- Опять любовный бред? - Майкл быстро захлопнул дневник и убрал его от любопытных глаз Джека Смитсона, который бесцеремонно заглядывал через его плечо.
- Уберись!
- Ладно, док. Не придирайся! - Он прыгнул на свою кровать и запустил в Майка подушкой. Джек был в принципе не плохим парнем. Высокий брюнет с зелеными глазами, правильными чертами лица, спортивно сложенный он представлял собой тип людей вполне довольных жизнью и было даже странно, как этот сосед Майкла с первого курса стал его другом, так рознились их характеры.
- У тебя вид кота сожравшего канарейку! - Отбивая подушку, крикнул Майкл. - Никак подцепил еще одну смазливую девчонку и теперь вечером мне придется вновь делать вид, что уже давно сплю, благо ночевать мне негде, а вы будете сношаться у меня под носом?
- Не боись, док! Ее подруга местная и одолжила ей ключи на этот вечер от дома родителей, которые по счастливому стечению обстоятельств отрываются на Гавайях. Вечеринка, как понимаешь, частная, в тесном кругу нас двух с ней, так что, извини, не приглашаю, и ты можешь в полном одиночестве мечтать о той единственной, благодаря мечтам о которой все еще остаешься девственником. - Резко брошенная подушка заткнула фонтан его красноречия, и парни немного успокоились.
В наступившей тишине прозвучал голос Майкла.
- Опиши мне ее, Джэк. Какая она?
- Ты знаешь, что красивые слова и те писульки в твоем дневнике, в общем, изящная словесность это скорее по твоей части. Я же могу сказать, что она то, что надо! Что тебя интересует конкретно?
- Ну, какие у нее глаза, волосы? Как она улыбается, как смеется, как это идти с ней рядом по улице или же ехать в открытом автомобиле, когда ветерок ненароком поднимает ее юбку, а ты при этом делаешь вид, что ничего не заметил, судорожно пытаясь вспомнить анекдот, который только что рассказывал. В общем, какая она, Джэк?
Джэк странно посмотрел на него и ответил.
- Послушай моего совета, дружище. Тебе срочно надо завести подружку. Иначе, со своими романтическими бреднями, ты так и останешься девственником до конца своих дней. Это же надо, глаза, волосы, идти по улице, да еще, наверное, под ручку держаться! Смотри на жизнь проще, приятель! Потусовались на дискаче, пообнимались в киношке, пару раз проводил до дома и встретил рано утром, подвезя ее до университета, она кстати на другом курсе учится и можешь смело прыгать в кровать, а не захочет, так ничего. Адью, мон амур, и ищи себе новую пассию. Они же только для того и нужны, чтобы твои естественные половые инстинкты не оказались в музее древностей в качестве главного экспоната.... А вот, кажется, и она! - за окном общаги два раза просигналили из подъехавшего авто. Веселая компания что-то кричала и Майк с Джеком кинулись к окну. Один радостно помахал, одиноко сидящей на заднем сиденье красотке, а другому не оставалось ничего другого, как побледнеть. Это была она! Фемида! Приветливо улыбаясь, она крикнула Джеку, чтобы он спускался.
- Ладно. - Быстро сказал Джек, не заметив в полутьме комнаты резкого колористического изменения лица друга. - Всего! Вернусь, наверное, к утру. Не скучай. Оставляю тебя гибнуть среди мертвых книг на поприще адвокатуры, а меня ждут дела более важные. - Что мог сказать Майк? Она выбрала его. Мир казался унылым, скучным и каким-то бесцветным, как его лицо.
Дверь быстро захлопнулась и Майк остался один. Книги впервые в жизни внушали отвращение, жизнь показалась какой-то пустой и ненужной, быстро отжавшись от пола пятьдесят раз, Майклу удалось загнать в себя эти чувства и пока они не вернулись, быстро принял душ, выпил чашку крепкого чая и, измолотив подушку, вымещая на ней всю обиду за свою судьбу, упал в объятия Морфея.
Глава третья.
Я бы мог с тобою быть,
Я бы мог про все забыть,
Я бы мог тебя любить,
Но это лишь игра.
В Лидии, у горы Сипила, находился богатый город, называвшийся по имени горы Сипилом. В этом городе правил любимец богов, сын Зевса Тантал. Всем в изобилии наградили его боги. Не было на земле никого, кто был бы богаче и счастливее царя Сипила, Тантала. Неисчислимые богатства давали ему богатейшие золотые рудники на горе Сипиле. Ни у кого не было таких плодородных полей, никому не приносили таких прекрасных плодов сады и виноградники. На лугах Тантала, любимца богов, паслись громадные стада тонкорунных овец, круторогих быков, коров и табуны быстрых, как ветер, коней. У царя Тантала был избыток во всем. Он мог бы жить в счастье и довольстве до глубокой старости, но погубили его чрезмерная гордость и преступление.
Боги смотрели на своего любимца Тантала, как на равного себе. Олимпийцы часто приходили в сияющие золотом чертоги Тантала и весело пировали с ним. Даже на светлый Олимп, куда не всходит ни один смертный, не раз всходил по зову богов Тантал. Там он принимал участие в совете богов и пировал за одним столом с ними во дворце своего отца, громовержца Зевса. От такого великого счастья Тантал возгордился. Он стал считать себя равным даже самому тучегонителю Зевсу. Часто, возвращаясь с Олимпа, Тантал брал с собой пищу богов - амврозию и нектар - и давал их своим смертным друзьям, пируя с ними у себя во дворце. Даже те решения, которые принимали боги, совещаясь на светлом Олимпе о судьбе мира, Тантал сообщал людям; он не хранил тайн, которые поверял ему отец его Зевс. Однажды во время пира на Олимпе великий сын Крона обратился к Танталу и сказал ему:
- Сын мой, я исполню все, что ты пожелаешь, проси у меня все, что хочешь. Из любви к тебе я исполню любую твою просьбу.
Но Тантал, забыв, что он только смертный, гордо ответил отцу своему, эгидодержавному Зевсу:
- Я не нуждаюсь в твоих милостях. Мне ничего не нужно. Жребий, выпавший мне на долю, прекрасней жребия бессмертных богов.
Громовержец ничего не ответил сыну. Он нахмурил грозно брови, но сдержал свой гнев. Он еще любил своего сына, несмотря на его высокомерие. Вскоре Тантал дважды жестоко оскорбил бессмертных богов. Только тогда Зевс наказал высокомерного.
Громовержец низверг Тантала в мрачное царство брата своего Аида; там он и несет ужасное наказание. Мучимый жаждой и голодом, стоит он в прозрачной воде. Она доходит ему до самого подбородка. Ему лишь стоит наклониться, чтобы утолить свою мучительную жажду. Но едва наклоняется Тантал, как исчезает вода, и под ногами его лишь сухая черная земля. Над головой Тантала склоняются ветви плодородных деревьев: сочные фиги, румяные яблоки, гранаты, груши и оливы висят низко над его головой; почти касаются его волос тяжелые, спелые грозди винограда. Изнуренный голодом, Тантал протягивает руки за прекрасными плодами, но налетает порыв бурного ветра и уносит плодоносные ветки. Не только голод и жажда терзают Тантала, вечный страх сжимает его сердце. Над его головой нависла скала, едва держится она, грозит ежеминутно упасть и раздавить своей тяжестью Тантала. Так мучается царь Сипила, сын Зевса Тантал в царстве ужасного Аида вечным страхом, голодом и жаждой.
Майкл проснулся от того неумолимого чувства времени, которое с неумолимостью самого точного будильника будило его в шесть утра вот уже десять лет и он ничего не мог с этим поделать. Встать, умыться, побриться и идти на лекции, вот уже третий семестр были его непреложными правилами, нарушать которые он вовсе не собирался, да и бесполезно это было. Майк все это прекрасно понимал, но в это утро странная лень обрушилась на него и он, вместо того, чтобы встать праздно валялся на кровати, созерцая потолок, но вместо белого, унылого, так надоевшего потолка общаги, который он знал наизусть, благодаря приступам мечтательности, перед его взором стояли ее глаза. За последние семь лет, после его второй любви, он предавался праздным мечтам о той незнакомке. Интересно, а как это идти с ней по улице? Или нет, как ехать рядом с ней в автомобиле, изредка украдкой глядя на изящный профиль ее лица, в котором такими притягательными казались губы. Каковы они на вкус? Ее губы.... Стоп! Она же сейчас в объятиях Джека! Сладко спит в его объятиях, наверно, обняв его спортивный торс и улыбается. Она улыбается, когда спит? Сейчас это казалось для Майкла самым важным на свете. Не адвокатура, не будущее его как юриста, нет! Для него центром вселенной стало узнать, как она улыбается, смеется, как небрежно откидывает назад непослушный локон своих волнистых светлых волос.... Встать! Приказал себе Майкл, встать и без разговоров! Преодолев странную лень, он встал, умылся, побрился и, облачившись в обычные черные брюки с белой рубашкой, галстук не стал одевать, слишком официально, он спустился в кафетерий общаги, немного перекусить перед нудными лекциями.
