— Потому что я спас твою задницу пару недель назад и боюсь, что в следующий раз у меня это не получится, — терпеливо объяснил Браун.

В моей голове было много вопросов в тот момент, но их все вытеснил именно тот, что я сам задавал себе последние две недели:

— Почему ты мне помогаешь?

— Тебе не кажется, что здесь слишком много «почему»? — спросил он, улыбаясь, — И я помогаю не только тебе.

— Ах, точно, Рихард… — многозначительно произнес я, внимательно наблюдая за выражением лица парня: тот сразу отвел взгляд в сторону и поджал губы, мотая головой.

— Ничего ему не говори про наш разговор.

— Я не понимаю… — пробубнил я, уставившись на него, но тот, не дождавшись дальнейших вопросов с моей стороны, приподнялся со скамьи и напоследок бросил:

— До встречи.

— Пауль, у меня плохие новости, — сообщил мне Тилль, когда Рихард как раз вышел из кабинета. Я кивнул тому и сразу же оттащил Тилля в сторону за плечо.

— Твоя мать мне звонила, — продолжил он, оглядываясь по сторонам, — Я сказал, что ты не у меня, но ты же понимаешь, что она мне не поверила?

— Твою мать… — раздраженно произнес я вместе с шумным выдохом, — Я возьму вещи и уйду.

— Куда, блять? — спросил меня он.

— Все равно.

***

До разговора с Тиллем в моей душе теплилась хоть какая-то надежда на то, что все изменится в лучшую сторону. У меня были неясные и смутные планы на дальнейшую жизнь, потому что проживание у Тилля, пусть даже на несколько дней, могло дать мне необходимое время на то, чтобы придумать, что мне делать и как, но теперь я остался еще и без крыши над головой. Быстро собрав все свои вещи и попрощавшись с Тиллем, я поехал на другой конец города. Не знаю, что именно двигало мною: желание убежать из родного района в котором было небезопасно, или банальная потребность в смене обстановки на какое-то время?

Я отправился к озеру в заброшенном парке на окраине города, уселся на самом берегу и молча хлестал алкоголь из фляжки отца, которую я стащил у него еще в шестнадцать. Все в этот день словно было направлено против меня и моей воли: алкоголь стремительно кончался, да и сигарет оставалось только несколько штук. Прикурив очередную, я внимательно вглядывался в серебряную гладь воды озера, наблюдал за косяком уток, которые патрулировали по всему его диаметру. На часах было восемь вечера, стало стремительно холодать, и я в своем легком пальто и даже без шапки, просто не мог этого не почувствовать. Мать, наверное, думает, что я показываю свой характер, что делаю это потому что я подросток, а подростки, блять, всегда хотят сделать все поперек, но это не так. И я не собирался гулять где-то два дня для того, чтобы попортить ей нервы, а потом вернуться. Я сказал, что ушел, и мое решение может изменить только смена ее гребаного ни чем не обоснованного мнения.

Я бросил окурок последней сигареты на землю, и хотел было подойти ближе к уткам, но вдруг неожиданно понял, что пошел дождь. Ахуенно холодный, мать его, дождь. И все бы ничего, если бы не давшая о себе знать усталость и потребность во сне. Ночевать мне было негде, есть мне было нечего, и даже поговорить было не с кем, и на секунду я почувствовал себя опустошенным и никому ненужным, но потом вспомнил о своих друзьях, о сестре и о Рихарде.

«Ты же помнишь, что двери моей квартиры для тебя всегда открыты.»

Идти мне было все равно некуда, и вся моя гордость была сметена этим чертовым холодным дождем и накрыта зловещими сумерками, которые постепенно опускались на город, поэтому через некоторое время я уже стоял на пороге квартиры Рихарда, ужасно измученный и уставший, и просто хотел, чтобы он меня обнял.

— Пресвятые угодники… — пробормотал незамедлительно открывший дверь Рихард, оглядывая меня. Да, я понимал, что зрелище было не из лучших: пару часов я провел на улице под дождем, уставший и не знающий куда идти. Два часа я думал о том, что не нужен своей семье, я не нужен никому, кроме человека, который сейчас стоял напротив меня в полурасстегнутой рубашке, с какой-то книгой и чашкой ароматного кофе в руках.

— Ты один? — с надеждой в голосе только и спросил я, на что тот сразу же энергично закивал, отступая в сторону.

— Да, господи, ты весь промок, — бормотал он, не отрывая от меня глаз, но у меня не было сил даже на простое «да» в ответ, поэтому я молча прошел в квартиру, медленно стягивая с себя одежду.

— Рихард, мне некуда идти, — обреченно выдавил из себя я, уставившись в пол.

— В душ, отогреваться! — тот внезапно повысил на меня голос, дотрагиваясь до моего пальто, промокшего насквозь, — Чертовы мартовские дожди.

— Х-хорошо… — я послушно кивнул и последовал в ванную комнату, прихватив с собой чистую и сухую одежду. Стоя под приятными, почти горячими струями воды, я думал о том, что завтра меня, скорее всего, найдут, и я как миленький поеду в Гамбург, потому что средств для существования здесь у меня нет и не будет. Неужели она не понимает, что осталось каких-то два жалких месяца? В этой школе вся моя жизнь, и я говорю не только о Рихарде, но и о своих многочисленных друзьях. Так и не найдя никакого внутреннего компромисса, через десять минут я вылез из душа довольный, теплый и почти трезвый.

В это время Рихард что-то читал и неспешно потягивал кофе, сидя в кресле с задумчивым видом. Я практически беззвучно прошел в помещение и молча опустился на кровать напротив него. Круспе бросил на меня мимолетный взгляд, и вложив в книгу закладку, отбросил ее в сторону, присаживаясь рядом со мной. У меня не хватало сил и смелости посмотреть ему в глаза, и я даже сам не понимал, почему.

— А вот теперь ты все мне и расскажешь, — констатировал он, не дожидаясь начала моего добровольного покаяния.

— У тебя еще есть вино? — неожиданно даже для себя спросил я.

— А как же болезни печени? — ответил он вопросом на вопрос, видимо вспоминая недавние события. Ах, да, когда Рихард болел и заливал свою простуду виски, я прочитал ему кучу лекций о циррозе печени, раке и прочих прекрасных заболеваниях, но каждый раз он посылал меня нахуй. Вспомнив об этом, я невольно улыбнулся, понимая, что в то время у нас еще не было таких проблем, и мы даже не предполагали, что таковые вообще могут быть. Рихард протянул мне бокал с темно-красной жидкостью, и я молча кивнул в ответ.

— Нахуй болезни, я так устал, — я махнул рукой в неопределенном направлении. У Рихарда в комнате как всегда был порядок и довольно умиротворенная атмосфера с еле слышной медленной музыкой и приглушенным светом, и я понял, что меня тут точно не ждали, и мне почему-то стало жутко неудобно и даже стыдно, — Извини, если помешал, или…

— Да что ты за ерунду говоришь? — снова начал он, и его как всегда мягкий и бархатный тон голоса успокоил меня, — Оставайся сколько хочешь. Родители все равно уехали.

— Мы в последнее время слишком много пьем, — учтиво подметил Рихард, делая пару глотков.

— Извини за Марка, — произнес я, увидев едва заметный ушиб на его скуле.

— Это было мое решение, — заверил меня Рихард, — Я пришел в школу просто поговорить, но как только увидел его наглую рожу, и подумал о том, как вы, как он…

— Тихо, Рихард, все хорошо, все в порядке сейчас.

— Я просто так испугался за тебя, что не удержался, — пояснил он, пожав плечами, на что я лишь улыбнулся.

— Твой отец все знает? — спросил я, уже заранее зная ответ. Мне просто хотелось как-то начать беседу об этом, потому что я чувствовал свою вину из-за случившегося.

— Знает, — Рихард кивнул, допивая свое вино.

— И…

— Пауль, ему все равно, — он глубоко вздохнул, и добавил: — Нет, ему похуй.

— Зато моим не все равно, — с грустной усмешкой произнес я, и вместе с воспоминаниями о нашей с матерью ссоре на меня нахлынули прежние размышления о том, чтобы самому оставить этот город, и я решил поделиться ими с Рихардом: — Может, нам уехать? Не из страны, в смысле, но…

— Нет, мы не можем, — Рихард отрицательно покачал головой и отставил наши пустые бокалы на стол, — Пауль, это все звучит очень круто, но ты посмотри в каком мы дерьме: у нас нет ни денег, ни образования. Я бы уехал и плевать, но так мы ничего не добьемся и сделаем хуже себе же самим.