- Прошу в замок, господа

Замок был обнесен высокой внешней стеной, по углам которой были выстроены башни; сам же двор был разделен надвое внутренней стеной. С одной стороны ее помещались службы, с другой - стояла большая башня, где жил владелец замка.

Василий не сразу понял, для чего нужна была внутренняя ограда, а Маржарет, не раз бывавший в европейских замках знал, что их владельцы могли замкнуться в своей башне не только от неприятеля, но и от своих слуг в случае их измены. Особенно укреплен был подъемный мост, который помещался между двух башен и представлял собою как бы отдельную крепостицу. Перед ним по ту сторону рва было устроено еще деревянное укрепление. Кроме того, было еще двое или трое запасных ворот, крепко окованных железом, обыкновенно спускавшихся сверху на цепях.

Маржарет давно уже убедился, что если замок стоял на высоте и все известные меры обороны были приняты, то замок был почти неприступен. Овладеть им можно было только путем долгой осады. Осажденным же надо было обеспечить себя съестными припасами. Для этого в каждом замке устраивались обширные погреба, где можно было поместить провизии на целый год.

Обычно, население замков было довольно большое, так как дети вассалов воспитывались в доме сюзерена. Но в замке жилось скучно и однообразно. Кроме войны, охоты, игры в шахматы и триктрак, никаких занятий у господ не было. Все развлечения и забавы имели место лишь в начале лета: посвящения в рыцари, свадьбы, турниры… Однако гости заметили, что замок Габриэля был почти пуст, редкий человек им встретился на пути в главную башню сюзерена. Не увидели гости и детей. За обеденным столом прислуживали двое слуг.

Главная башня владельца замка, где протекала вся его жизнь и жизнь его семьи, состояла из двух или трех зал, расположенных одна над другой. Разделялись эти залы бревенчатым потолком. Одна из зал считалась главной; здесь происходили пиршества, устраивались хороводные танцы под песни дам и жонглеров; здесь же в зимние вечера, у роскошно разукрашенных каминов, жители замка заслушивались заезжих трубадуров. Внутренних комнат было немного: спальня, склад для оружия, комната женских рукоделий, кухня. В главной башне помещалась и часовня. Башни выглядели мрачными оттого, что в них было совсем мало окон, так как их нельзя было делать много из-за оборонительных целей. Вследствие громадной толщины стен перед каждым из двух-трех окон залы были высечены просторные амбразуры, на ступеньку или две выше пола.

Гости прошли через два зала. Внутреннее убранство башни было довольно пышным: камины, окна и двери были расписаны лепными и резными готическими украшениями. Стены и потолки также были украшены резьбой; на колоннах, поддерживавших своды, развешано дорогое оружие, на полу лежали ковры с причудливыми аллегорическими рисунками.

Однако столы не гармонировали с богатым убранством замка: на них разместились какие-то стеклянные колбы, пузырьки, бутылочки темного цвета…

Габриэль вел уединенный образ жизни. Он так и не завел семью. Вернувшись из Англии в Шотландию, он раскопал свои сокровища, спрятанные в одном из фиордов в заливе Морэй, купил замок неподалеку Эдинбурга и занялся медициной, которой когда-то увлекался его отец. Вскоре его врачебные способности были замечены в столице Шотландии, а через два года слава о медицинских дарованиях бывшего корсара и морского капитана испустилась на всю Европу.

Габриэль другой час угощал посланников русского царя дорогими винами, принесенными из погребов, курил трубку с ароматным мариландским табаком, расспрашивал о путешествии, но до сих пор так и не высказал своего отношения к просьбе Бориса Годунова, что озадачило Василия Пожарского. Почему он молчит? Он должен был дать ответ тотчас после прочтения грамоты. Надо бы его подтолкнуть. Но почему не затевает нужного разговора Маржарет? Где-то он такой краснобай, что рта не закрывает, а здесь, будто воды в рот набрал. Лишь кивает да свои лихие усы покручивает. А ведь именно он посоветовал царю обратиться к лекарю Габриэлю.

Маржарет же все приглядывался и приглядывался к бывшему разудалому корсару. Ему, кажется, уже лет за сорок, но выглядит он моложаво, даже уязвленное шрамами лицо не портит сего впечатления. Он высок, сухопар. Гордые, упрямые глаза и твердый уверенный голос подчеркивают властную натуру. Сей человек несомненно очень богат, а посему он не нуждается в деньгах и едва ли согласится на поездку в Московию. И все же его как-то надо уломать.

Первым не выдержал Василий.

- Великий государь Борис Федорович изрядно был наслышан вашими врачебными успехами, господин Габриэль, и будет зело рад увидеть вас при своем дворе.

- Я благодарен вашему государю за столь лестное приглашение, и я искренне желаю ему доброго здоровья, но все мои посещения зарубежных стран завершены. Простите, господа послы, но я до конца дней своих останусь в Шотландии.

- И вам, сударь, не будет скучно сидеть в этом каменном мешке? Вы же бывший известный мореход, избороздивший десятки морей. Вы побывали во многих странах, но вы не были еще в загадочной Московии. О, это удивительная страна!

- Ваша речь выдает в вас гасконца, - сдержанно улыбнулся Габриэль. - На моем корабле были когда-то двое французов. Отчаянные люди. Они умели не только храбро воевать, но и уговаривать даже самых упрямых невольников, не хотевших браться за весла галеры.

- Уговаривали бичами?

- Почему ж бичами? Невольник, решившись умереть, бичей не страшится. Душеспасительными беседами, господа.

Маржарет расхохотался:

- Мои соотечественники сумеют уговорить даже дьявола.

Разговор уклонялся от заданной цели, а посему Василий вновь повернул его в нужное русло.

- Мой государь тяжело болен. Его лекарь Фидлер весьма озабочен.

- Фидлер? Немецкий лекарь из Любека? - живо переспросил Габриэль, и в глазах его промелькнула усмешка. - У этого Фидлера надутая слава. Он больше озабочен своим кошельком, чем врачеванием.

Василий поперхнулся: негоже так говорить о первом лекаре великого государя, но спорить с Габриэлем, чтобы не рассердить его, не стал.

Зато воспользовался моментом Маржарет:

- Врачевание людей - искусство, но не каждый придворный лекарь способен подняться на его вершину. Таких врачевателей единицы, и один из них сидит перед нами. Европа будет восхищена, если господин Габриэль поднимет царя Московии на ноги и впишет свое имя в историю медицины золотыми буквами. Тысячу чертей, но ради этого стоит пересечь Балтийское море.

Габриэль вновь улыбнулся.

- Лишнее доказательство того, что гасконцы не только умеют виртуозно владеть шпагой. Но вы зря стараетесь, господин Маржарет. Я не изменю своего решения.

Василий помрачнел. Невольно всплыли слова Афанасия Власьева. «Сего человека будет трудно уговорить». Так оно и есть. Этого бывшего корсара не проймешь ни деньгами, ни славой. Неужели нет ни одной зацепки?.. Впрочем, Афанасий Иванович просил в случае надобности затеять разговор о любовной истории Габриэля. Но как начать сей нелегкий разговор? И пока Маржарет вел с лекарем отвлеченный разговор, Василий напряженно искал ниточку, дабы найти подход к душе Габриэля. Миновало не менее получаса, когда он поднял серебряную чарку и произнес:

- Мой государь очень тепло отзывался о Шотландии. Он много наслышан о ней интересного. Выпьем за прекрасную страну!

Тост был поддержан.

- Что же рассказывал царь Борис?

- Особенно его привлекла жизнь шотландской королевы Марии Стюарт.

Габриэль вздрогнул. Лицо его напряглось, изменившимся, глухим голосом он спросил:

- Что он знает о королеве Марии?

- Многое. Государь назвал королеву великой женщиной, и был очень опечален ее судьбой. Государь восхищался ее мужеством, когда она решилась избавиться от своего нелюбимого и злокорыстного супруга, лорда Генриха Дарнлея, избавиться с помощь графа Ботвелля и мореплавателя Габриэля, который был безумно влюблен в королеву.

Жак Маржарет раскрыл рот: он был изумлен рассказом Пожарского, о котором он раньше ничего не слышал. Почему Василий молчал?