- Зачем бы? - Айзек мотает головой. - Да у меня и смена в баре.

Питер кивает, касаясь губами мочки уха, отчего Айзек чуть выгибается на постели.

- Ты на улице был? - Айзек тянет носом воздух. - Лесом пахнешь.

- Был, - Питер задумывается на несколько мгновений. - Лесом - это навряд ли.

- Да уж, - мальчишка отмахивается, поворачиваясь, спиной прижимаясь к мужчине. - До леса далеко.

- Далеко, - альфа соглашается, касаясь губами тонкой и чувствительной кожи за ухом подростка.

Юноша тихо, довольно мычит, прижимаясь теснее, укладывает свои пальцы поверх ладони Питера, лежащей у него на груди, чуть сжимает, низко опуская голову, чувствуя, как дыхание мужчины согревает загривок.

- Всё ведь будет хорошо? - Питеру едва удается разобрать почти беззвучный шепот мальчика.

- Что тебя беспокоит, Айзек?

- А ты как думаешь, Корвин Амберский? - подросток сильнее сжимает ладонь Питера, упрямо отказываясь поворачиваться. Питер сдается, просто прижимаясь еще теснее к худой мальчишеской спине.

- Все будет хорошо, - подумав, отвечает мужчина, и Айзек тихо вздыхает, кажется, успокоившись.

- Ладно, верю, - бормочет юноша перед тем, как все-таки уснуть. Вставать, впрочем, через час.

***

Всё правда: и тонкие пальцы, пробегающиеся по корешкам книг, и контраст бледной кожи с темной тканью постельного белья, и шёпот, просящий дать поспать еще полчаса. Всё правда, и даже лучше, чем Питер мог бы себе представить. Айзек недовольно поджимает губы, рассыпав соль по всей кухне, и оглядывается на подошедшего на шум Питера - в глазах его больше не сквозит страха сделать что-то не так.

Разве только в постели.

За годы въевшийся в кожу запах страха постепенно истирается, медленно, но волк чувствует каждое изменение, каждые полтона, чувствует, и довольно поводит ушами, урча - его человеку не нужно бояться кого бы то ни было, а тем более мертвецов и собственных воспоминаний.

Всё правда, так, как не бывает даже в книгах: музыка, которую мальчишка включает, всегда или соответствует настроению, или заставляет оборотня отвлечься от тяжелых мыслей, и сам Айзек настроение Питера чувствует едва ли не лучше, чем свое, вычисляет за пару мгновений, легко подстраиваясь и под задумчивость мужчины, и под его жажду действий.

Питер читает мальчишке - часто, почти каждый день, - иногда то, что читает сам, иногда то, что приносит Айзек. Подросток тогда укладывает голову ему на колени, и закрывает глаза, а его губы изгибаются в почти незаметной довольной улыбке.

Айзек неизменно нежно улыбается Питеру, когда тот садится на свое привычное место за барной стойкой, ставит перед ним стакан виски, и слегка перегибается через столешницу, чтобы получить свой мягкий, короткий поцелуй в губы.

Никто из посетителей никак это не комментирует - даже миссис Моп только одобрительно улыбается, в основном наблюдая за своей Китти, за неделю почти затащившей Лиама под венец. Во всяком случае, влюбленный взгляд мужчины говорит о том, что за маленькой хрупкой Кэтрин он готов идти на край света и убить там пару драконов, если понадобится. А после этого даже помыть посуду.

Айзек рад и за Китти, и за Лиама, и за миссис Моп, и за себя - особенно за себя, и особенно, когда закрывает входную дверь, пересчитывает кассу, приводит все в порядок, и, выйдя из-за стойки, попадает в крепкие объятья Питера.

Питер честно говорит, что скучал.

Потому что действительно скучал, потому что все эти непролазно тупые подростки, с которыми ему приходится иметь дело - и да, Дерека тоже можно причислить к этой категории, - просто выводят из себя, выбешивают, а Айзек, даже просто воспоминание об узкой ладони, мягко ложащейся на щеку - Лейхи всегда повторяет этот жест, когда хочет заглянуть в глаза Питера, - успокаивает. Во всяком случае, Питер пока еще не убил ни племянника, ни Маккола, ни его мать, ни даже его подружку. Волк успокаивается, думая о мальчишке, слепая ярость уходит - остается холодная жажда мести, и не менее холодная расчетливость. То, что поможет как можно скорее довести дело до конца.

И скоро это всё действительно закончится, пожар потухнет, боль если и не уйдет, то притупится. Останется только Айзек. Его Айзек. И свобода - или ее подобие, - которой Питеру вполне хватит для спокойной жизни.

========== Часть 16 ==========

Питер Айзеку кажется более напряженным, чем обычно - чуть более холодные пальцы, чуть более долгое прикосновение губ к виску, и две чашки кофе вместо одной. Чуть больше молчаливости и взгляд чуть холоднее обычного, и тем ярче чувствуется контраст, когда Питер смотрит на мальчишку - тепло, почти нежно.

- Сегодня что-то случится?

Мужчина улыбается вопросу, знал бы мальчик его чуть хуже, он бы спросил “Что-то случилось?”, но Айзек как и всегда на удивление точно угадывает происходящее. Питер медленно, неохотно кивает.

- И тебе будет спокойнее?

- Всем будет спокойнее, - мужчина кривит губы в не слишком искренней улыбке. - Я навряд ли смогу вечером забрать тебя с работы. Доберешься сам?

- До дома? Конечно доберусь, - Айзек пожимает плечами, настолько легко и непринужденно произнося это “до дома”, что Питер невольно улыбается - спокойно, уверенно, возвращая уверенность и забеспокоившемуся подростку.

Хейл снова кивает, задумываясь о чем-то, затем подходит к подростку, обнимая того за плечи, и ведет в спальню.

- Мне в школу надо… - выходит недостаточно убедительно.

- Когда ты так говоришь, я необычайно остро ощущаю себя престарелым извращенцем, - мужчина усмехается, а мальчишка прячет улыбку. - Опоздаешь. Ничего страшного.

Айзек согласен. Айзек на всё согласен, лишь бы чувствовать Питера так близко к себе и так глубоко в себе, лишь бы иметь возможность задыхаться под ним в преддверии оргазма, впиваться ногтями в плечи, стонать в губы.

Айзек сильно опоздает в школу - а может и вовсе не пойдет, - потому что Питер сегодня медлителен и нежен, потому что одними ласками доводит до сумасшествия, потому что не поддается на провокацию просяще раздвинутых ног. Целует, сжимает, тихо рычит - странным, зарождающимся где-то в груди, рыком, - и измучивает своего мальчика, топит в удовольствии, не давая глотнуть отрезвляющей обыденности. Айзек согласно тонет, захлебывается, цепляется за склонившегося над ним мужчину, вскрикивая, чувствуя его в себе - ярко, отчетливо, до одурения правильно.

- К черту школу, - бормочет мальчишка, бездумно водя пальцами по груди лежащего рядом мужчины.

- Ну, только сегодня, - Питер довольно усмехается. Доволен он не только произошедшим и Айзеком, но и собой и своим волком - рядом с мальчишкой нетрудно сдерживать зверя, даже когда он беснуется перед полнолунием.

Медленные, тягучие поцелуи довольно скоро переплавляются в еще одну волну жгучего, плавящего удовольствия, в очередную порцию стонов, оттеняемых рычанием, в вязкую, стекающую по ласкающим член пальцам, сперму. И - неожиданно - в беспокойный выдох:

- С тобой все будет в порядке?

Этого Питер не знает, и обещать не может, хотя хотел бы. Слишком много переменных внезапно возникло в четком, выверенном плане.

- Я вернусь к тебе, - Хейл не задумывается над клишированностью фразы, пропитанной запахом многотиражных дамских романчиков, потому что это именно то, что он хочет пообещать мальчишке, доверчиво льнущему к нему сейчас.

- Хорошо, - Айзек серьезен, настолько серьезен, будто лучше Питера может просчитать возможные итоги сегодняшнего дня.

- Вечером будешь на работе?

Подросток молча кивает, коротко и нежно потираясь носом о шею Питера.

Это хорошо. Айзеку совершенно нечего делать сегодня в школе.

***

- Так, сегодня внимательно смотри, чтоб никакие несовершеннолетние опарыши не напивались у меня в баре, - Мэг немного на взводе, что неудивительно - в руках у нее какая-то бумага от администрации. - И тебе сегодня для всех восемнадцать, парень. Не думаю, конечно, что до нас доберутся с проверкой, но эти ваши школьные танцы… Ты, кстати, почему не там?