Недалеко послышались неаккуратные громкие шаги по высокой траве. Громко хрустели ветви, которые отец небрежно убирал со своего пути. Путь к роднику никогда не был простым, а после оползня, произошедшего три года назад, сюда и вовсе позабыли дорогу почти все, ибо даже охотники сюда перестали ходить.

-- Прекращай меня игнорировать! -- снова подал запыхавшийся недовольный голос отец.

-- Неужели мне просто нельзя побыть одной? -- устало спросила я, когда отец наконец-то поднялся в гору, и высокая трава расступилась перед ним. -- Не хочу возвращаться в город. По крайней мере, сейчас.

-- Да ладно тебе, Марилат давно простил тебя за сожженную лавку, -- мягко произнес отец, присев рядом со мной на камень. -- Поверь, дочь, каждый в городе понимает то бремя, что ты несешь на себе.

-- И каждый меня за это бремя ненавидит.

Отец взглянул на меня виноватым взглядом, а затем перевёл взгляд на небольшой выступ, по которому родниковая вода вытекала из скалы. Он часто одаривал меня столь тяжелыми взглядами, от чего мне становилось очень стыдно. Создавалось ощущение, что мы многое понимаем в таком взаимном молчании, но в тоже время многое и скрываем за завесой тайны.

Небо было затянуто тяжелыми тёмно-серыми тучами, которые долгое время шли к нам прямиком из-за Пыльных гор, неся недели дождливой погоды, плодотворно влияющей на наши земли. Несмотря на надвигающийся дождь, погода была тёплой, и солнечный свет, проникающий из-за толстой пелены облаков, едва мог освещать окружавшую местность. Вскоре о листву деревьев разбились первые капли, и послышался где-то далеко гром.

-- Идём, нам пора, -- устало произнёс отец, протягивая мне руку. -- Ты же не хочешь снова мокрой псиной провонять?

Громко рассмеявшись, я взяла руку отца и поднявшись, побежала вслед за ним. Возле нашего дома всегда бродили несколько бьянов, огромных охранных собак, в холке достигавших роста среднего человека. Каждый раз они нас встречали с буйной радостью, но во время дождя их радость отмывать было особо трудно, ибо запах бьянов отвратителен и силён, дабы отпугивать других животных, а запах мокрых бьянов поистине невыносим.

Едва мы зашли в дом вместе с бьянами, как на улице плотной стеной полил дождь. Собаки разлеглись возле больших окон, с меланхолией глядя на падающие капли. Я всегда в такие дни раскладывала покрывала рядом с ними и тоже смотрела в окно. Было в этом что-то успокаивающее и отвлекающее от всех проблем, что засели в голове. Отец тем временем заваривал ромашковый чай. Мама умерла три года назад, и с тех пор отец на него сильно подсел, говоря, что это помогает ему успокоиться.

-- Знаешь, когда мама носила тебя, она всегда говорила, что чувствует в тебе что-то особенное... -- послышался тихий голос отца с кухни. Он громко отхлебнул чая и вздохнул. -- А когда брата твоего вынашивала -- молчала на этот счёт. Я-то думал, что она просто счастлива, а нет... Она просто знала, знала всё с самого начала.

Я лишь попыталась вспомнить лицо брата. Ему бы сейчас было двадцать пять. Умер он за два года до мамы, медведь задрал в лесу. Кайл всегда был очень спокойным и рассудительным. Он хотел всем всегда помогать, поддерживать, что чаще всего заканчивалось весьма плачевно.

-- А вот сейчас я сижу и говорю с чашкой чая. Всегда считал, что не будет у меня этого маразма, что когда-то достиг моих родителей. А оказывается, вот как судьба изворачивается, дабы перековеркать твои желания.

Бьяны, Ааргх и Бух, уже вовсю сопели, лежа рядом со мной, от чего было уютно и тепло. Отец ещё долго говорил. Я так и не поняла, с кем он разговаривал больше: со мной, или со своим внутренним "я".

Утром, как и стоило ожидать, вовсю лил дождь. Бьяны, казалось, что всю ночь боялись даже шелохнуться, дабы не разбудить меня. Увидев пробуждение хозяйки, собаки мгновенно радостно вскочили на ноги и понеслись к дверям, начав там подпрыгивать и вертеться в ожидании прогулки.

-- Отец, я на улицу! Тебе нужно что-нибудь? -- крикнула я, надевая тёмно-серый плащ, сделанный из кожи келпи.

-- О, подожди минутку! -- послышался взволнованный голос, от чего я насторожилась.

Спустя пару минут по лестнице быстрым шагом спускался отец, держа в руках понятую бумажку.

-- Вот, купи это у травника... -- тихо произнёс он, протянув мне пару золотых монет и список.

Покорно кивнув, я раскрыла двери, и, выпустив бьянов вперед, направилась с ними на городской рынок. Несмотря на ливень, жизнь в городе кипела, хоть многие, завидев белоснежных несущихся бьянов по лужам, приостанавливали работу, дабы полюбоваться на них. Много я слышала про большие города: не многие расы там уживаются друг с другом. У светлых с темными так вообще "война на все века", хоть и образуются пары с разных берегов. Говорят, что такие дети намного одареннее многих обычных эльфов. Орки вообще дерутся со всем, что движется, а люди пытаются навести порядок, от чего получают сразу и ото всех. Лишь маги не вмешиваются, сидя в своих башнях и обсерваториях, да почитывая книги. У нас же нет нетерпимости, а межрасовые отношения встречаются совершенно спокойно. Ни разу за всю жизнь я не видела и не слышала поношения какой-нибудь расы.

Рынок в моём городе представлял из себя кузню, мясную и продуктовую лавки, магазин эликсиров, прилавок со специями и лавку с травами. Немного поодаль держался достаточно крупный магазинчик, объединявший два отдела: одежду и мебель.

-- Здравствуйте, дядя Мибраус! -- как можно бодрее произнесла я, дабы полуспящий дедушка очнулся от сна. -- Отец попросил этих трав!

Вскрикнув от неожиданности и едва не упав с престарелой табуретки, Мибраус почтительно кивнул мне, и, взяв листик, принялся читать перечень.

-- Снова у Иосса нервы? Нехорошо... Недавно обещал мне, что ромашкой обойдётся, да как я вижу, ничем она ему не помогает.

-- А что ему может помочь? -- тихо спросила я.

-- Ничто ему не поможет, детка, -- вздохнув, произнёс Мибраус, протягивая мне мешочки с травами, -- ибо от такого не лечатся, такое просто переживают.

До дома я брела погружённая в свои мысли. Ещё несколько дней назад отец был нормальным, даже не налегал на ромашку, а сейчас словно что-то произошло, что его настолько сильно взбудоражило. На подходе к дому я и бьяны насторожились: двери были раскрыты нараспашку. Забежав в дом, я увидела отца, сидящего на софе перед камином. Он смотрел пустым взглядом на танцующее пламя, словно забываясь в своих мыслях, позволяя уносить себя в глубины своего сознания, где былое живо.

-- Они пришли, Несс... -- подал подавленный голос отец.

-- Кто -- они? -- удивлённо спросила я.

-- Те, кто должен был забрать тебя более двадцати лет назад.

С лестницы спускался юноша, примерно моего возраста с ярко-рыжими волосами и... зигзагом под левым глазом. Я опешила. Всё, что я могла делать -- это просто стоять и ошарашенно разглядывать этого человека, которого с радостью встретили бьяны, некогда разрывавшие чужаков за несколько мгновений.

-- Он появился здесь пару дней назад. Я в поле с лошадью работал, а тут в небе грифонов крик послышался... Я смотрю -- а там Страж летит. Тут я и перестал ноги контролировать, на колени упал и просто смотрел как он приближается. Сразу ясно стало -- и ты меня покидаешь.

-- Мы всегда даём три дня, дабы Стражи и родители могли попрощаться, -- юноша мягко улыбнулся.

Я не знала, что сказать, я лишь ошарашенно смотрела то на отца, то на бьянов, то на Стража. Я ждала этого всю жизнь, а сейчас оказывается, что я... не готова?

-- Собирайся, дочь, более мы не увидимся с тобой, -- подойдя ко мне, произнёс отец, едва сдерживая эмоции.

Он смотрел на меня бесконечно печальным и виноватым взглядом, а я даже ничего произнести не могла. Через пару мгновений отец крепко обнял меня, а я разразилась истерикой, прерываемой лишь тихим: "Прости...". Мельком я даже видела взгляд пришедшего Стража. В глазах его было сожаление, которое наверняка сейчас было и в моих глазах.