Им повезло только на девятнадцатом этаже. Виктор одним ударом выбил хлипкую фанерную дверь, и они оказались в захламленной двухкомнатной квартире. Здесь можно было отдохнуть и даже немного подкрепиться оставшимися консервами.

Михнева все больше беспокоила Вика. Девушка горела в лихорадке и совершенно обессилела. Последние два этажа ее снова пришлось нести на руках, небольшой запас сил, пробудившихся в ней, быстро закончился.

Виктору было страшно, что вскоре эта небольшая симпатичная женщина, с которой они хотя и недолго, но были вместе, превратится в нечто кошмарное и нападет на остальных участников отряда. Впрочем, чудовище, скорее всего, попытается просто нейтрализовать их и серьезно заняться только Васильевичем.

Нужен ли "Монолиту" этот старый, уставший от жизни человек? Очень может быть, что нет. Тогда его судьба предрешена и, скорее всего, до следующего вечера он не доживет.

Михнев удивился, откуда такие мысли и, поразмыслив, понял, что по-прежнему крепко связан с "Монолитом" и воспринимает его ментальные образы. Скоро нужно будет пройти "процедуру очищения", так он назвал про себя кратковременный искусственный переход в состояние берсерка с целью разрушения структур, создаваемых вирусом.

Пока же группа отдыхала, пользуясь последними часами временного затишья, а может быть, самой жизни. Вика дремала в его объятиях. Как только Виктор пытался высвободиться, девушка начинала беспокойно шевелиться и вскрикивать, поэтому он замер в не очень удобной позе на полуразвалившейся софе, обнимая ее обеими руками и иногда легонько поглаживая горячее лицо.

Маша расположилась неподалеку на раскладушке. Она не спала. Красивое лицо девушки было обращено к потолку, глаза открыты. Судя по тому, что ее губы иногда трогала легкая улыбка, она думала или вспоминала о чем-то приятном. Грешным делом Виктор решил, что может быть и о их чудесных встречах, которых, к сожалению, было всего две, но мысли о них грели и его душу.

Наверное, эта девушка действительно любила его, и, совершенно не в соответствии со своим юным возрастом, с радостью отдавала ему свою душу и тело, стремясь, чтобы и ему было хорошо. Увы, печальный опыт "прежней жизни" заставил Михнева выдвинуть тезис о том, что настоящая женщина, как правило, начинается только после двадцати восьми лет, когда осознает свое истинное женское предназначение и становится способной не только брать, но и отдавать. Маша явно "выпадала" из этого определения.

Васильевичу же было совсем плохо. Он что-то тихонько бормотал и непрерывно раскачивался в обтрепанном кресле. Взгляд завхоза был печален и отстранен, казалось, все жизненные невзгоды сконцентрировались в нем. "Ветеран всех войн" внушал опасения, хотя и иные чем женщины.

Так, в скорбном молчании, нарушаемом лишь тихими стенаниями Васильевича, прошло несколько часов. Вскоре должно было начаться утро. Сквозь сплошную серую облачность неясно начал проступать рассвет. На улицах, вокруг дома затихло, похоже сопротивление людей было окончательно сломлено, и город перешел под контроль "Монолита". Впрочем, еще не полностью. Четыре человека в холодной двухкомнатной квартире на девятнадцатом этаже были живы и, по крайней мере, один из них, внимательно прислушивался к происходящему вокруг.

Внутреннее чутье Виктора уже некоторое время подавало сигналы тревоги. Он не придавал им должного значения, ибо полагал, что это связано с Викой. Однако сейчас уже жалел о том, что не прислушался к себе и окружающему немного раньше. Температура поднялась резко, и лежа на софе, Михнев чувствовал собственное обжигающее дыхание.

"Ну, кого там еще черти принесли? - сердито подумал он. - Не дают "отойти" спокойно".

Не давали. Обострившийся слух уловил негромкий шум вторжения в одну из квартир несколькими этажами ниже. Судя по звукам, пришедшие явно не были людьми.

Виктор резко сел. Сразу же проснулась Вика. Ее темные глаза были полны страха и муки.

- Зачем ты меня разбудил? Мне снился такой хороший сон. Будто бы все хорошо и нет никакого "Монолита", а мы с тобой вдвоем.

Поднялась и Маша, по-детски протирая глаза, под утро сон сморил и ее. Щеки девушки подозрительно покраснели, видно температура уже поднялась микроскопические слуги "Монолита" не теряли времени. Васильевич никак не отреагировал на движение, он сидел с закрытыми глазами в той же позе, что и несколько часов назад и тихонько стонал сквозь стиснутые зубы, как будто от сильной боли.

- Всем внимание и тихо, - шепотом, но отчетливо сказал Михнев. - Мы не одни в здании и, похоже, "гости" пришли сюда именно по наши души.

- Ну и пусть, - простонала Вика. - Господи, скорее бы уж. Так плохо и страшно, быстрее бы все закончилось.

Во взгляде Маши проступило сострадание к бывшей сопернице.

- Малыш, - обратился к Вике Виктор. - Пойми, ничего не кончится. Просто наши мучения перейдут в другую, еще более страшную форму и мы не вольны даже будем прервать их.

- Откуда ты знаешь?

- Поверь, знаю. Я тоже заражен и уже побывал на той стороне. Мерзкое, я тебе скажу дело. Все серое и плоское. Ничто не радует и не печалит. Есть только "большой хозяин" и его потребности и желания.

- Так ужасно? - качая головой, тихонько спросила Маша.

- Я даже не могу выразить словами, насколько. Ты просто растворяешься в чем-то несравненно огромном и становишься его мельчайшей частицей. Без воли, без желаний, без имени и роду. Жутко.

- Погоди, - неожиданно вмешался Васильевич, глаза его оживились. - Но как же ты справился с этой заразой? Ведь вот Алексей пытался, но ничего не вышло.

- Я могу, - не стал вдаваться в подробности Михнев, - Хотя было очень трудно. Думаю, и другие смогут.

Тут он вспомнил начальный этап своей психологической борьбы с "Монолитом" и продолжил: "Нужно что-то очень захотеть или кого-то очень полюбить и сконцентрироваться на этом чувстве. Думаю, женщинам, это удастся даже лучше, чем мужчинам. В этой стороне жизни они намного сильнее".

- Да, - вскрикнула Маша. - Я знаю о ком мне думать, на ком концентрироваться.

Ее восхищенный взгляд не давал повода усомниться, что она говорит о своем чувстве к Виктору.

Вика снова всхлипнула и сказала чуть слышно:

- Я тоже люблю тебя, Витя, но не знаю, как об этом думать.

Михнев не умел учить чувствовать, тем более женщин. Поэтому, памятуя, что времени мало и незваные "гости" могут нагрянуть с минуты на минуту, решил зайти "с другого боку":

- Вика, ты же сильная женщина. Вспомни, сколько трудностей ты преодолела. Как тяжко тебе было одной в чужом, почти враждебном городе. Ты не сломалась, не согнулась. Ты все преодолела и смогла своего добиться. Ты устроила свою жизнь, нашла хорошую работу. Ты "сделала" себя, ты состоялась и как женщина, и как личность. Теперь у тебя просто еще одна преграда. Борись с ней, ломай ее. Помни, ты намного сильнее и мы, твои друзья, рядом. Теперь ты уже не одна.

Видимо, он попал в точку. В отличие от Маши, для которой глубокое чувство к другому человеку могло затмить даже заботу о собственной жизни, Вика обладала "мужским" характером. Вернее, такой ее сделали трудные будни в московских общежитиях и на съемных квартирах и борьба не только за успех и достаток, но, порой, за "хлеб насущный". Она была похожа на него, но, злее и, пожалуй, жестче, как большинство женщин с "мужским" типом личности.

Он "достучался" до ее суперэго. Глаза девушки вспыхнули. Она вся подобралась, словно грациозный хищный зверь и ответила совершенно другим голосом: "Да мы еще поборемся. Посмотрим, кто кого?"

Хотя Виктора и рассчитывал на нечто подобное, но столь разительная перемена удивила его. Он понял, что совсем еще не узнал эту девушку за прошедшие три дня. Однако угадал правильно, с чем себя мысленно и поздравил.

- А теперь давайте сматываться отсюда, пока эти зверюшки до нас не добрались.

Четверка выбралась на лестничную площадку и, стараясь не шуметь, двинулась вниз по лестнице. Спустившись на четыре этажа, они поняли, что не пройдут. На пару этажей ниже раздались вопли и рев и, уже не таясь, вверх по лестнице кинулась большая группа монстров.