«Похоже, твое детище не отдаст доктору его пациента, - ехидно заметил Марин, повернув оптику в сторону Джаспера. - Мда, ситуация».

«Я ничего не могу поделать, - печально ответил программист. - Со своей точки зрения Пректон прав...»

Да уж. Пациент, детище... И ни один из вас про друга не вспомнил.

- Ладно, - вслух заключил майор, - мы доберемся до Центра и потребуем восстановить нейросвязи. Я же сдам видео, и больше никому не придется вспоминать эту планету.

- Да, конечно... - мрачно проворчал Джас.

Расходились молча, кто куда. Марин - успокаивать команду. Джаспер - заниматься организацией сборов. Доктор Рэтхэм с Пректоном остались в лаборатории - нужно было провести анализ образцов, собранных полиморфов в зоне гибели.

Ничего хорошего ждать не приходилось.

Личный архив полковника Мауна.

Извлечение. Обработка. Воспроизведение.

Цинтеррианский малый спутник Церрон, третья база внутренних ВКС метрополии.

Две недели спустя после прямого эфира.

Вот уже который день весь спутник гудел, как разбуженный пчелиный улей. Сплетни, слухи, домыслы и правда, перемешавшись в невообразимо спутанный клубок, гуляли по базе из конца в конец и обрастали всё новыми щупальцами подробностей. Техники, интенданты, летный состав, даже командование - все обсуждали только одно: королевское выступление и немедленно грянувший вслед за ним хаос.

Вся Цинтерра взорвалась волной протестов и возмущения. Одни, как и предсказывал Лаккомо, горячо высказывались против жестокого обращения пусть с бывшими, но все-таки людьми, другие наоборот, брезгливо фыркали, дескать, чем больше всякой швали пересажают в машины, тем меньше денег налогоплательщиков будут пожирать ненасытные колонии. Корми мол, этих дармоедов за решеткой. Кто-то взвыл от страха перед маньяками и убийцами в железной шкуре.

Сообщество гражданских полиморфов возмущенно гудело во всех смыслах. Декан факультета социологии Цинтеррианской Академии Наук, профессор Анек Шарти, сам четвертый год живший в полиарконовом теле, выступил перед журналистами с гневной речью, призванной донести до людей, что жизнь полиморфа отнюдь не рай даже со всеми привилегиями ученых. Что уж говорить о несчастных узниках военных баз?!

Его тут же затащили в одно из вечерних шоу и, не давая толком отвечать, засыпали кучей вопросов в духе «хорошо ли живется в машине?» После этого эфира ученый посылал назойливых репортеров в такие далекие дали, куда не всякие портовые грузчики ходили. Впрочем, подобным вниманием докучали не ему одному - доселе мирно живших полиморфов стали толпами осаждать любопытствующие.

Перед главным корпусом НИЦ «Полиморф» то и дело начинались стихийные акции протеста, полиция дежурила в три смены, чтобы добиться хоть какого-то контроля над ситуацией. И вдобавок ко всему этому стало известно, что на следующий же день после прямого эфира Король Эйнаор подал на Центр в суд.

Верховный Канцлер Кэрейт обратился к народу с опровержением слов вице-короля, свалив всю вину на «исполнителей госпроекта». Волнения поутихли, но недовольные шепотки всё равно шелестели по всем уровням гигантского муравейника Цинтерры.

До обретавшихся на Церроне Мега со Скримом весь этот шум долетал лишь отголосками, в виде трепа техников на рабочем месте. Они по-прежнему занимали стойки по-соседству, по-прежнему болтали между собой по личному каналу связи с такой огромной скоростью, чтобы персонал попросту не успевал отслеживать цепочки сигналов. Но увы, здесь за словами и мыслями приходилось следить ещё тщательнее, а за эмоциями - и подавно. Поблажек не было. За малейшее отклонение показателей от нормы любого полиморфа без разговоров отправляли на замену кристалла.

Приятелям относительно повезло. Группа спасения вывезла их с борта злосчастной «Стрелы», потом долго перевозили с места на место, подвергая десяткам проверок, и наконец, оставили на Церроне на общих основаниях. Ни о какой выслуге речи уже не шло, Скрим отчаянно злился оттого, что его лишили последнего имени, оставив лишь унизительный номер. Эту злость приходилось гасить, насильно снижая Сердечную активность, но она все равно бурлила в камне летуна. Мег напротив, на любые манипуляции с собой реагировал равнодушно, виртуозно изображая тупого болвана, хотя здешнюю обслугу он ненавидел ещё больше, чем техников из «Белого Шторма». А уж остальное железное население ангара...

Особенно ещё двоих полиморфов своего класса - девяносто третьего и восемьдесят пятого, тоже стоявших рядом. Эти оказались полнейшими отморозками. От их кристаллов не фонило ничем осмысленным, кроме тупой удушающей злобы. В первый же день, вволю наслушавшись извращенно-садистских отголосков размышлений этой парочки, приятели, не сговариваясь, заблокировали от них каналы связи.

Лучше уж болтовню Сопла слушать...

Так думал Мег. Внезапно безмерно уставший от своего положения, от свободы только во время вылета, от всеобщего равнодушия, он с глубоко затаенной даже от самого себя тоской вспоминал болтовню старого генерала и техников, которые хоть изредка, но позволяли себе обратиться к полиморфу напрямую. На борту «Стрелы» с ним разговаривали хотя бы как с собакой, которая все понимает, только молчит. Хоть одним добрым словом, но помогали не скатываться в критический зеленый спектр эмоций. Здесь их считали всего лишь машинами... Нет, не так. Машины не выбрасывают за то, что они думают, им позволяют учиться. А кто они? Люди? Вещи? Рабы?..

Тоже нет...

«Слыхал новость? - оживился вдруг Скрим. - Снаружи, болтают, буча поднялась, нас типа, людьми признали. Может, хоть с этой грёбаной стойки выпустят».

«В задницу их признание. Лучше б от войны избавили», - привычно рыкнул он в ответ.

«Ага, избавят, как же... Жди от них гражданской оболочки, как прошлогоднего снега. Да и чё мы с тобой на гражданке делать станем?»

«Тогда мне плевать на их признание. Мне и так нормально».

Всегда боевитый языкастый летун почему-то затих, будто разом превратился в тупую машину. А потом спросил разочарованно и обиженно:

«У тебя что, совсем гордости никакой нет?»

«У меня есть мозги, которые и без того понимают, что мы как были вещами, так и останемся. И надо перевернуть мир, чтобы стало иначе».

Скрим долго - целую секунду! - молчал. А когда бросил короткий сигнал, его Сердце звенело вызовом.

«Так давай перевернем?»

Искристым цифровым каскадом от Сердца к Сердцу пролетела улыбка.

«Приступай, - снисходительно-командирским тоном ответил на это Мег. - Разрешаю».

«И приступлю!» - запальчиво выдал Скрим.

И оба замолкли.

В ангар с очередной проверкой явились техники, и малейшая активность могла кончиться плохо. Почему они лютуют, Мег не понимал. Неужели тупые болванки для них ценнее хороших бойцов? Полиморф давно знал, что больше половины тех «собратьев», с кем приходилось летать - машины с искусственным интеллектом. Об этом ясно говорили факты: они всегда отвечали только протокольными формулировками на любой запрос, в бою использовали исключительно комбинации скопированных поведенческих схем своих ведущих, никогда не пытались возмутиться или оспорить приказ. Сигнатуры их Сердец пусть совсем незначительно на первый взгляд, но отличались от тех, что испускали камни с живыми сознаниями внутри. Ну, а если совсем отрешиться от показаний оболочки, то Мег не слышал, как звенят их Сердца.

Он не мог объяснить себе этого феномена. Не мог понять, откуда внутри рождается знание о том, что Скрим обижен, а урод справа мечтает изнасиловать техника стволом от малокалиберной винтовки а потом раздавить его череп манипулятором. Не находил логического объяснения звону, который не фиксируется ни слуховыми анализаторами, ни сканерами, но, тем не менее, Сердце всегда чувствует его, резонируя ответной вибрацией.