Школьники повернулись и побрели через Клоуз, а констебль посмотрел им вслед и рассмеялся.

– Приятная юная парочка, сэр, – заметил он. – И это называется здоровым интересом. Таким вот здоровым интересом весь город пропитался сегодня, доложу я вам.

Брайс, который уже двинулся в сторону библиотеки, располагавшейся на противоположной стороне Клоуза, остановился и спросил:

– Ваши люди установили личность погибшего? Есть что-нибудь новое?

– Ничего, но будут даны объявления в газетах, сэр, – ответил полицейский. – Это самый надежный способ, если нужно что-то узнать. А еще я слышал, как начальник говорил, что придется связаться с герцогом и выяснить, был ли он знаком с этим бедолагой. Думаю, начальник сам отправится в Саксонстед.

Брайс зашагал в сторону библиотеки, размышляя на ходу. Газеты? Нет лучшего способа распространения новостей. Если у мистера Джона Брэйдена были родственники и друзья, они узнают о его трагической гибели через прессу и дадут о себе знать. А в таком случае…

– Но я нисколько не удивлюсь, – пробормотал Брайс себе под нос, – если выяснится, что в «Митре» он поселился под вымышленным именем. Интересно, верна ли версия Арчдейла? Впрочем, завтра многое прояснится в ходе расследования. А пока мне нужно узнать побольше о могиле Ричарда Дженкинса или Дженкинсона – как бы его там ни звали.

Знаменитая библиотека собора в Райчестере занимала живописное старинное здание. Там день за днем, расположившись среди бесценных томов и рукописных книг, огромных фолиантов и книжек размером в четверть листа, древних гравюр и других реликтов еще времен Средневековья, хозяйничал Амброуз Кампани, хранитель. Почти всегда его можно было застать на месте, в любой момент готового показать свои сокровища посетителям, туристам и библиофилам, съезжавшимся почти со всего мира, чтобы взглянуть своими глазами на чудеса книгопечатания. И Амброуз Кампани, приветливый мужчина средних лет с копной взлохмаченных волос, носивший очки с синими стеклами, у которого любовь к книгам и старине словно запечатлелась на добродушном лице, оказался и сейчас на рабочем месте. Он беседовал со стариком, соседом по Фрайэри-лейн, Симпсоном Харкером – тихим, вечно задумчивым пенсионером, которого считали отошедшим от дел торговцем, чьим любимым занятием являлись прогулки по городу. Войдя, Брайс услышал слова Кампани, обращенные к гостю:

– Самое важное – книга, какую они нашли в чемодане мужчины, остановившегося в «Митре». Конечно, я не сыщик, но считаю ее весьма ценной уликой.

Престарелый Симпсон Харкер, сидевший рядом со столом библиотекаря, сложив руки поверх рукоятки крепкой и толстой трости, окинул Брайса внимательным взглядом, когда тот пересек комнату и приблизился к ним.

– Насколько я слышал, доктор находился там, когда доставали книгу, о которой вы только что изволили упомянуть, – сказал старик. – Об этом мне сообщил Митчингтон.

– Да, я там присутствовал, – кивнул Брайс и обратился к Кампани: – Почему вы считаете ее уликой?

– По очень простой причине, – ответил библиотекарь. – Человек возил с собой книгу об истории Барторпа. Что такое Барторп? Небольшой рыночный городок в Мидлендсе, графство Лестершир, если не ошибаюсь, который ничем особенным не примечателен, хотя, несомненно, обладает давней историей. Кто, кроме жителя самого Барторпа – в прошлом или в настоящем, – заинтересуется его историей до такой степени, чтобы брать книгу об этом с собой в дорогу? Отсюда я делаю вывод: наш незнакомец был из тех краев, и именно в Барторпе следовало бы в первую очередь навести справки о нем.

Симпсон Харкер промолчал, а Брайс вспомнил, чтó сказал мистер Деллингем, когда они обнаружили книгу.

– А мне все это не кажется настолько очевидным, – небрежно возразил он. – Я видел книгу. Занятный старомодный переплет и такие же старые медные пластины внутри. Мужчина мог приобрести ее по одной лишь этой причине. Я и сам порой покупаю букинистические издания, пусть даже не столь странные с виду.

– И все-таки, – упорствовал Кампани, – я бы навел справки в Барторпе. Надо всегда исходить из наиболее вероятных объяснений. А в данном случае представляется, что интерес незнакомца к книге был вызван тем, что он имел к городу какое-то отношение.

Брайс повернулся к стене, на которой висело несколько схем и планов райчестерского собора и его окрестностей. Собственно, он и явился в библиотеку, чтобы изучить один из этих чертежей. Но внезапно ему в голову пришла мысль, что он мог задать вопрос, который не вызвал бы ни подозрений, ни удивления.

– У вас есть книги регистрации захоронений внутри собора? – спросил Брайс. – Какие-то документы, где все это фиксировалось? Недавно я просматривал мемориальный альбом о Райчестере, и мне бросились в глаза несколько имен людей, о которых мне захотелось узнать подробнее.

Кампани поднял гусиное перо и указал на шкаф с переплетенными в кожу фолиантами в дальнем углу комнаты.

– Третья полка снизу, доктор, – ответил он. – Там вы найдете две книги. В одну из них занесены данные о захоронениях внутри собора до наших времен. Другая – реестр могил на погостах «Райского уголка» и прочих мест. Какие фамилии вы хотите разыскать?

Брайс сделал вид, будто не расслышал последнего вопроса, направившись к шкафу, на который указал Кампани, и, сняв второй из упомянутых томов, присел за столик. Кампани пришлось крикнуть через обширное помещение:

– Вам будет полезен именной указатель в самом конце! Ведь туда занесены все захоронения почти за четыреста лет.

Брайс обратился к указателю, записи в нем были сделаны множеством разных почерков. И буквально в течение минуты обнаружил нужную ему информацию: «Ричард Дженкинс, почил 8 марта 1715 года, захоронен в «Райском уголке» 10 марта». Он чуть не рассмеялся вслух при мысли, насколько легко оказалось найти то, поиски чего считал сложнейшей задачей. Но чтобы не подать виду, что уже обнаружил все, что хотел, Брайс продолжил листать крупные страницы, а на случай, если библиотекарь станет приставать с расспросами, запомнил еще несколько имен и фамилий. Вскоре он поставил фолиант на прежнее место и обратил свой взор снова на ту стену, где висели чертежи и схемы. Одна из них являлась планом «Райского уголка», причем с подробным указанием мест расположения надгробий и имен, нанесенных на них. На плане древнего и уединенного погоста при соборе он надеялся отыскать точное местоположение могилы Ричарда Дженкинса.

И тут он впервые столкнулся с затруднением. По обоим полям старого плана, датированного 1850 годом, в виде таблиц были представлены списки захоронений «Райского уголка». Имена и фамилии усопших, а рядом указан номер, соответствующий такому же номеру на плане. Но Ричарда Дженкинса в списках не значилось, хотя Брайс внимательно просмотрел их несколько раз. Фамилия отсутствовала. Понятно, что могила Ричарда Дженкинса, похороненного в «Райском уголке» в 1715 году, никуда деться не могла. Его надгробие по-прежнему находилось где-то там между тисами и кипарисами, но вот имя и эпитафия с него, вероятно, исчезли, стертые временем и непогодой. Что же делать с памяткой, которую Брайс обнаружил в кошельке погибшего мужчины?

Он отвернулся от плана в полной растерянности и поймал на себе взгляд Кампани.

– Нашли, что хотели? – спросил тот.

– Да, спасибо, – кивнул Брайс. – Мне стало любопытно, где находятся захоронения Спелбэнксов. Это была очень большая семья, как я погляжу.

– В юго-восточном конце «Уголка», – сказал Кампани. – Там несколько могил. Спросили бы меня сразу, и не пришлось бы искать.

– Да вы просто ходячая энциклопедия собора! – рассмеялся Брайс. – Уверен, вы знаете каждый водосток, каждую горгулью!

– Так уж мне положено, – отозвался библиотекарь. – Я ведь получаю жалованье за это уже сорок пять лет. Начинал совсем еще мальчишкой.

Брайс ответил ему какой-то вежливой фразой, попрощался и отправился домой, где провел большую часть вечера, стараясь найти разгадки сразу для нескольких таинственных событий дня. Но ничего толкового ему в голову не пришло, и он все еще мучился поиском ответов, когда на следующий день пошел на слушания расследования по делу, обнаружив, что зал при управлении судебно-медицинского эксперта полон городскими жителями, столь же любопытными, как и он сам. Сидя там, слушая сначала предварительное заключение, а потом показания свидетелей, Брайс вдруг осознал циничную правду: несколько слов из его уст могли бы повлиять на ход расследования. Он мысленно перечислил, что сообщил бы, пожелай рассказать всю правду. Представил, как заставил бы заплясать Рэнсфорда, будь он, Брайс, судебным экспертом или прокурором, а Рэнсфорд стоял на трибуне для свидетелей. Он спросил бы его под присягой: был ли доктор знаком с погибшим, имел ли с ним какие-либо дела в прошлом, встречался и разговаривал с ним тем трагическим утром? А потом, глядя Рэнсфорду в лицо, задал бы вопрос вопросов: не его ли рука столкнула несчастного навстречу верной смерти? Однако пока в планы Брайса не входили разоблачительные выступления. Следствию он собирался сообщить лишь то, что было угодно ему самому, но не более. А потому Брайс сидел, слушал и понимал, судя по услышанному, что все эти люди блуждали в тумане; среди огромной толпы собравшихся был только один человек, обладавший хоть каким-то реальным представлением об истине: он сам.