Совет, как и предсказывал Герланд, был более чем рад увидеть Энтена – и они воспользовались его присутствием, чтобы поднять бокалы за его знаменитое мастерство и тонкое деловое чутьё, за чудовищную удачу и за самую умную девушку в Протекторате. Их не приглашали на свадьбу, да и они не пришли бы, если б их пригласили, но теперь, хлопая его по спине и по плечам, они казались сворой доброжелательных дядюшек. Они не могли быть более горды, чем сейчас, и вторили ему об этом в один голос.

- Хороший парень, хороший парень, - клокотал зал, и члены Совета хмыкали и хохотали. Они раздавали сладости, практически неслыханные в Протекторате. Они разливали вино и пиво, пировали с колбасами и выдержанными сырами, с самыми лучшими пирожными из сыпучего теста, с прекрасным маслянистым или сливочным кремом. Энтен прихватил с собой многое из того, что ему всучили, чтобы потом показать своей возлюбленной жене. Когда слуги принялись убирать тарели, кувшины и кубки, Энтен откашлялся.

- Господа, - сказал он, когда Совет расселся по залу, - я пришёл сюда неспроста. Прошу вас простить меня. И ты, дядя… Признаюсь, я не поведал обо всех своих намерениях.

В комнате становилось всё холоднее и холоднее. Совет вдруг заметил шрамы Энтена, которые они прежде столь притворственно игнорировали, и смотрели они теперь жестоко, с некоторым отвращениям. Но Энтен вспомнил о своём мужестве и выстоял. Он подумал о ребёнке, что рос в животе его жены. Он подумал о сумасшедшей в той башне. Ведь кто-то должен был бы сказать, что она не сошла б с ума, если б не вынуждена была отказаться от своего бедного ребёнка! А кто сказал, что не сойдёт с ума его любимая Эсин? Он едва на час мог расстаться с нею, а сумасшедшую на долгие годы заперли в башне. Годы. Да он умрёт!

- Что ж, - промолвил Великий Старейшина, пронизывая его взглядом, - что ж, мой мальчик…

Не позволяя этому "мальчик" вновь уколоть его острым жалом, Энтен продолжил.

- Как вы знаете, - промолвил он, изо всех сил пытаясь представить, будто бы его тело сотворено из дерева. Ему ничего не надо уничтожать. Он пришёл сюда не ломать. Он пришёл сюда строить. – Как вы знаете, моя возлюбленная Эсин ждёт ребёнка…

- Замечательно! – воскликнули Старейшины, сияя, как единое целое. – Великолепно, великолепно!

- И, - продолжил Энтен, желая, чтобы его голос не дрожал, - наш ребёнок должен родиться только по тому дню, как повернёт год. И нет больше детей ко дню Жертвоприношения, и наше дитя – наше милое дитя, - будет самым юным в Протекторате.

И счастливый смех внезапно утих, словно его убило пламя. Старейшины прочистили горло.

- Страшная удача, - промолвил старейшина Гвинот тонким, пронзительным голосом.

- И вправду, - согласился Энтен, - но этого не должно случиться. Я считаю, что сыскал способ остановить весь этот ужас. Я думаю… Я знаю, как можно положить конец тирании Ведьмы навсегда.

Лицо Великого Старейшины Герланда потемнело.

- Не утруждай себя фантазиями, мальчик, - проворчал он, - ты, конечно, не думаешь.

- Я видел ведьму, - отрезал Энтен. Он долго держал в себе эту информацию, очень долго, а теперь она рвалась на свободу.

- Невозможно! – вспылил Герланд. Остальные Старейшины смотрели на молодого мужчину с расстроенными лицами, словно змеи, пожалевшие змеёныша.

- Возможно. Я видел её. Я следовал за процессией. Я знаю, что не имел на это права, и простите меня за это. Но я всё равно это совершил. Я следовал за вами и ждал с жертвенным ребёнком – и увидел ведьму.

- Ничего такого ты не видел! – вскричал Герланд, вставая. Не было там никакой ведьмы. Никогда не было ведьмы. Старейшины прекрасно об этом знали – и они тоже вскочили на ноги, и на их лицах отражалось негодование и обвинение.

- Я видел, как она ждала в тени. Видел, как жадно закудахтала, воспарив над малышкой. Видел сверкание её злых глаз. Она увидела меня и превратилась в птицу – и закричала от боли, когда сделала это. Она вопила от боли, господа.

- Это сумасшествие, - пробормотал один из старейшин. – Сумасшествие…

- Отнюдь. Ведьма, существует. Разумеется, существует, ведь это всем нам известно. Но мы понятия не имели, что она стара. Что она чувствует боль. Того боле – мы знаем, где она!

Энтен вытащил из своей сумки карту Безумной. Он положил её на столе и скользнул по ней пальцами.

- Разумеется, лес опасен, - Старейшины смотрели на карту, всё больше и больше бледнея. Энтен перехватил взгляд дяди – и с уверенностью выдержал его.

Я вижу, к чему ты клонишь – вот что читалось в глазах Герланда.

Энтен оборачивался. Он собирался изменить мир.

Смотри, дядя, смотри.

Но вслух он сказал совсем другое.

- Дорога – самый прямой путь через лес, безусловно, самый безопасный, учитывая ширину, глубину и ясность. Тем не менее, есть ещё несколько безопасных дорог, даже если они запутаны и сложны.

Палец Энтена скользнул по нескольким линиям, обогнул глубокие гребни, что словно острыми, как бритва, осколками скал прорастали из земли, когда вздыхала гора, и показал альтернативные маршруты, минующие скалы, гейзеры и болото. Да, там красовалась огромная, широченная гора, заросшая лесом, и её глубокие складки и медленные склоны спускались вниз самой настоящей спиралью от центрального пика, от кратера, окружённого плоским лугом и маленьким болотом. На болоте росло корявое деревце, и на нём был вырезал полумесяц.

"Она здесь, - шептала карта, - она здесь, она здесь, она здесь".

- Но откуда ты взял это? –прошептал Старейшина Гвинот.

- Это не имеет значения, - отмахнулся Энтен. – Я убеждён в том, что карта совершенно точна. И я готов жизнь положить за эту веру! – Энтен скатал карту и вернул её в сумку. – Именно потому я здесь, Старейшины.

Герланд почувствовал, что дыхание его превратилось в быстрые рваные вздохи. А что делать, если это правда? Что тогда?

- Не знаю, почему, - промолвил он, выпрямляясь во весь свой хищный рост, - мы утруждаем себя этим…

Энтен не дал ему закончить.

- Я знаю, дядя, что прошу нечто необыкновенное. И, возможно, вы правы, и всё это – самая настоящая глупость. Но, по правде, я не прошу от вас многого. Только одно ваше благословение. Мне не нужны ни инструменты, ни оборудование, ни припасы. Жена моя знает о моих намерениях, и она поддерживает меня. В день Жертвоприношения процессия прибудет в наш дом, и она с охотою откажется от нашего ребёнка. Весь Протекторат будет скорбеть, пока вы будете ступать по пути великой печали. И вы отправитесь к тем отвратительным деревьям, тем, что служат ведьме. И положите мою милую малышку на мох, а ещё подумаете, что больше никогда не увидите эти чудные глаза, - Энтен почувствовал, как надломился его голос. Он зажмурился и попытался собраться с силами. – И, может быть, это будет правдой. Может быть, в лесу очень опасно, а колдунья требует, чтобы я отдал ей своего ребёнка.

В комнате было тихо и холодно. Старейшины не осмелились произнести ни слова. Энтен оказался куда выше их всех, а лицо его словно сияло изнутри.

- Или, - продолжил Энтен, - может быть, нет. Может быть, это я буду ждать среди деревьев. Может быть, это я подниму малыша из круга платанов. Может быть, именно я буду тем человеком, что благополучно принёс ребёнка домой.

Гвинот вновь прошептал своим пронзительным голосом:

- Но… как, мальчик мой?

- Это очень простой план, господин Старейшина. Я последую совету карты. Я отыщу ведьму, - глаза Энтена превратились в чёрные яркие угли. – А после я убью её.

Глава 25. В которой Луна узнаёт новое слово

Луна проснулась в темноте от жгучей головной боли. Та возникла в точке в её голове – маленькой, вроде песчинки. Но она чувствовала, как у неё перед глазами разрывались вселенные – и становилось то светло, то темно, то светло, то темно. Она выпала из своей постели и с грохотом рухнула на пол. Бабушка её всё ещё похрапывала в своей постели в другой стороне комнаты, и каждое дыхание её походило на болота – она дышала так тяжело, словно пыталась выплеснуть из лёгких бесконечную грязь.