- И кем я буду? Оборотнем? Волком?

- Частью моей стаи. До волка тебе далеко, Айзек. Волчонком. Но я тебя натренирую.

Школьник слабо вздрагивает, недоверчиво оглядывая молодого хмурого парня.

- Частью твоей стаи? И большая у тебя стая?

Но все равно соглашается, даже когда Дерек, кривясь, отвечает.

***

Клыки, когти, нелегкие полнолуния, тяжелая кожаная куртка, напоминающая броню, злое веселье в глазах, кривая улыбка - Айзек так и не научился искренне улыбаться даже Эрике, с которой проводит ночи. Айзек смотрит на сгоревший особняк, в котором теперь частенько ночует, и старается не думать о Питере, иногда невольно задумываясь над тем, насколько обрывки истории, слышанной и от Питера, и от Дерека - похожи. Дерек, впрочем, только один раз произносит “Вся моя семья погибла в пожаре”, и в ответ на попытку любопытной Эрики, недвусмысленно заглядывающейся на Хейла, выяснить побольше, ломает ей ребра, зло, хищно усмехаясь.

Больше никто из стаи не поднимает вопрос ни о семье Дерека, ни о его прошлом. Дерек учит их жить настоящим - не оглядываться назад и не витая в облаках, учит контролировать себя и свою злость. Возможно Дерек и неважнецкий стратег, но он старается заботиться о своих волчатах, пусть и не показывает этого никому, и за это Айзек ему благодарен. Как и за возможность проводить время где-то, кроме кладбища, в компании, исключающей из себя надгробия и могильные плиты. За возможность запивать едко пахнущей газировкой пересоленный попкорн, растянувшись вместе с остальными на полу едва приведенного в порядок зала, после очередной, закончившейся множественными переломами, тренировки, за возможность трахать сладко стонущую Эрику, на тонком матрасе слишком узкой для двоих кровати, за изматывающие до тошноты тренировки, за оглушающую боль, заполняющую существование Айзека уверенностью, что если он может вытерпеть это, то ему все нипочем.

Дерек иногда странно смотрит на него - хотя, любой взгляд Дерека Хейла можно охарактеризовать как “странный и хмурый”, - но никогда ни о чем личном, не относящемся к стае или к тренировкам, с Айзеком не заговаривает.

И однажды, неугомонный, неуемный, раздражающий до ломящей боли в висках, Стилински, почему-то почти постоянно ошивающийся где-то неподалеку вместе с Макколом, роняет фразу:

- Я, блядь, еще не забыл твоего ебнутого дядюшку-психопата Питера.

К горлу Айзека подкатывает тошнота, виски простреливает болью, и он старательно прислушивается к разговору в соседней комнате.

Дерек предсказуемо зло рычит, а Стилински, кажется снова прижатый разъяренным альфой спиной к стене, вызывающе шипит:

- Да если бы не этот гребанный маньяк, мы бы вообще в эту ахинею втянуты не были, Дерек, так что иди ты вместе со своей семейкой, понятно?

Айзек залпом выпивает стакан воды, и идет на задний двор - покурить. Крепость сигарет не слишком сказывается на оборотне, а вот Стайлз, подскочивший через пару минут, и попросивший сигарету, закашливается после первой же затяжки, морщась.

- Ну нихрена себе, что за отраву ты куришь?

Лейхи к этим сигаретам привык еще будучи человеком, поэтому просто пожимает плечами.

- О ком вы с Дереком говорили?

- В смысле? - Стайлз делает короткую затяжку, осторожно втягивая едкий, выжигающий, дым в легкие.

- Что за дядя Питер у Дерека?

- А, - сын шерифа беззаботно отмахивается. - Дерек ему горло выдрал, на его счет можешь не переживать. Он тот еще психопат был, людей пачками крошил.

- Давно это случилось? - Айзек смотрит под ноги, прислушиваясь к сердцу Стилински, не улавливая лжи.

- Да в конце весны. Как раз когда в школе танцы были, ага. Вообще, его Скотти должен был убить, потому что это он его обратил, но Дерек, мудак, как всегда влез куда не просят. Волчара блохастый, - это произносит погромче, и Айзек улавливает глухой рык, доносящийся из дома.

- Он тебя услышал, если ты этого добивался, - волчонок скидывает под ноги пепел, кривя губы. - Дядя Питер, значит. Питер Хейл.

- Ты чего, Лейхи? Тепловой удар от своего шарфа схватил? Говорю же, помер дядюшка-монстр, сам видел.

Айзек втирает в сырую после ночного дождя землю окурок, поворачиваясь к шумному человеку спиной. Айзек очень старается не делать поспешных выводов, но у него это не получается - шумно выдохнув, он идет к Дереку.

Альфа встречает своего бету кривой, язвительной ухмылкой и как всегда хмурым общим выражением лица. И вопросом:

- И чего это ты так интересуешься моим дядюшкой, волчонок?

Айзек сжимает кулаки, впиваясь в ладони собственными когтями, и низко опускает голову.

- Просвети меня, Айзек, - альфа глухо рычит, подходя на шаг ближе. - Что ты о нем знаешь?

- Сколько тебе лет, Дерек? - Лейхи делает небольшой шаг назад, судорожно сжимая в кармане куртки портсигар.

- Двадцать четыре, - Хейл непонимающе хмурится, даже не рычит - просто чует неладное, но понять пока не может.

Айзек опускает голову, вспоминая. Да, Питер точно говорил - двадцать четыре. И с чувством юмора проблемы.

- А когда сгорел этот дом?

- Это что, допрос, щенок? - Дерек скалится угрожающе, но все-таки отвечает. - Шесть лет назад.

Айзек молчит слишком долго - пытается справиться с гулким вакуумом, образовавшимся где-то за ребрами, и Дерек подходит на пару шагов ближе.

- Говори.

Волчонок отходит назад, замирая в дверном проеме, затем тяжело вздыхает, на что-то решившись, и, вытащив портсигар из кармана, показывает Дереку.

- Это же его, да?

Хейл не отвечает, но Айзек прекрасно видит, как меняется его лицо, слышит, как сбивается сердечный ритм; Дерек не успевает подобрать слов, потому что Айзек срывается с места - Эрика и Бойд, сидящие на крыльце, провожают его удивленным взглядом - и бежит, не разбирая дороги, и не обращая внимания на сгущающиеся сумерки. Бежит, поначалу легко перепрыгивая через камни и корни деревьев, затем начинает цепляться за них ногами, падает, поднимается на ноги и снова бежит, пока легкие не начинает сдавливать нехваткой кислорода, пока даже сверхсильный оборотнический организм не начинает пробивать судорогой. В лесу темнеет, и подросток не имеет ни малейшего понятия на счет того, где он, и на каком расстоянии от особняка Хейлов. Злые слезы жгут кожу, когти впиваются в ладони, и кровь течет по пальцам не останавливаясь, из горла рвется рык. И вой.

Айзек воет - надрывно, долго, по-настоящему, так, что Дерек, идущий по его следу, но держащийся пока на расстоянии, вздрагивает, сочувственно кривясь и качая головой.

- Я тебя ненавижу, - хрипит волчонок, когда альфа все же подходит к нему, выждав почти до середины ночи, дав мальчишке выплакаться. - Ненавижу, Дерек.

- Мне плевать, - Хейл сверху вниз смотрит на лежащего спиной на земле подростка. - Еще что-то хочешь сказать?

Айзек отползает от альфы на несколько шагов, не без труда вставая на ноги.

- Ты ведь правда его убил?

- Питера? Он убил мою сестру, чтобы стать альфой. Помимо всех прочих, кого он убил ради мести. Так что - да. Я разодрал ему глотку и забрал его силу.

Айзек нервным движением проводит грязной ладонью по спутавшимся волосам, низко опуская голову, а затем делает рывок к Дереку, выпуская когти.

Хейл не отшвыривает его, напротив - подпускает ближе, и даже дает ударить один раз когтями, после чего одним ударом раздирает мальчишке спину от плеча до поясницы.

- Ты не сможешь меня убить, щенок, - выплевывает сквозь зубы, поддавая упавшему волчонку ногой под ребра.

- А я и не собираюсь тебя убивать, альфа, - Айзек тяжело, с трудом, дышит. - Кем я буду, если попытаюсь? Или трупом, или, не дай бог, альфой.

Волчонок перекатывается набок, подтягивая колени к груди, низко опускает голову, едва слышно поскуливая от боли.

Дерек знает, что он делает - понимает мальчишку в какой-то мере, - сам старался заместить эмоциональную, душевную боль физической. В конечном итоге помогает плохо, но как временное средство срабатывает.