Антон уехал больше месяца назад, а Глеб остался. Пожил в горах и на побережье, с хиппами, пулубомжовыми индейцами и приезжими художниками.

Место его оказалось у двери. Попутчицей была крупная женщина за шестьдесят. «Когда-то она, наверняка, была очень эффектной», - подумал Глеб.

   -  Как же они хлопают дверью, нельзя же так! - первое, что она произнесла, разобравшись со множеством сумок и коробок.

   -  Мы возле туалета... тут уж ничего не сделаешь...

   -  Как это не сделаешь? Вот смотрите, я объявление напишу - и они меньше стучать будут! У вас фломастер есть? Нет? Ну, тогда я ручкой...

Дама нашла в одной из своих сумок листок и принялась что-то старательно выводить. Закончив, она с гордостью показала результат своих стараний:

   1.  Граждане России и Украины, с наступающим Новым годом!

   2.  Не хлопайте дверью!

   3.  Выращивайте в себе нежность!

Глеб глянул на даму. На вырастивший в себе нежность сосуд она походила плохо...

   -  Думаете, сработает? - с сомнением произнёс он.

   -  Уверена! Главное, написать совершенно не сочетающиеся пункты, и люди волей неволей будут задумываться.

   -  Если вообще будут читать... ^[161]

   -  Вот вы - молодой человек! Не очень уже, конечно... но по сравнению со мной - молодой. А столько скептицизма в вас! Я, знаете, многое пережила: и смерть, и горе, и тяжелые болезни, но оптимизма и веры не теряю.

   -  Ну, я тоже кое-что пережил... Да и веру всё же не теряю...

Соседи с верхних полок куда-то сразу ушли. Глеб с дамой продолжали изредка перекидываться фразами. Чем дальше, тем симпатичнее была ему эта пожилая особа. Мимо прошла женщина, продающая копченую азовскую рыбу. Торговцы обычно сильно хлопают дверьми, но эта остановилась и несколько раз внимательно прочитала объявление.

   -  Во дают! - воскликнула она и удалилась из вагона, аккуратно прикрыв за собой дверь.

   -  Видите! Работает! - возликовала дама.

   -  Ну, на кого-то, и правда, действует, признаю, - улыбнулся Глеб.

   -  Да почти на всех действует! Я же говорила! Мы, кстати, не познакомились. Меня Ириной Петровной зовут. Я художник, преподаватель, философ по жизни и жена писателя по совместительству.

   -  Меня Глеб зовут. Я... историк... кроме всего прочего.

   -  Очень приятно! А я в этих краях с моим мужем будущим познакомилась, на свадьбе у одной знакомой. Два дня - и на всю жизнь! Сорок лет уж вместе! Знаете, он скромный такой был, студент из Киева. А как сказал: «Я не хочу всю жизнь на сортир работать», - я сразу поняла, что это - мое! И я сделаю всё, чтоб этому человеку легко жилось и чтоб он писать, что хочет смог, от всего его защищу! Вот этими моими громадными руками!... Конечно, со мной-то жить не так уж легко, но от других сложностей я его спасла. И сына мы воспитали - слава Богу! Он больным родился и в школу ходить не мог из-за этого... Ничего! Мы его дома выучили. Хоть муж тогда и не работал... не хотел он писать всякую комсомольскую чушь, и я ему сказала: «Уходи из газеты! Главное, чтоб совесть твоя чиста была, и твоим пьесам это не в ущерб было!» Он драматургией в то время увлекся. Его вещи тогда никто не ставил, конечно. Но потом, в 90-е, даже в Современнике поставили! А если б он не ушёл из газеты, то ничего бы и не написал. Я это знала, поэтому так и сказала. Ну, да ничего! Господь не оставил! Он никогда нас не оставлял. Я всегда Его просила, и Он отвечал... Хоть бывало и не сразу... И не так, как ждешь...

   -  Это - да. Бог - не магазин с доставкой заказов по телефону.

   -  Само собой! Но... Глеб... Вот что я тебе скажу. Печали предаваться нельзя, взбодриться надо, а ты всё унылый какой-то. Бог даст, всё будет!

Дверь хлопнула, пассажиры проснулись. За окном была кромешная тьма. Шёл снег...

   -  Так, таможня Украины! Просыпаемся! Шо везем? Наркотики, оружие

есть?

   -  Скажите, а вам хоть раз на этот вопрос отвечали да? - парировала заспанным голосом Ирина Петровна.

   -  Это професийна тайна, а вы лучше кажите шо везете? Передачи, чужие вещи маете?

-Нет.

   -  Та-а-ак, а эти сумки ваши? Видкриваемо, доказуем. Шо здесь?

   -  Личные вещи, трусы с лифчиками. Показать?

   -  Надо будет - покажете! А это? Аптечка? А это шо за лекарство?

   -  Цитрамон.

   -  Та-а-ак, рецепт покажите!

   -  Молодой человек! Это ж без рецепта продается!

   -  Это у вас в России, а в Украине по рецепту...

   -  Да вы что! Я ж в Евпатории его покупала! Какой рецепт!

   -  Да?.. Выясним! Я сейчас старшего по смене вызову... А у вас аптечка есть? - обратился таможенник к женщине, спящей на верхней полке.

   -  Шо! - раздался сверху хриплый голос.

   -  Та не шо! Я шо вам повторять должон! - возмутился таможенник. - Это ж для кого я тут всё говорю это уже пол часа? Шо везёте?

   -  Ничого.

   -  А лекарства?

   -  Ты шо, хворий?

   -  Ни, я митник... Ладно, лежите вже спокийно... Я не зна-а-а-ю...

   -  Шо ты зде робишь? Пошли уже дальше! - вмешался вынырнувший из соседнего купе напарник.

Вслед за таможенником в вагон вошёл небритый мужичок.

   -  Канфе-е-е-е-ты! Свежие ка-а-а-анфе-е-еты кому?

   -  Хлопчик, три часа ночи! Одному лекарства давай, другой с цукерками тут! — раздалось с верхней полки, - яки таки у тебя конфеты?

   -  Свежеворованные! - объявил мужичок.

Глеб с Ириной Петровной переглянулись и засмеялись в голос.

Через полчаса они протягивали документы бледным и неулыбчивым российским пограничникам.

Дом родной

Но вот выпал снег, и я опять не знаю, кто я... Аквариум, «Сутра шёл снег».

Звонить как-то не хотелось. Думал, в Москве уже набрать, но, выйдя из поезда, Глеб тоже не решился оповестить родных о своем возвращении из затянувшейся крымской поездки. Думал прогуляться, но теплых вещей не было, и пришлось скорее нырнуть в метро и ехать домой.

Как же дико и странно в московской подземке после гор и моря. С одной стороны, всё было родным, почти домашним, а с другой... Жизнь, казалось, там - а не здесь, а это - какое-то гетто для злых и несчастных людей, перемещающихся по каменным коридорам в железных коробках.

Противоречивые чувства боролись, негативное постепенно начало брать верх. «Ничего, дома дети, Света...», - успокаивал себя Глеб в ответ на всё нараставшее в душе отторжение действительности.

Вот и подъезд. Ключи он давно крутил в кармане. Лифт, дверь. Дети, наверное, в школе. А Света?

Зашёл в коридор, скинул на пол рюкзак.

   -  Есть кто дома? - громко спросил он.

В спальне послышался шум, кто-то был дома. Не снимая ботинок, прошёл в комнату. Света лежала в кровати, а какой-то бородатый мужик судорожно натягивал штаны... Кто это? Нет... не может быть! Глеб не мог поверить своим глазам. Это был его друг, отец Андрей, которого он в неглиже сразу-то и не узнал.

   -  А-а-а... ты чё не позвонил-то?... Тут такое дело в общем... брат... - Начал тот, кое-как справившись со своими штанами, - Свете одной нельзя... тяжело ей было... Ты уехал. Я много вам помогал, ты знаешь... В общем, как-то оно так вышло... Любовь - это святое... но надо нам... в общем... чтоб нормально... Пойдем на кухню, пока Светочка оденется...

   -  Светочка? Оденется? Даты что?!

   -  Так, только спокойно! Мы - взрослые люди! Ты уехал, жену бросил, так что не надо сцен!

Глеб посмотрел на Свету.

   -  Выйдите оба, а? - с раздражением ответила она на его взгляд.

   -  Вот и я говорю, пошли на кухню! - вытолкнул Андрей Глеба из спальни и закрыл за собой дверь.

Вся жизнь пронеслась и перевернулась в голове Глеба за одну минуту, пока они шли эти несколько шагов до кухни.

   -  Слушай, Глеб! Ты должен понять, ты бросил жену, когда ей было хуже, чем тебе, а ещё и дети... Я ездил каждый день почти, помогал, у нас возникли чувства...