– В лесах тайно оружье ковать? – оживился князь.

– Молодец, Борис Василькович, быстро смекнул. Ковать и ковать! Думаю, такие дебри у вас найдутся. Поразмысли над этим, сыщи надежного кузнеца и поручи ему подобрать тайное лесное угодье с рудой и речушкой, чтоб ни один поганый о нем не пронюхал. Баскаку же, коль убыль в ремесленниках заподозрит, скажешь: бегут, неслухи, к каждому посадскому гридня не приставишь. И до нашествия из городов бежали, и ныне бегут, нечестивцы. И серчай, серчай побольше!

– Ловко придумал, Александр Ярославич! Вот так бы по всем княжествам оружья наготовить.

Невский лишь многозначительно улыбнулся.

Распрощавшись с Борисом, Александр Ярославич вновь вернулся в покои княгини. Их беседа была продолжительной, но носила уже иной характер. К концу разговора Мария Михайловна внезапно спросила:

– А ты помнишь, Александр, своего брата Федора?

– Федора? – переспросил Невский, и лицо его резко изменилось, стало замкнутым и отчужденным.

– Прости, Александр. Мы не так часто с тобой видимся, и один Бог ведает, увидимся ли вновь. Не знаю, как для тебя, но смерть твоего брата до сих пор остается для меня загадкой.

– А что твоя сестра говорит?

– Ефросинья в полном неведении.

Невский еще больше замкнулся.

Федор родился в 1216 году и был на четыре года старше Александра. Это был крепкий и красивый княжич, к тому же веселый и добрый. Княжича любил весь Переяславль.

– Не в отца поднимается Федор.

– Ярослав-то Всеволодович уж куды как зол и пакостлив, а сын его готов последнюю рубаху с себя снять. Худого слова от него не услышишь, не то что отец.

До Ярослава Всеволодовича доходили слова переяславцев, и он срывал гнев на сыне:

– Нет в тебе моего корня, Федька. Ты черни должен плеть показывать, а не калитой трясти. Ты чего это Ваське-кожемяке полную горсть серебра отвалил?

– Он в кулачном бою всех побил, вот я его и наградил.

– А твоего ли это ума дело? Ты что, князь переяславский? Придурок!

Ярослав Всеволодович доставал из-за голенища сафьянового сапога крученую плеть и принимался стегать сына.

– Да ты что, батя! – увертываясь от хлестких ударов, восклицал Федор. – Я же от чистого сердца Ваську наградил. Ты что?

Но Ярослав Всеволодович знай норовит достать плеткой сына. Кстати, плетки на Федора он никогда не жалел, потчевал за малейшую провинность, а то и просто так – для острастки. Ворчал:

– Не выйдет из тебя путного князя. Глуп как осел. А не я ль тебя наставляю, как настоящим князем стать?

– Через мерзость, подкупы и вероломство? Я так не могу, батя. Хочу честно людям в глаза смотреть.

– Опять ты за свое, дурак набитый!

И вновь принималась свистеть крученая плеточка.

Когда Федору стукнуло семнадцать лет, Ярослав Всеволодович решил: «Женить, дурака, и непременно на умнице. Такую сыскать, дабы от всяких глупостей муженька отлучила».

Надумал с братом своим посоветоваться, великим князем Юрием Всеволодовичем. Тот долго не раздумывал, как на блюдце поднес:

– Есть такая умница, даже чересчур. Давно в девках засиделась. А все из-за чего? В науки разные, вишь ли, влезла, за уши не оттащишь. Сказывают, шесть языков иноземных ведает, ума-де палата.

– Да кто ж такая? – удивился Ярослав. – Неужель, брате, еще одна Мария Черниговская на Руси появилась?

– В самую точку угодил. Старшая сестра ее, Феодулия. И умом взяла, и лицом пригожа. На Марию смахивает.

– Ну что ж, брате… Породниться с Михайлой Черниговским – большая честь для любого князя. Отдаст ли?

– Отдаст, коль сам великий князь поклонится.

– Уж порадей, брате.

– Порадею. Михайла Черниговский ныне на половца намерен идти, у северских князей помощи затребовал, но те не шибко-то и разбежались. Вновь свары меж собой затеяли, берегут свои дружины. А я Михайле пятьсот воинов пришлю, то немалое подспорье.

Ярослав Всеволодович с удивлением глянул на великого князя. И чего это он вдруг расщедрился? Обычно скуп, воды из него не выжмешь, а тут целое войско Михайле Черниговскому отвалил. Не из-за Федьки же!

Спросил напрямик:

– Какая выгода тебе, брате, такую дружину посылать?

– А когда я без выгоды чего делал? – довольно ухмыльнулся Юрий Всеволодович. – Это вас всех учить надо, пропали бы без меня. Так мотай на ус. Давненько меня притягивает Черная Русь[21]. Лакомый кусок, не зря на него Немецкий орден и Литва зарятся. Я Михайле помогу, а он мне. Пирогом же вместе поделимся, хе-хе.

Михайла Черниговский отнесся к предложению великого князя с должным пониманием. Он, горячий сторонник объединения всех русских земель, и сам давно помышлял сблизиться с Черной Русью.

Венчание наметили на Покров-свадебник 1233 года. Жених и невеста друг друга до свадьбы не видели. (Смотрин зачастую не делали: все решали родители.) Правда, Феодулии рассказали, что жених красив лицом и нравом добрый. Видел жениха ближний боярин Федор Андреевич, бывавший по делам в Переяславском княжестве. А ближнему боярину, одному из своих учителей, княжна бесконечно доверяла.

– Славный княжич, душевный, нравом веселый. С таким счастливо проживешь.

Княжна была весьма довольна рассказом боярина, а вот княжич Федор Ярославич с первого же дня, узнав о намерении отца, потерял всякий покой. Он уже второй год был безумно влюблен в местную боярышню Аринушку, стройную, кареглазую девушку с ласковым сердцем. Встречались редко, накоротке, да и то украдкой. Но какими были эти счастливые минуты! Какое блаженство испытывали Федор и Аринушка!

Однажды всепоглощающая страсть их так захватила, что Аринушка полностью отдалась своему любимому. Это случилось в конце июля, и через месяц боярышня еще ничего не почувствовала. Не догадывался о беременности своей лады и княжич Федор. Как-то им удалось еще раз встретиться, и вновь был незабываемый, волшебный час.

И вдруг как гром среди ясного неба. В покои вбежал разгневанный отец и коршуном налетел на сына:

– Кто тебе позволил с дочкой боярина Григория Хоромского снюхаться?! Сучий сын!

Федор на какой-то миг растерялся, он не знал, что и ответить отцу. А может, он еще ничего толком и не ведает?

– Чего застыл, как пень? Не такой, оказывается, ты простачок. И времечко подобрал подходящее. Я – в Чернигов, а Хоромский с боярыней на богомолье снарядились, а деточки – в глухой садик. Ах ты, поганец!

Долго бушевал, а когда остыл, ткнул мясистым перстом на лавку и жестко молвил:

– Садись и слушай мое отцовское повеление. На Покров женю тебя, дурака, на дочери князя черниговского, княжне Феодулии.

Неожиданная новость повергла княжича в оторопь.

– Невеста богатая, умом горазда. Хватит тебе баклуши бить.

Федор встал на колени.

– Не нужна мне княжна черниговская. Выдай меня за Арину Хоромскую. Христом Богом умоляю, батюшка!

– Ты что, оглох или белены объелся? Сказано – за Феодулию, и будь радешенек родительскую волю исполнять.

Федор был потрясен, он закрылся в своей комнате и никого не впускал, а затем, за день до свадьбы, бледный, весь потухший, зашел к своему младшему брату Александру, кой уже слышал о предстоящей свадьбе.

Федор, со слезами на глазах, ходил взад-вперед по покоям и с отчаянием в голосе твердил:

– Не хочу никакой свадьбы. Не хочу!.. Уж лучше сбегу куда-нибудь. Я одну Аринушку люблю, одну Аринушку!

– А возьми да и сбеги, подумаешь родительская воля, – неожиданно для себя ляпнул вдруг кощунственные слова тринадцатилетний Александр.

– И сбегу! А то и…

…После продолжительного молчания Александр Невский раздумчиво и горько произнес:

– Это были последние слова, кои услышал я от брата. А дальше… дальше сплошные загадки. Отец приставил к Федору стражу. Брат не мог выйти даже на крыльцо. Под окнами его комнаты стояли караульные. Тем временем приехали великий князь с княгиней Феодосьей, твои родители, с дочерью Феодулией. Близился час венчания в соборном храме, но жених так и не вышел к невесте. Зато вышел отец с заплаканным лицом и объявил: «Княжич Федор скончался от сердечного удара».