Берк умер тем же вечером, так и не придя в сознание. А вскоре после похорон Лафонтен, приехав навестить Верчезе, с презрительным негодованием выговаривал имя нового Верховного Координатора.

Клод Валера.

*

…Посетители прибыли в начале седьмого.

Лафонтен ждал их в гостиной на первом этаже и поднялся из кресла, только когда Патрик открыл двери, впуская Роше и двух женщин — медсестер из клиники.

Поздоровавшись, Роше повернулся к своим спутницам.

— Позволь представить наших сотрудниц… Мадлен Руш. — Он слегка улыбнулся. — Ее ты, возможно, помнишь — по прошлому посещению моей клиники.

— Да, помню. Рад встрече, мадам…

— Просто Мадлен, — мягко поправила та. — Так удобнее, и привычнее мне.

— Катрин Фарелли.

Младшая женщина ничего не сказала, только улыбнулась и наклонила голову.

Роше продолжил:

— Они будут дежурить у тебя по очереди, поскольку днем к тебе не подступиться и придется все откладывать на вечер и ночь. Но уж тут, будь добр, не противься.

— Как скажешь, — Лафонтен передернул плечами и спрятал руки в широкие рукава халата.

Роше встревоженно нахмурился:

— А выглядишь ты неважно, друг мой… Давай-ка поднимемся в твои комнаты. Да, кстати, та девушка — твой секретарь, кажется?

— Я попросил ее приехать к семи часам. Идемте.

Они поднялись на второй этаж. Приведя гостей в комнату, смежную со спальней, Лафонтен повернулся к Роше:

— Мы можем поговорить здесь.

— Нет, не можем, — отрезал тот. — Мы ни о чем не будем разговаривать, пока ты не ляжешь.

Спорить было бесполезно. Добродушный улыбчивый толстяк Роше добродушным и улыбчивым оставался только в том, что не касалось его работы, а уж пациентов он каких только не видал!

Роше прошел в спальню, дождался, пока очередной его капризный пациент ляжет, и поставил на стол свой кейс.

— Давай-ка я тебя осмотрю, потом поговорим…

Он сел на край кровати, поставил рядом небольшой серый футляр, открыл его — замок щелкнул негромко, но очень отчетливо. Лафонтен не успел сдержать короткий вздох, и Роше это заметил:

— Не вздрагивай, это всего лишь тонометр. Я ничего не буду делать, только прослушаю тебя и измерю давление.

— Извини.

Легко было сказать — не вздрагивай…

Закончив осмотр, Роше убрал свои приборы, придвинул к кровати стул и, сев, принялся четко и обстоятельно излагать детали курса лечения. Лафонтен выслушал внимательно, не перебивая, но, едва Роше умолк, тихо спросил:

— Это ведь не лечение, правда, Луи? От этой болезни нет лекарств.

— Верно, — кивнул тот. — Это способ избавить тебя от лишних мучений. Так ты будешь жить почти нормальной жизнью.

— Сколько? — в упор спросил Лафонтен.

— Я ведь уже говорил.

— Не надо утешать меня сказками, Луи. Сколько? За вычетом времени, которое я должен буду провести на больничной койке?

Роше подумал немного, потом, решившись, произнес:

— Полгода. В лучшем случае, если не будешь пренебрегать моими советами. Хотя я и не жду, что ты будешь проводить время на больничной койке. Сегодня у тебя останется Мадлен. Лучше, если она будет где-нибудь поблизости.

— Конечно. Скажите Патрику, он позаботится.

Лафонтен хотел спросить его еще кое о чем, но тут в спальню осторожно заглянул Патрик и сообщил о приезде Даны.

Роше кивнул:

— Лежи. Я встречу твою адъютантшу… Все равно мне нужно с ней поговорить.

Лафонтен снова откинулся на подушки. Пусть.

Хотя с Даной он предпочел бы поговорить сам. Он уже почти жалел, что обратился к ней за помощью…

…К реальности его вернуло мягкое прикосновение ко лбу прохладной ладони.

Он, вздрогнув, открыл глаза и увидел над собой напряженно нахмурившегося Роше.

— Извини… я, кажется, задремал.

— Ничего, — отозвался Роше. — Похоже, дела обстоят хуже, чем я думал… Ну что ж, с мадемуазель Даной мы побеседовали, все инструкции я ей дал. Проверять буду лично, имей в виду. Так что не отмахивайся и не отнекивайся.

— Перестань считать меня вздорным стариком, Луи, — с улыбкой произнес Лафонтен. — Я же не враг себе, в конце концов.

— Ну и замечательно. И давай займемся делом, у нас все готово.

— И… что от меня требуется?

— Немного раздеться. Первые две инъекции сделаем сейчас, пока я здесь. Посмотрю на твою реакцию.

— Две? Боже мой… — Лафонтен нервно усмехнулся, откинув край одеяла и начиная расстегивать пуговицы просторной блузы.

Что там делают помощницы Роше, он даже видеть не хотел. Несколько раз вздохнул, вгоняя сбившееся было сердце в нормальный ритм. Прикрыл глаза.

Пуговица застряла в петле, он с внезапным раздражением дернул ее сильнее — и вскинулся, когда поверх его руки легли чужие пальцы.

— Что?

— Тише, — улыбнулась Дана. — Позвольте мне.

Он, растерявшись, посмотрел на ее руки, на закатанные по локоть рукава блузки, потом снова поднял взгляд. Это походило на сон — Дана, которая сидит на его кровати и аккуратно расстегивает его одежду.

— Но почему вы?

— Профессор Роше мне вас не доверит, если сам не посмотрит на меня в деле.

Она откинула блузу с его правого плеча и мягко провела ладонью по его руке до локтя. По-своему поняла нервную дрожь и напряжение:

— Месье Антуан, я знаю, что делаю. Расслабьтесь, пожалуйста.

Он молча прикрыл глаза.

Касание теплой женской ладони. Он заставил себя сосредоточиться на этом ощущении, отодвигая все остальное — шелест, приглушенные голоса, звякнуло стекло, потом металл, резко пахнуло спиртом, холодная влага пробежала по коже… Кажется, ему удалось даже не вздрогнуть.

— Очень хорошо, — сквозь звон в ушах пробился голос Роше. — Вы точно не работали в медицинской сфере, мадемуазель?

— Я просто не забываю то, чему когда-то научилась, профессор.

Лафонтен вдохнул, выдохнул и открыл глаза. Шевелить правой рукой было еще больно, и он оправил блузу левой. Роше, присев на кровать вместо поднявшейся Даны, взял его за руку, считая пульс. Кивнул:

— Все в порядке.

— Может быть, стоит сделать перерыв? — негромко спросила Дана.

— Нет, — коротко отозвался профессор и поднялся, снова уступая ей место.

Дана пожала плечами и села на кровать.

Вторая инъекция была внутривенной. Прежде Лафонтен думал о ней с тихой обреченностью приговоренного, но сейчас вдруг почувствовал, что дурнотный страх отступил. Он почти спокойно смотрел, как Дана подсовывает ему под локоть тугой валик, закатывает рукав и перетягивает руку жгутом. У нее действительно получалось ловко.

Ее руки. Узкие ладони, не тонкие и нежные — твердые, привычные к оружию и способные сжиматься в очень крепкие кулаки. От их касаний, сразу осторожных и уверенных, становилось тепло и почти не страшно.

Почти не страшно.

Не желая испытывать свою выдержку сверх меры, он все-таки закрыл глаза.

*

Спустя немного времени он, застегнувшись и оправив рукав блузы, успокоенно устроился на подушках и прикрыл глаза. На сегодня все.

Рука немного побаливала после укола, но это пустяки, рассосется. А дышать стало легче, может быть, удастся спокойно заснуть.

Дана тихонько подошла, поправляя и застегивая пиджак. Присела рядом, на пушистый ковер, облокотилась на край постели и подперла рукой голову.

— Как вы? — спросила она с мягким сочувствием.

— Уже лучше.

— Мне показалось или что-то не так? Я вам сделала больно?

Что ответить? Что дело не в боли, просто ему от одного вида иглы становится дурно? Что он всю жизнь скрывал эту слабость, но так и не смог от нее избавиться? Глупость какая!

— Ничего, Дана. Все в порядке… Вы молодец.

Она улыбнулась:

— Хорошо. Теперь вам нужно отдохнуть.

Лафонтен понял, что она сейчас уйдет, и приподнялся на локте:

— Дана, подождите.

— Да?

— Вы не передумали?

Она приподняла было брови, но почти сразу недоумение сменилось упрямой морщинкой возле губ:

— Я же обещала.