========== Пролог ==========

Как же правы те, кто считает, что нельзя заводить друзей среди пациентов!

Профессор Людовик Роше утомленно посмотрел на лежащую перед ним папку с историей болезни. Все записи в папке просматривать ему не было нужды, он помнил их почти дословно. Но способа смягчить их смысл не находил.

За дверью кабинета послышались шаги и голоса.

Профессор решительно вдохнул, выдохнул, поднял голову и встал как раз когда дверь распахнулась, пропуская посетителя.

— Доброе утро, Луи.

Безупречно сидящий дорогой костюм, искры бриллиантов на запонках и в узле галстука. Но не эта дорогая оправа выдавала в посетителе потомка аристократического рода. Чувствовалось в нем то, что принято называть совершенством, а оно оттачивается в течение многих поколений. Посетителю было за семьдесят, годы убавили, конечно, легкости и грации в его движениях, и не оставили ни одной черной пряди в густых, крупно вьющихся волосах. Но строгая осанка, манера высоко держать голову и ясный взгляд остались неподвластны времени.

— Доброе утро, Антуан. — «Хотя какое оно, к черту, доброе…» — Присаживайся…

Посетитель опустился в кресло перед столом Роше, положив на край стола левую руку.

Роше, тоже садясь, скользнул взглядом по темному рукаву, изящной и узкой ладони и задержал внимание на тяжелом золотом перстне, украшавшем безымянный палец. «Фамильная драгоценность»… Мало кому дозволялось вблизи и подробно рассматривать этот перстень, и очень немногим людям был известен смысл изображенного на нем символа. Роше принадлежал к числу тех, кому доверяли, и привык доверием гордиться. Но теперь оно его даже тяготило.

— Ты собирался сообщить результаты обследования, Луи. Все по-прежнему или что-то не так?

— Все не так. Я уже думал… — Он запнулся, покачал головой и, достав из папки верхний лист, протянул посетителю: — Вот, прочти сам.

Он так и смотрел в стол, прямо перед собой, но видел, как рука посетителя дрогнула. И тут же сжалась в кулак, скрывая дрожь.

Роше торопливо отвел взгляд, опуская его еще ниже, и уставился на пуговицу на своем халате — натянулась что-то, пора размер побольше заказывать. Но тут же мысленно обругал себя за короткую слабость, выпрямился и посмотрел на посетителя.

Тот читал спокойно, лицо его оставалось непроницаемым. Лишь добравшись до конца последней страницы, он поднял взгляд, полный отрешенной задумчивости.

— Ну что ж, — тихо и медленно произнес Антуан де Лафонтен. — В конце концов, я только смертный…

========== Глава 1 ==========

…Машина миновала последний поворот, затем ворота и плавно остановилась у парадного подъезда большого старинного особняка.

Дорога за размышлениями показалась недолгой, но теперь все переживания нужно отставить в сторону. Едва откроется дверца машины, вокруг опять окажется много посторонних глаз.

Все как всегда.

Он неторопливо вышел из машины, поднялся на высокое крыльцо, кивком поздоровался с охранниками… Потом — лестницы, длинные коридоры и наконец уютно приглушенный свет его приемной.

Навстречу из-за своего стола поднялась Дана Ферье — бессменная последние три года его помощница и секретарь; неяркое осеннее солнце, проглянувшее сквозь плотные шторы на окне, скользнуло золотыми бликами по ее собранным в высокий узел темным волосам.

— Доброе утро, месье Антуан.

— Здравствуйте, Дана. Пожалуйста, через десять минут — расписание на сегодня.

— Да, конечно.

И это тоже как всегда.

Помимо кабинета, его рабочие апартаменты включали в себя небольшую личную комнату. Туда он обычно шел сразу, оставить пальто и привести себя в порядок.

Повесив в шкаф пальто, он критически окинул взглядом свое отражение в зеркале, поправил галстук и манжеты. Вернулся в кабинет и сел за стол. Дел на сегодня… нет, не то чтобы очень много. Опять же как всегда.

Но работа не шла на ум.

Он снова открыл принесенную с собой папку с выпиской из истории болезни и заключением профессора Роше. Перечитал — и бросил на стол. Ладонь прошлась по напряженному лбу.

Этого нужно было ожидать! Воистину, постоянно имея дело с Бессмертными, перестаешь замечать, как летят годы.

В дверь постучали. Он быстро открыл верхний ящик стола и смахнул туда папку.

— Войдите.

Появилась Дана, с темно-синей папкой, в которой всегда приносила расписание встреч и совещаний.

— Сегодня с утра только доклад шефа Службы безопасности, — сообщила она, кладя раскрытую папку на стол. — В два часа заседание Трибунала.

— М-м? И мне нужно там присутствовать?

— Присутствовать не обязательно. Но месье Грант просил встретиться с ним перед заседанием. Намекнул, что дело личного свойства.

— Ну, если личного… Хорошо. Вы свободны.

Она ответила коротким наклоном головы и удалилась.

Лафонтен усмехнулся, отметив в ней копию собственного жеста прощания.

Едва дверь закрылась, улыбка его погасла. Он достал из кармана пиджака портсигар и зажигалку. Закурил. Лучше было этого не делать, но, если бы он всегда слушал врачей…

Хотя в этот раз профессор был кругом прав.

«— Луи, ты серьезно? Тебе не кажется, что такое количество лекарств прикончит меня скорее, чем любая болезнь? Я и так постоянно глотаю какие-то таблетки.

— Не кажется. Без этих лекарств ты свалишься через неделю… К тому же, это будут инъекции.

— Еще того не легче! Сам себе уколы делать я не могу, а что будет, если возле меня появится сиделка? Мне лучше сразу уйти в отставку, не дожидаясь, пока в моем окружении начнется грызня из-за моего кресла!

— Неплохая мысль.

— Нет, Луи. Нельзя, понимаешь? Не сейчас. Я уже один раз ушел от дел, и до сих пор не разобрался с последствиями. Я не могу снова оставить дело незаконченным!

— А все-таки подумай…»

Лафонтен погасил окурок и достал вторую сигарету.

Тупик. Хоть думай, хоть не думай. Обойтись без посторонней помощи не удастся.

Как зло посмеялась над ним природа, заставив бояться игл и шприцев больше, чем пуль! Но разве не может у него быть хоть одной маленькой слабости?..

*

…О таких, как он, в Ордене говорили — «родился с татуировкой». Десять поколений Стражей с отцовской стороны и четыре — с материнской. Случаи, когда в таких семьях дети не становились Наблюдателями, можно было пересчитать по пальцам. И наследник рода Лафонтенов с ранней молодости не мыслил своей карьеры вне Ордена.

Матери своей он не помнил, знал ее только по фотографиям и рассказам отца. От него же впервые услышал об Ордене и Бессмертных — в тринадцать лет. И тогда решил, что точно знает свое будущее.

Но потом была война.

Мир, казавшийся таким прочным и незыблемым, рухнул. Потом — арест и смерть отца, заподозренного оккупантами в связях с Сопротивлением. Собственное бегство из дома, партизанский отряд, скрывавшийся в захолустном монастыре. Ему всего-то и требовалось, что добраться до швейцарской границы! Никто не принимал всерьез тощего неулыбчивого подростка, но была случайная стычка с немецким патрулем на лесной дороге, была перестрелка, были тонкие пальцы, мертвой хваткой стиснувшие рукоять подобранного с земли пистолета, и неуклюже завалившееся на капот машины тело немецкого офицера. Позже, во время привала, он слышал разговоры и похвалы в свой адрес. Оказалось, он сделал именно то, что нужно было для победы в этой стычке. Однако не чувствовал в себе ни гордости, ни радости, ни боли. Было то, что было, не более того.

Он вернулся во Францию за год до окончания войны. Вернулся уже не мальчишкой, а юношей: высоким, красивым опасной красотой стального клинка. Он никогда не рассказывал, чем занимался за границей. Но происшедшие в нем перемены выдавали жесткая морщинка возле неулыбчивых губ, тени у бровей, не по-юношески тяжелый взгляд…

И всюду неуловимой тенью за ним следовала смерть. Несчастные случаи, необъяснимые самоубийства, странные исчезновения… Его подозревали, за ним пытались следить. Тщетно. С таким же успехом можно было охотиться за призраком. Он не вел счета трупам; считать — значит, сожалеть. Но шла война, эти люди были врагами, и для сожалений не находилось ни времени, ни места.