Питер никогда не вдавался в первопричины своей привязанности к дочери Арджента. Всё было просто — она была абсолютно, совершенно идеальна. Перед ней можно было встать на колени, можно было целовать ей руки — без позерства, без скуки, без скрытых мотивов. Её нельзя было воспитать под себя, но и себя под неё ломать бы не пришлось — волк всё это чует, волк знает, что она — его и для него.