Прошу, будь осторожна, - промолвил он, и его голос звучал очень тревожно. – Слишком часто в последнее время меня посещают страшные сны. Ты уходишь – и мне страшно за тебя… - Ксан изогнула брови, а Глерк, загудев, отстранился. – Замечательно! – промолвил он. – Что ж, скажем другу нашему Фириану… Путь к Истине – в сердце, в котором живёт мечта, как говорят нам поэты…

- Да что за вздор! – выдохнула Ксан, прищёлкнула языком и поцеловала чудище. А после подпрыгнула вверх, рванулась вперёд, пропадая в густой зелени.

…Вопреки странным убеждениям людей Протектората, лес не был проклят, и магии в нём оказалось не так уж и много. Вот только он всё равно был опасен. Под лесом таился вулкан, огромный, широченный, очень хитрый… Он ворчал сквозь свой сон, выпускал воздух гейзерами. Сначала никто не думал о трещинах, пока те наконец-то не стали настолько глубокими, что и дна не увидеть… Там кипели целые ручьи грязи, сыпались земляные водопады, люди пропадали в глубоких ямах, туда же стекали воды, пролетая милю за милей. Сквозь дыры прорывались странные запахи, пепел сыпался белыми хлопьями, а ещё были дыры, что, казалось бы, совершенно ничего не демонстрировали людям – до той поры, пока ногти человека не синели вдруг от дурмана, а мир не крутился перед глазами.