Особо хотелось бы рассказать о татарских лошадях. Они хоть и низкорослы, но крепки, выносливы и привычны к самым длительным походам, жаре и лютому холоду. Они не только быстро мчат своих наездников, но и помогают им в битвах, разрывая зубами и круша копытами противников. Татарская лошадь весьма неприхотлива. Даже зимой из-под снега она добывает себе пропитание и не требует почти никакого ухода. Сама же, в случае нужды, кормит своего владельца молоком, мясом и конской кровью, кою ордынцы пьют, дабы обрести еще большую силу. Вот уж воистину кровожадный народ…
Чем больше рассказывал купец Богданов о татарах, тем всё пасмурнее и озабоченнее становилось лицо Василька Константиновича. Русь подстерегает лютый враг: жесткий, вероломный, свирепый в битвах, с железным порядком. Такого врага можно остановить лишь общерусской ратью. Но где она – эта рать? Многие князья так и не хотят прекращать междоусобную брань, и это больше всего возмущало Василька Константиновича. В то время, когда татары опустошали порубежную с Русью Волжскую Булгарию, князь Ярослав Всеволодович двинул свою дружину на Киев, намереваясь овладеть знатным киевским престолом.. На Ярослава же выступили Галицкий, Волынский и Смоленский князья и… началась брань лютая. .Корыстолюбивые слепцы! Остановитесь, одумайтесь, пока не поздно! На Русь вот-вот хлынут орды Батыя.
После разгрома Волжской Булгарии и появления в русских землях бежан из Поволжья, князь Василько и другие лица неоднократно советовали князю Владимирскому «городы крепить и со всеми князьми согласиться к сопротивлению, ежели оные нечестивые татары придут на землю его, но он, надеясь на силу свою, яко и прежде, оное презрил» В результате каждое русское княжество встретится с полчищами хана Батыя один на один.
Откровенная беспечность Юрия Всеволодовича крайне удивляла Василька Константиновича. Тот не только не захотел собирать удельных князей на совет, но и издевательски отнесся к призывам Ростовского, Переяславского, Суздальского, Углицкого и Ярославского князей:
- Племянничек мой, Василько, в портки наклал, вот и начал князей мутить. Грязного степнякка испужался, хе-хе. Отроду степняк не ходил на Северо-Восточную Русь. Куда уж ему через болота и дремучие леса лезть? Никогда не гуляли поганые по нашим землям и никогда не будут. А коль, не от великого ума, напасть осмелятся, то так по шапке дадим, что навек забудут в мое княжество соваться. На грамоты же племянничка – плюнуть и растереть. Эк из себя державного государя корчит. Всякая мокрица хочет летать, как птица. Не выйдет! Сиди на своем Тинном море и не высовывайся…
Великий князь говорил о племяннике не только с насмешкой, но и с раздражением: некоторые из князей стали прислушиваться к призывам Василька и начали подталкивать Юрия Всеволодовича к тому, дабы он всё-таки собрал съезд во Владимире. Влияние Василька заметно выросло, у многих его имя стало притчей во языцех, что приводило великого князя в неописуемый гнев. Дело дошло до того, что, ослепленный ненавистью к племяннику, Юрий Всеволодович заявил на Боярской думе:
- Василько помышляет выйти из-под руки великого князя. Он подбивает своих братьев и других князей собрать единое войско, дабы двинуть его на Владимир, и самому утвердиться на великом столе. Разговоры же о кочевниках, всего лишь хитрое прикрытие. Василько зазнался. Надо проучить этого выскочку. Его села и деревеньки давно не видали огня. В них есть, чем поживиться. Не так ли, бояре?
Но бояре молчали. Юрий Всеволодович перехватил через край. Миролюбивый Василько Константинович никогда и не помышлял о Владимирском столе. Уж чересчур Юрий Всеволодович заносчив и обидчив.
- Чего рты на замке? Аль оглохли?
С лавки поднялся старый воевода Еремей Глебович.
- Прости, великий князь, но не время ныне брань заводить. Я много лет ведал Василька, и он всегда выступал против усобиц. И ныне сей князь лишь о Руси печется. Татары – не такие уж слабаки. Калка показала, что…
- На Калке моих дружин не было! – резко оборвал воеводу Юрий Всеволодович. – Князей там, как несмышленышей, в ловушку заманили. И неча раньше времени поганых бояться. Над пуганым соколом и вороны играют. Ныне же, сказываю, надо племянничку крылышки подрезать.
Но бояре покашляли, покряхтели в дремучие бороды, да так ничего и не молвили.
- Толку от вас, как от козла, - ни молока, ни шерсти, - махнул на бояр рукой Юрий Всеволодович. - Надо дружину поднимать.
С дружиной великий князь перестал советоваться вот уже лет пятнадцать назад, с тех пор, как утвердился на великом Владимирском столе. Дружинник, презрительно думал он, всего лишь военный слуга, а со слугами нечего советоваться. Многие гридни ушли от спесивого князя на службу к другим властителям. Юрий Всеволодович нанял новых – во всем ему покорных и послушных, готовых по любому приказу сорваться с места. А чтобы гридни не заикались о «старине» (по коей все значительные вопросы решались на совете дружины), Юрий Всеволодович, один из самых богатых князей Руси, удвоил послужильцам жалование, и те уже ни во что не вмешивались, слова поперек не могли князю сказать.
Поход на Ростов Великий Юрию Всеволодовичу пришлось всё-таки отложить: его сумасбродный братец Ярослав вновь не ужился с новгородцами и, как всегда, запросил у Юрия помощи.
Князь Василько Константинович, тем временем, неустанно готовился к предстоящим битвам с ордынцами. Приказал углубить водяной ров, подсыпать земляной вал и подновить крепость. Теперь каждый день заходил он к кузнецам – оружейникам. Говорил Ошане, поставленному старшим над всеми кузнецами:
- Ты уж порадей, Ошаня Данилыч. Злой ворог стоит у пределов. Твоим мечам, копьям и кольчугам нет цены. Намедни твоим мечом с одного удара кольчугу рассек. С другого - щит развалил надвое. Но такого оружья ныне много понадобится. Надо поспешать.
Старый же мастер, пропустив мимо ушей похвалу, хмурился и ворчал:
- Ты меня не понукай, князь. В нашем деле поспешать негоже. Ежели хочешь доброго оружья, не понукай!
- Вновь прости, Ошаня Данилыч. Дружину-то я втрое преумножил, да и мужиков в поход буду кликать.
- Да мы и так, князь, в кузнях днюем и ночуем. Почитай, от горна не отходим. Сами ведаем – ворог лютый. Но не всегда утешно, что поспешно.
Ошаня вынес из кузни два меча и протянул Васильку Константиновичу.
- Выбирай, князь. Кой те больше поглянулся?
Василько Константинович дотошно осмотрел мечи и пожал плечами.
- Кажись, оба одинаковые – и по виду и по весу.
Ошаня окликнул дюжего подручного:
- Федька!…Побейся с князем. Испытай-ка наши мечи.
Федька, чумазый от копоти, в прожженном кожаном запоне, оробело застыл подле кузни. Василько Константинович протянул ему один из мечей и задорно молвил:
- Смелей, Федька! Представь, что перед тобой ордынец. Нападай!
Подручный глянул на Ошаню, глянул на князя и… напал. Зазвенела сталь, посыпались огненные искры, и всё тяжелей, резче становились удары супротивников.
- Не сдавай, Федька! - азартно закричали кузнецы. – Наддай!
И Федька так наддал, что меч князя переломился. Василько Константинович с удивлением посмотрел на обрубок кладенца. Лицо его нахмурилось.
- То не меч, коль и минуты в сече не продержался. Как же так, Ошаня Данилыч?
- Сетуешь, Василько Константинович? Вот тебе и «поспешай». Сей меч, кой оказался в твоих руках, не прошел должной закалки. Таких мечей можно одним махом наковать, а проку?
Василько Константинович ступил к кузнецу и поклонился в пояс.
- Спасибо за науку, Ошаня Данилыч… А копья с крючьями татарскими начали ковать?
- Начали, князь. Но наши копья будут половчей и похитрей татарских. На три вершка прибавили, и с двумя крючьями. И наконечники к стрелам удлинили. Стрелы же изготовляем калеными. Любой ордынский щит пробьет. Коль надумаешь, испытай.
- Непременно, Ошаня Данилыч. Всё твое оружье испытаю. Раздам гридням и заставлю биться. И лучников позову.
- А коль дело до рукопашной дойдет?