До недавнего времени профессора опекала его любимая внучка Аня, но летом она скоропостижно вышла замуж и теперь готовилась направить материнский инстинкт в иное русло. Другими словами, Балтер жил один. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

Он встретил Быкова в тщательно отутюженных бежевых брюках, слегка подпорченных кетчупом или вареньем.

– Проходи, Дима, – пригласил Михаил Иосифович, отступая от двери. – Можешь не разуваться. На послезавтра у меня намечена уборка.

Складывалось впечатление, что в последний раз он убирал еще в прошлом году, а ведь близилась уже середина января. Вопрос с командировкой в Ботсвану решился на удивление просто: фотографии заказали сразу два журнала. Теперь Быкова тревожило совсем другое: ожидающая его роль няньки при Балтере. Из-за своей способности все путать, забывать и терять профессор обещал стать весьма непростым подопечным.

– Я принес список вещей, которые необходимо взять с собой, – сказал Дмитрий, пройдя в кабинет, заваленный не поместившимися в шкафах книгами.

– Не стоило беспокоиться, – замахал руками Балтер. – Достаточно было позвонить.

– И вы бы все запомнили, Михаил Иосифович? – вкрадчиво поинтересовался Быков.

– Если бы не запомнил, то записал бы, – последовал ответ.

– А потом сунули бы листок в морозильную камеру и забыли о его существовании.

– Почему в морозильную камеру? – обиделся Балтер.

– Ну в микроволновку.

– У меня нет и никогда не было микроволновки!

– Тогда в стиральную машинку, – сказал Быков. – У вас тут есть где разгуляться.

– Дима! – воскликнул старик. – Когда речь идет о важных вещах, я никогда ничего не забываю.

– Отличное качество. Но все же позвольте мне сделать вот что…

С этими словами Дмитрий поместил список под покрывающее поверхность письменного стола стекло, между фотографией внучки Михаила Иосифовича и календарем на текущий год.

Балтер наблюдал за его действиями с видом человека, вынужденного подчиниться бессмысленной, но неизбежной формальности.

– Имей в виду, Дима, в Африке мы поменяемся ролями, – пообещал он.

Быков насторожился.

– Иными словами, – произнес он хмуро, – вы намерены взять командование на себя, Михаил Иосифович?

– А как же иначе! – воскликнул Балтер. – Кто лучше меня знает правила поведения в буше, саванне, на реке?.. Нас с тобой ждет встреча с самой дикой природой планеты. Поэтому от меня не отходить ни на шаг, к зарослям и кустам в одиночку не приближаться, руки и ноги в воду не совать. Окаванго кишит крокодилами и змеями.

– А помните, как на нас напал морской крокодил? – спросил Быков.

– Конечно, Дима. Это было потрясающее приключение!

Сейчас воспоминания вызывали на лицах мужчин улыбку, но в свое время, когда они едва не стали добычей гигантского хищника, им было не до смеха.

– Скажите, Михаил Иосифович, не собираетесь ли вы арендовать моторную лодку? – поинтересовался Быков.

– Нет, – покачал головой Балтер.

– Как? Вы не намерены проплыть по Окаванго? – удивился Быков.

– Я вижу, ты плохо представляешь себе, что это за река, Дима. А ее нельзя недооценивать, ведь она своенравна и капризна, как женщина. Берет начало всего лишь в трех сотнях километров от Атлантического океана, а потом вдруг резко поворачивает к океану Индийскому. Но не впадает туда, не впадает! – Профессор Балтер помахал пальцем в воздухе. – Исчезает в песках Калахари. Правда, перед этим разливается, – он широко развел руками, – образуя самую большую внутриконтинентальную дельту в мире.

– Я и говорю, – кивнул Быков. – Грех не поплавать по самой большой дельте в мире.

– Там непролазные топи и непроходимые заросли папируса, – сказал Михаил Иосифович с усмешкой превосходства на тонких губах. – А еще повсюду островки, затрудняющие навигацию. Их строят термиты, да-да, термиты. А уже потом на месте термитников растения пускают корни. Образуются острова, соединенные протоками, которые прокладывают гиппопотамы. – Тут Балтер бросил испытующий взгляд на Быкова. – Их еще называют бегемотами. В просторечии.

– Я в курсе, – скромно ответил Быков.

– Рад это слышать. В наше время молодежь такая, гм, нелюбознательная…

На это можно было многое возразить. Например, что современной молодежи известно такое, что и не снилось людям старшего поколения. Или что сам Быков уже не считал себя молодым. Но спорить не имело смысла. Профессор Балтер принадлежал к числу людей, которые обожают говорить, но не слишком внимательно прислушиваются к мнению окружающих.

– Как же мы будем пробираться по тропам, проложенным гиппопотамами? – спросил Быков и с невинным видом уточнил: – Именуемыми в просторечии бегемотами…

Возможно, Балтер и заметил подковырку, но не отреагировал на нее, сочтя это ниже своего достоинства.

– Единственное средство передвижения там – туземные пироги. – Профессор внимательно посмотрел Быкову в глаза. – С ударением на втором слоге, обрати внимание.

Оказывается, ему тоже было присуще чувство язвительного юмора, которым всегда отличался Быков.

– Это такие лодки, выдолбленные из дерева, – продолжал Балтер как ни в чем не бывало. – Благодаря узкой, вытянутой конструкции они способны плыть среди зарослей папируса.

– С ударением на втором слоге?

– Да, Дима. Если тебе будет угодно.

Сделав вид, что он не уловил сарказма, Балтер поставил Быкова в глупое положение. Отлично сработано! Дмитрий усмехнулся в усы:

– Я постараюсь запомнить. А вы постарайтесь приобрести все, что здесь записано. – Он постучал ногтем по стеклу на столе. – Созваниваться будем ежедневно, утром и вечером. Держите телефон при себе, пожалуйста. Вылет через четыре дня. Билеты уже заказаны. Виза для поездки в Ботсвану не нужна, и это облегчает нам задачу.

– Почему через четыре дня? – нахмурился Балтер. – Мы напрасно теряем время.

– Не знаю, как у вас, а у меня есть дела, которые необходимо закончить, – сказал Быков. – В общем, собирайтесь, Михаил Иосифович. За день до вылета я к вам загляну, уточним некоторые детали.

На том и порешили. Навестить Балтера еще раз перед отъездом было правильным решением. Потому что в противном случае нам пришлось бы попрощаться с профессором навсегда.

Когда, как и было условлено, Быков заехал к Михаилу Иосифовичу, его насторожил запах гари в подъезде. Слегка отклоняясь от повествования, отметим, что это был именно подъезд, а не парадное, как часто говорят те, кто никогда не видел настоящих парадных – со сверкающими мраморными ступенями, яркими светильниками и бронзовыми украшениями. Наличие парадного входа подразумевает существование черной лестницы: узкой, грязной, насыщенной запахами кухни. Именно таким был подъезд, в который вошел Дмитрий: с грязной лестницей, щербатой облицовочной плиткой и богатой настенной росписью, но зато без лифта и без консьержа.

Чем выше поднимался Быков, тем ощутимее становился запах дыма. Добравшись до последнего, пятого, этажа он почувствовал, что у него першит в горле и слезятся глаза.

– У кого горит? – спросил Дмитрий женщину, высунувшуюся из двери.

– У профессора, у кого же еще! – сердито отозвалась она. – То соседей снизу затопит, то нас сжечь норовит. И когда уже его черти заберут?

Выругавшись напоследок, она скрылась из виду.

Добежав до двери Балтера, Быков попытался выбить ее плечом, потом принялся давить на кнопку звонка, но все было напрасно. Крики и удары ногами по двери тоже не дали результата. Дмитрий отступил, вспотев от нехорошего предчувствия. Дыма, сочащегося из щелей, становилось все больше, он плавал в подъездных сумерках голубоватыми слоями, таинственный и страшный.

Выбить бронированную входную дверь не представлялось возможным: она была прочной и надежной.

– Михаил Иосифович, откройте! Слышите меня? Это я, Дима!

Быков в отчаянии ударился о металл одним плечом, потом другим.

– Угорит ваш Михаил Иосифович, – послышалось из-за соседней двери. – Задохнется, старый хрыч.