Грэйсон улыбнулся, неторопливо сделал шаг вперед — и вдруг со всей силой наотмашь ударил МакЛауда по лицу.

МакЛауд рухнул на пол. Кое-как пришел в себя, потряс головой и поднялся на ноги. Со стола упал и разбился стеклянный стакан.

— Не такой уж я и призрак, — сказал Грэйсон.

МакЛауд медленно выпрямился, потирая челюсть.

— Могут быть и другие визитеры?

— Да. Поэтому я и говорил о защитнике.

— Мне нужен телохранитель?

— Нет, защита нужна на другом уровне. Ни меня, ни кого-то другого никто, кроме тебя, видеть не будет.

— Как же он сможет мне помочь?

— Фактом своего присутствия.

— Но как?

— Ты уже слышал больше, чем может пойти тебе на пользу, МакЛауд. Думай сам, ищи советчиков среди живых. И помни то, что я тебе сказал.

— Грэйсон! Подожди.

Но Грэйсон уже шагнул назад, в тень, и через миг растворился в ней.

МакЛауд постоял немного, потом медленно пошел назад к камину. Сел, вспомнил о разбитом стакане и, поднявшись, направился к кухне снова.

Стакан стоял на на столе, совершенно целый.

МакЛауда затрясло. Он метнулся к зеркалу — нет, все-таки не сон! На правой щеке у него красовался роскошный кровоподтек — след удара.

Он вернулся к камину, сел и уставился в пламя.

Тысячелетие еще не кончилось…

*

Вернувшись в Париж Кедвин тут же отправилась домой. Митос тоже вернулся к себе. Он решил, что романтическая страсть Кедвин осталась там, в загородном доме, и здесь, в Париже, среди привычной обстановки и забот, места ей не было. Что ж, и такое бывает. Не любовь, не привязанность — просто попытка немного развеять набившее оскомину одиночество. По крайней мере, она не стала его обманывать, сразу прервав разговор о любви.

Жаловаться ему было не на что, но и считать себя безнадежно проигравшим он не хотел. Она не сказала твердого «нет».

Он вернулся домой, впервые за последнее время чувствуя себя отдохнувшим. Уже три ночи он провел спокойно, не просыпаясь в холодном поту и со вкусом могильной земли на губах. И это было хорошим знаком; если его предположение о природе проклятых кошмаров верно, если это своеобразный «красный свет», значит, он на верном пути.

Вот только на пути к чему?

*

Телефон зазвонил.

Если Митос и ожидал звонка, то разве что от Ника Вольфа — в его поисках могли быть какие-нибудь результаты. Но звонил не Ник.

— Да?

— Адам? Это вы?

— Да, Лиам, я слушаю. Что-то случилось?

— Да, то есть пока нет, — голос Лиама Райли звучал неуверенно. — Я хотел попросить вас… Мы могли бы встретиться и поговорить?

— Конечно, я постараюсь заглянуть к вам в течение дня. Это вас устроит?

— Да, вполне… Благодарю вас.

Митос положил трубку. Если бы речь шла о чем-то действительно важном и срочном, Райли не стал бы откладывать разговор на потом. Но ему нужно?

Заглянуть в церковь у него получилось незадолго до полудня. Райли ждал его, хотя выглядел сомневающимся.

— Итак? — спросил Митос, усаживаясь в предложенное кресло и стараясь не слишком уходить от привычной Райли маски Адама Пирсона. — Вы хотели сообщить мне что-то важное?

— Не знаю, покажется ли это важным вам, — начал Райли, садясь напротив. — Видите ли, недавно мне пришлось посетить в больнице одну мою прихожанку. Ее врач попросил меня, раз уж я оказался поблизости, побеседовать еще с одним пациентом. Молодой парнишка, попал в реанимацию после попытки самоубийства. Я не отказал в такой просьбе.

— И что же? — спросил Митос, все еще не видя в этой истории ничего для себя интересного.

— Этим мальчиком оказался Поль Лушар. Хотя его фамилию вы, возможно, и не знали.

Митос глянул на него с интересом:

— Поль? С которым мы встречались в том особняке? Смазливый такой парнишка? И что дальше?

— Сначала он испугался, — вздохнул Райли. — Потом… Мне удалось убедить его, что я не причиню ему вреда, а наоборот, хочу помочь… Вы не догадываетесь, из-за чего он оказался в реанимации, Адам?

— А я должен догадаться? — Митос вопросительно изогнул бровь. — Не темните, преподобный отец. У меня нет настроения играть в загадки.

Райли коротко вздохнул, как перед прыжком в воду, и заговорил напрямик:

— Хорошо, если вам угодно… От него я узнал, каким именно способом вы его заставили себе помогать.

— Ну и что? — равнодушно спросил Митос. — Вас смущает цена, заплаченная за вашу свободу? Вы предпочли бы оставаться в той клетке?

— Нет, и я имел в виду не это, — Райли встал и нервно прошелся по комнате. — Я понимаю, что вам не из чего было выбирать, но… вам бы следовало сейчас с ним встретиться.

— С кем? С этим мальчишкой? Да на кой он мне сдался?

— Адам! — с негодованием произнес Райли. — Да, положение было безвыходным, да, вам пришлось поступить с ним нечестно… Но для него это оказалось настоящим потрясением! Вы могли бы хоть немного помочь ему прийти в себя, объяснить…

— Я не собираюсь ничего ему объяснять, — произнес Митос, вставая. — Вы зря теряете время, Лиам.

— Почему вы так жестоки, Адам? — тихо спросил Райли, становясь прямо перед ним и глядя в упор.

Митос вновь изобразил на лице вопросительное выражение, но Райли, как оказалось, еще не договорил:

— Я хочу сказать, почему вы так жестоки именно к нему? Я наблюдал за вами там, в особняке. Вы ни в чем не проявили лишней агрессии. Вы даже Анри Лорана пожалели! Так почему не можете пожалеть парнишку, которого использовали?

— Значит, он вам рассказал, — медленно произнес Митос, — как я, такой бессовестный, совратил невинное дитя. А больше он вам ничего не рассказал? Например, как устроил мне дурацкую сцену ревности, как из-за все той же ревности побежал докладывать своим хозяевам о моих «интригах»? Из-за этой его глупости меня могли просто убить, Лиам. Если это, конечно, была глупость, а не заранее рассчитанная провокация.

— Нет, Адам, — перебил его Райли, явно смущенный новыми подробностями происшествия. — Я уверен, что нет!

— И все равно, просто жалеть кого бы то ни было не в моих правилах. Всему должна быть причина, в том числе и жалости. Глупость в число этих причин не входит. Зверь, загнанный в угол, заботиться о чувствах охотников не обязан. А если они столь глупы, что принимают его «чувства» за чистую монету — это их проблемы.

— Адам, он готов был из-за этого умереть! — возвысил голос Райли.

— Тем хуже для него, — жестко сказал Митос. — Значит, он еще глупее, чем казалось сначала. Наставлять заблудших на путь истинный — ваша работа, не моя. И к кому быть жестоким, а к кому не быть, предоставьте мне решать самому. Я достаточно ясно выразился?

— О, вполне, — тихо произнес Райли. — Странно, мне казалось, что в вас должно быть больше понимания.

— Во мне слишком много понимания, преподобный отец, — тоже негромко отозвался Митос. — Слишком много.

Он помолчал, отвернувшись, потом продолжил:

— Даже если я захочу ему помочь, будет только хуже. В отличие от вас, Лиам, я не уверен в том, что он заслуживает сочувствия. Думаю, вы справитесь с этой задачей лучше без меня.

— Да, похоже, что так, — сказал Райли, кивая каким-то своим мыслям. — Что ж, благодарю вас за беседу. Вы помогли мне кое-что понять.

— Хотел бы я вам помочь, — пробормотал Митос про себя. Вслух же произнес: — Извините, если мои слова показались вам слишком резкими… Мне пора.

По пути домой он снова и снова припоминал этот разговор. Нет, желания броситься утешать несчастного мальчика у него не возникло, но какое-то беспокойство все же появилось. Этого еще не хватало! рассердился он. Мало у меня забот, так надо еще бегать утирать сопли всякому дураку!

Нет, не об этом тревога.

Вот чем плохо иметь дело с внутренним голосом, мелькнула ехидная мысль. Говорить-то он говорит, да попробуй еще пойми, что имеет в виду.

*

Вскоре после полудня ему позвонила Кедвин и напомнила про его обещание познакомить ее с «любознательным другом». Митос назвал адрес «Блюз-бара» и сказал, что будет там в семь вечера.