— Тебе-то что.

Альфа присел и нагло взял веточку с рыбиной, уже прожаренной. Я ехидно сказал:

— Расплачиваться чем будешь за еду и свое вызволение из плена? Натурой?

Он подавился, и я рассмеялся, видя, как вытянулось лицо у альфы. Твердолобый он какой-то, шуток не понимает. Дальше меня и вовсе ужаснуло то, что он начал раздеваться. Затем лениво так сказал:

— Ладно, один раз только.

Заикаясь спросил его:

— Чего один раз?

Он пояснил обреченно:

— Один раз в тебя кончу и думаю, мы в расчете.

Я, медленно взяв из его рук рыбу, кинул ее ему в ноги и прорычал, ужаснувшись своему рыку:

— Жри тогда с земли, как шавка. Мне твой трах, поверь, не нужен. Ой, как не нужен. Идиот.

Он, тотчас схватив меня за руку, прорычал на ухо:

— А ты не перегибаешь палку, малец? Ты несколько дней уговаривал меня, чтобы я покрыл тебя первым в течку. Твоя течка вот-вот будет, считай, уговорил.

Я прошипел, отодрав руку из его захвата:

— Что значит течка? — спросил нехотя и на ослабевших ногах вернулся к костру и, сев к нему спиной, посмотрел на удивленного волка. Тот так и сел.

— У тебя что, мозги свернуло из-за траханья? Течка — это когда ты готов сделать потомство. Ты хотел от меня щенков или детей, как хочешь, так и называй. Я-то думаю, чё ты такой странный. А тебе память отшибло, видать. Сильно там тебя трахали.

Я огрызнулся вновь:

— Сильно — не сильно, но ты на свободе.

Он вновь заткнулся и начал одеваться. Я, доев свою рыбину, посмотрел, как он смотрит на то, что я выкинул ему под ноги, и, вздохнув, сказал тихо:

— Ладно, прости, что кинул в ноги.

Поднял с земли и, положив в костер, взял другой прутик, потолще и дал ему. Он кивнул нехотя. И взяв осторожно из моих рук, сказал тоже почти шепотом:

— Там пройма реки, нам не переплыть. Так что ждем, когда вода спадет, и полезем в воду. Надо вон то деревце воткнуть на тот берег и по нему будем ориентироваться. Следы за нами я затер. Нас ищут в другой стороне. Хорошо, что мы сразу далеко ушли. Тут не найдут.

Я, присев рядом, почистил руками землю и попросил:

— А нарисуй мне примерно, где мы сейчас? Память действительно отшибло.

Он кивнул и, взяв пустой уже прутик от рыбины и жуя на ходу, сказал:

— Вот мы тут. — поставил камешек и повел от него чуть в сторону. — Тут мы были. Два дня пути. Просто, я быстро бегаю, и потому шли быстрее. — рисует в другую сторону несколько лучей и шепчет что-то, вспоминая видимо. — Это несколько деревень: Шуя, Арег, Кия и город вот тут. — тыкает чуть повыше деревень прутом. — Город Киреж. Но не лезь туда. Там дадут так, что побежишь, тебя догонят и снова дадут. Не унесешь. Остроухие не шутят и умело кидают в спину ножи и стрелы.

Задушено переспрашиваю:

— Остроу…

Волк мычит, уже жуя другой прутик.

— Эльфы, клан там спящих. Только вот они не спящие ни разу. Это название такое. Они будущее видят, потому их и прозвали Спящие. Сами-то они очень бодренькие. — он замолк и, уже пристальнее посмотрев на меня, вновь спросил: — Ты точно ничего не помнишь?

Киваю головой и зеваю во весь рот.

— Ладно, я спать, не дергайся. Не ищу у тебя я тепла.

Но волк вдруг сам предложил:

— Да я ведь не против, чтобы ты рядом спал. Все-таки тепло будет тебе. Ты вон какой: худой и мелкий. И наркотик выходить к утру будет.

Я помотал головой.

— Не-а, не-а, тьфу на тебя, тьфу. Ни каких рядом, даже поспать. Вы, альфы — дурные. Видел я вас и трезвыми, и пьяными сегодня, долбили мой зад одинаково. Так что даже не смотри на меня так брезгливо, я пытался выжить. И не забывай, еще и твою шкуру спас. Пусть мне и нужно было знать куда идти, и ты меня потом подхватил, конечно, спасибо тебе большое. Но спать мы будем раздельно. Я еще уважаю себя.

Волк, видя, что я разошелся не на шутку, сам уже кивая, сказал:

— Да как хочешь.

Я, довольно рыгнув от плотного позднего ужина, поворошив костерок, добавил пару деревцев гнилых, чтобы к утру не потух, и упал красиво в свой шалашик. Ох, как же хороша вот такая жизнь без парализованных ног. И пусть меня ищут, и пусть весь мир катиться к чертям собачьим, а я буду наслаждаться этим вольным ветром и свежей добычей, которую я сам себе смогу добыть.

Во сне меня пытали несколько альф и тыкали в мои парализованные ноги когтями. Я, вздрагивая, пытался уползти от них, но они вновь и вновь трахали мое тело без остановки.

Проснулся от жары и духоты. Рядом со мной лежал альфа и смотрел на меня как-то жалостливо.

— Здорово они тебя побили, конечно. Ты орал всю ночь. Спи, давай.

Сил не было дергаться из его захвата, лишь прошептал:

— Только тронь меня, волчара, найду способ, как тебя убить.

Он, дернувшись от меня, видимо, передумал уходить и все же лег просто рядом, не касаясь меня. Прямо у входа в шалаш.

Утро с тошноты началось, я кинулся к озеру и вновь, как вчера, увидел умную морду рыбины. Ага, мой обед и ужин, привет. Не виделись давно. Опорожнив свой мочевой пузырь и желудок, с недоумением пошел обратно к стоянке, но вновь, закрыв рот ладонью, побежал обратно. Блевать уже нечем было, но позывы крутили так, что между ног потекло.

С ужасом посмотрел между ног. Твою ж мать!!! С рыком возвращаюсь к стоянке и гневно спрашиваю:

— Так ты покрыл того… блять, это тело покрыл?!

Волк дергается в сторону и, обернувшись, хрипло отвечает:

— Покрыл — не покрыл, какая теперь разница.

Я, задыхаясь, спрашиваю, боясь даже думать об этом.

— А рожают у вас самки?

Он, удивленно глядя на меня, оглядывает мое тело и тихо шепчет:

— Нет, омеги. Самок никогда и не было, это все истории для детей на ночь. Вы нам и рожаете щенков. Я же говорил тебе вчера про помет?

Я нервно переспрашиваю:

— Помё…? Помёт?! Это типа как у собаки? — он кивает, и я зло сплевываю. С шипением себе громко говорю: — Ну вот, значится, с назначеньицем вас, дорогой Сергей Васильевич. С назначеньицем!!! Гады!!! Кто, блять, это придумал?!

Альфа показывает мне на ноги и тихо говорит:

— У тебя течка вот прям сейчас, твой запах…

Перебиваю его и шиплю:

— Блять, даже не нюхай мой запах!!! Я для тебя никто и звать меня никак, понял? — он молча смотрит на меня. А я вновь рычу: — Если ты и трахал мое тело, это не значит, что я снова подставлю тебе свой зад. Тебе ясно?

Он кивает и тихо говорит:

— Словно это и не ты, Рик.

И тут меня кидает словно на него.

— Я не Рик, ясно тебе? Я не Рик, и я не шлюха!!! Блять, я не шлюха!!! Ты понял меня?!!! Уходи уже от меня. Я сам выживу как-нибудь. Вы все уроды, эти альфы. Все уроды и ублюдки!!! — все тело пронзает злостью и гневом так, что руки дрожат. Резко ухожу обратно, истекая слизью, и смотрю на то, что она продолжает течь.

Тянет пожевать вон ту некрасивую травку. Ее запах даже сводит с ума. Скулю в голос, и только когда уже она у меня в пасти, чувствую, как обернулся. А я ведь даже и не задумывался об этом. Ползу в свой шалашик и замираю так до вечера, осмысливая то, во что попал. Как же теперь выживать? Сердце бьется сильней и быстрее. Накрутив себя так, что самому тошно, отворачиваю морду от входа. Там садится этот альфа и говорит негромко, словно боясь меня спугнуть.

— Я Тен. А тебя как звать? Это перед течкой так бывает, недолго, предупреждает о том, что течка будет скоро.

Я молча смотрю сквозь приоткрытые веки. Тело еще ноет, даже странно, но кажется, травка остановила нервные скрутки в теле, какие-то непонятные позывы, и я вновь иду, слабо передвигая ногами, к той травке. Надо еще пожевать. Слабость такая, что голова кружится. Сзади раздается голос альфы Тена.

— Сказал бы, я бы принес.

Огрызаюсь слабо:

— Иди ты в пень, мне еще твоих ухаживаний не хватало вот.

Он вновь замолкает, и я уже в человечьем обличье загибаюсь и вновь начинаю блевать от горечи этой травы. Ох, какая она крепкая. Тен смеется.