— Я справлюсь, — волк довольно скалится, щелкнув зубами. — Я тебе обещаю.
Разговор течет плавно, спокойно, без неловких пауз, да и вообще без неловкости. Питер умело обходит все возможные острые углы, связанные с семьей Эллисон или с охотничьими вопросами, следит за её взглядом и улыбкой — занятие, которому можно было бы посвятить жизнь, — и самую малость удивляется, когда игривые чертенята в темных глазах охотницы разжигают ритуальные костры. Питер как раз спрашивает девушку, куда бы она хотела съездить и где уже была, и совершенно не видит хоть какой-то подоплеки для такого многообещающего блеска в глазах.
— Мы много ездили по Америке с семьей, — ровно отвечает Элли, пожав плечами. — В последние пару лет отец возил меня в Европу…
Питер на долю мгновения замирает, поднеся бокал к губам, когда чувствует, как его голени медленно, осторожно касается узкая ступня, обутая в туфлю на шпильке.
— А куда ты сама хотела бы съездить? — Питер делает глоток, отставляет бокал в сторону и едва заметно приподнимает бровь, когда слышит тихий, характерный стук каблука снятой туфли о паркет.
— Мне всегда интересны были экзотические страны, — Эллисон медленно ведет кончиком языка по нижней губе, а ножкой вновь ласкающе проводит от щиколотки к колену Питера, сначала с внешней стороны, а затем с внутренней, поглаживая.
Питер и не думает скрывать от Эллисон, как на него действуют её прикосновения, особенно такие игривые, многообещающие. Дышать становится тяжелее, возбуждение, мигом набравшее обороты, заставляет кровь в венах вскипать. Питер накрывает лежащую на столе руку Элли своей ладонью, поглаживая пальцы.
— Азия? Полинезия? Серьезно, где бы ты хотела побывать?
— Смотря какой повод для путешествия.
Изящная ножка совершенно бесстыдно скользит по внутренней стороне бедра к паху, ступня на несколько мгновений прижимается к возбужденному члену, создавая давление, и снова соскальзывает на бедро, поглаживая.
Кроме блеска в глазах, утяжеленного дыхания и искусанных губ Эллисон ничего не выдает.
— Неважно, какой повод… Отдых. Где, по-твоему, лучше всего отдыхается?
— Наверное, на Карибах, — Эллисон откровенно тяжело дышит, прижимая ступню к паху мужчины. - Ну, знаешь, солнце, песок, чистое море… Загар без белых пятен… Думаю, это идеальный отдых.
Хейл тихо, блаженно урчит, приподнимая ладонь Эллисон и поднося её к своим губам. В долгом, но почти целомудренном прикосновении губ к тыльной стороне ладони столько сдерживаемой страсти и желания, что Элли невольно издает тихий стон, почувствовав, как грудь изнутри обдает жаром, словно птица Феникс рывком распахивает свои крылья.
— Я думаю, ты права, — негромко отвечает мужчина, всё ещё держа её руку у своих губ.
— Знаешь, я где-то слышала, что можно даже снять целый островок для отдыха… — Эллисон тяжело сглатывает, изнывая от оплетающего тело желания близости. — Только ты и море. Или что-то в этом роде… — Эллисон закрывает глаза, когда Питер целует внутреннюю сторону ладони, где кожа тонкая и чувствительная к ласке.
— Ты и море — это действительно идеальный отдых, — мужчина лукаво щурится, подставляя щеку ласкающим прикосновениям пальцев.
Питер усаживает Эллисон в такси ровно в половину двенадцатого — девушка немного нервничает — не хочет рассказывать отцу, где была и уж тем более не хочет вдаваться в подробности с кем.
— Напиши мне, как приедешь, — Хейл проводит ладонью по шее девушки к затылку, запуская пальцы в густые волосы.
— Ты будешь волноваться? — Эллисон послушно запрокидывает голову, приоткрывая влажно блестящие губы.
Играет в покорность — и оба знают это, и обоим нравится.
— Буду, — просто отвечает Питер, наклоняясь к губам девушки, придерживая её за затылок.
— Тогда я напишу, — охотница лукаво улыбается, одаривая оборотня лукавым взглядом из-под ресниц. — И спасибо за прекрасный вечер, Питер, — Элли осторожно касается губ мужчины легким поцелуем. — Мне… мне очень понравилось.
Волк совершенно по-собачьи виляет хвостом, чувствуя искренность в словах охотницы.
***
Питер думает, что Крис в ближайшие полгода нечасто будет появляться дома — Ардженту нужно закончить все дела, перед тем, как передавать управление кланом дочери, но конкретно сейчас охотник рушит все планы мужчины — он не только вторую неделю почти безвылазно проводит дома, но и принимает гостей — Хейла только радует, что никто из них, вроде бы, не собирается развлечься охотой на прилегающих к городу территориях.
Но волк всё равно знает способ увидеть свою маленькую охотницу — два-три раза в неделю Эллисон загружает в свою маленькую серебристую машинку лук, накидывает плотную джинсовую куртку, небрежно перехватывает волосы заколкой и едет в лес — потренироваться. Иногда с отцом, иногда с лучшей подругой — Элли немного учит Лидс стрелять, в последний раз приезжала с каким-то родственником, от которого, судя по страдальческому лицу, просто не смогла отвязаться.
Питер знает из её сообщений, что она уже давно и крепко на взводе — две престарелые родственницы-француженки наперебой давали советы не только по поводу того, как лучше натягивать тетиву и накладывать стрелу, но и по поводу того, какой длины должна быть юбка у уважающей себя двадцатилетней девушки. Больше всего Эллисон бесило то, что достаточно короткой юбки у неё в гардеробе не нашлось и теперь ей, кажется, грозил шопинг, который она навряд ли когда-нибудь сможет забыть.
„Представляешь меня в юбке длиной в ладонь? И постарайся, пожалуйста, думать не только о моих ногах, а еще о том, как я себя в этом буду чувствовать. Боже, мой отец совершенно точно не представлял, какой ящик Пандоры открывает, когда предложил Моне и Айлин пожить у нас.“
„Представляю… Я бы тебя из дома не выпустил в такой юбке.“
„Ты говоришь как мой отец“
„Я надеюсь, что именно это он тебе и скажет, если твой гардероб все-таки пополнится таким разнообразием“
„Серьезно, Питер, это самая милая поддержка в моей жизни.“
Сегодня охотница наконец-то приходит одна. Несколько минут просто стоит, опустив руки и подняв лицо к небу, наслаждаясь шелестом травы и листьев, поскрипыванием веток, шумом ветра. Лесной, очень специфической тишиной, которой, судя по всему, ей очень не хватало.
Ритм сердца охотницы выравнивается и успокаивается, она дышит полной грудью, наполняя легкие лесными ароматами. Неспешно разминает пальцы, сгибая и разгибая, плавно проворачивает кисти, поднимая руки на уровень плеч, словно крылья, и делает глубокий вдох.
Питер дает охотнице время выпустить пар, пристреляться, нырнуть в привычную ей атмосферу. Хейл знает, что всё делает правильно — в том плане, что у охотницы почти нет шансов его заметить. Волк затаивается — неподалеку, за спиной девушки, не двигается и дышит с ней в унисон.
Наблюдает, любуется, сдерживая скакнувший ритм сердца даже когда охотница стаскивает с себя джинсовку, оставаясь в одной только майке, плотно, словно вторая кожа облегающей гибкий стан.
Стрелы ложатся ровно в цели, которых у охотницы три. Питер ждет, когда она выпустит последнюю — тогда ей придется идти собирать их и можно будет подойти ближе. Даже не для поглаживания собственного эго — хотя и для этого, конечно, тоже, - но, серьезно, Питер действительно хочет, чтобы охотница научилась быть предельно осторожна в лесу.
Девушка кладет последнюю стрелу на тетиву, прицеливается и, наверное, в последний момент перед тем, как отпустить тетиву, разворачивается почти на сто восемьдесят градусов.
Питер не успевает среагировать — видит её укоризненно-веселую улыбку, темные, лукавые глаза, в которых горят огни, сравнимые по силе лишь с кострами Бельтайна, слышит свист стрелы совсем близко, над плечом, в трех дюймах от шеи, и чувствует, как загривок обдает фонтаном щепок, когда стрела пробивает кору дерева за его спиной.
Хейл наконец-то делает вдох, отступая на шаг назад, прижимаясь спиной к дереву. Восхищение переплавляется в какое-то сумасшедшее благоговение, удивление — в ненормальный восторг.
