И демонически злого зверя, царапающего грудную клетку изнутри.

Отвратительное чувство.

– Может, позже.

Пора бы уже говорить «когда-нибудь». Когда-нибудь есть, когда-нибудь Саске, когда-нибудь буду. Звучит терпимо и смысла не теряет. Хотя кому он нужен, этот смысл. Смысла нет и не было. Или, может быть, в этой реальности мне не за что зацепиться – остались, разве что, картинки за окном.

Эта зима такая долгая…

– У меня для тебя новости, – наконец, вздыхает брат.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, с каким выражением лица он собрался резать правду-матку. Ничего необычного. Ретрансовое равнодушие – глаза серьезные, спокойные, губы нейтральной линией, каждая мышца расслаблена. Всё просто: по правилам «Синтагмы» гонец с плохими вестями должен быть сильнее господина, чтобы его не убили на первом же задании. Данзо был умен.

Был.

– И?

– Наруто.

Наверное, мне удается сохранить внешнее спокойствие. Это такая игра – я спокоен, Итачи спокоен, и мы оба закованы в лед ужаса по самое горло. Хотя ужас – не то слово, неподходящее. Я с радостью предпочел бы «ужас» тому, что со мной происходит на самом деле.

Казалось, время лечит. Так говорят – лечит. Боль, будь она физическая или душевная, со временем обязательно смягчается и превращается в колючий фантом. Так ведь? Только вот время не хирург – отрезать не умеет. Моё время здесь бессильно.

То, что давно должно было стать фантомом, каждый раз душит меня во сне и бьет под дых, стоит только открыть глаза.

Пауза затягивается. Кьюби успевает пробраться в щель приоткрытой двери, чтобы прижаться потрепанным калачиком к ногам. Я глажу его автоматически – всё равно мои ласки и подачки не заменяет ему хозяйского тепла.

Не ему одному нечем заменить тепло.

– Итачи, я слушаю.

– Два дня назад Наруто был под юго-западным тоннелем. Помнишь сообщение о взрыве? Там, мол, провода упали на трубопровод.

– Да.

– Они вытащили людей и подорвали старые подвалы. Никто не пострадал. В госпиталь привезли восемьдесят пять женщин и четверых мужчин. У всех… – Итачи показывает на грудь, и я отвожу взгляд. – Врачи Сенджу едва успели повытаскивать.

– В этом месяце точек больше. Это седьмая, если я не ошибаюсь.

– Седьмая. Из тех, что нам известны.

– Это всё?

– Обито нарыл кое-что о покушениях. Вряд ли тебе будет интересно. Случайно ли или намеренно, они оставляют за собой дорожку из трупов. Многовато смертей для тех, кто вершит правосудие.

– Это не правосудие, это бойня. А Хаширама?

– Наруто звонил ему дважды, распорядился перевести большую часть денег в фонды благотворительности, нажив себе сотню врагов, в добавок к той, что уже была. Хаширама пытался его предупредить, но Узумаки отмазался тем, что меняет номера, машины и внешность каждую неделю… и что так надо.

– Команда?

– Они поступают так же. Сквозь пальцы посмотреть – делают благое дело. Еще бы убивали поменьше.

Почему-то во мне просыпается глупая привычка защищать этого придурка.

– А что ещё делать с руководителями, Итачи? – когда я сажусь на подоконник с пачкой в руке, брат качает головой – мол, табак не поможет. Не осуждает. Знает. И от этого тошно до зубного скрежета – прав. – В тюрьму? Они продавали людей. Наказание своё заслужили. Даже если их посадить, пока не перебит весь скот, найдется кто-то, кто попытается эту дрянь вытащить на волю – так всегда происходит. Как они Хидана доставали, разве ты не слышал?

– И что, теперь ты поддерживаешь методы чистки?

– Нет. Но у меня есть сила признать, что не будь Наруто в центре урагана, я бы отмахивал им флагами поддержки и пританцовывал с помпонами на чьих-нибудь мозгах.

– Ты в курсе, что несешь чушь, когда злишься? Кстати говоря о вытаскивании и мерзавцах – Хидан ведь отмотал срок. Не всем убийство сходит с рук.

– Не весь.

– По твоей логике, Наруто тоже стоит отмотать?

– Может и стоит. Руку стоит сломать для начала. Ту, при помощи которой он размахивает пистолетом. А потом пусть мотает сколько хочет и что хочет.

Я отворачиваюсь, чувствуя, что начищенные до блеска фразы снова подтачивает ржавчина сожаления. Брат, почувствовав мой настрой, проницательно молчит. К сожалению, недолго.

– Саске, если это тебя успокаивает – верь. Только ты и пальцем его не тронешь. Ну, не ради тяжких повреждений.

И снова зудит в венах, в тугом пучке мышц под ребрами – прав. Ненавижу за то, что всегда прав.

– Знаешь, иногда я думаю, что лучше бы ты не воскресал.

– Тут ты прав, но тогда тебе не на кого было бы сливать желчь. Наруто способен это нейтрализовать, но с меня, ты уж прости, стекает. Я не верю ни единому слову. Боже, да ты сам себе не веришь…

Итачи подходит ближе, но не пытается прикоснуться. Ему-то я руку могу сломать и запросто.

– Что тебе нужно, Итачи? Что тебе надо от меня?

– Я беспокоюсь. Время идет, а ты даже из штаб-квартиры никуда не рвешься. Где тот Саске, которого я вечерами искал по подворотням?

– Сдох в канаве. И это я еще несу чушь? Ты себя послушай. Куда мне рваться? За деньгами? Я отлично живу на сборы с концерта. Денег много. Вторую половину отдать некому. Хотя, нет, есть кому – но его, мать твою, надо искать по подворотням! Знаешь, сколько на нашем счету еще осталось?

Брат дает мне время приоткрыть окно и чиркнуть зажигалкой. Откуда ни возьмись поднимается желание содрать слой с подсохшей раны памяти – я так и не избавился от этой привычки, с тех пор, как…

Он бы сказал: «Учиха, ты курить начал? Рехнулся?».

Я бы ответил: «А чем еще я могу занять руки, когда тебя нет рядом? Тебя нет так долго…»

Тяжелые слова блуждают в голове неприкаянным эхом – сказать некому, поэтому они придавливают своей слоновьей тяжестью только меня.

– Давай сходим на Бал-маскарад?

– Что я там забыл?

– Себя ты забыл, Саске.

Снова эта осточертевшая пауза. Итачи знает, где и как давить, чтобы эмоции через край – да, мне плохо, но это реакция. Так он думает. Он расставляет ловушки на каждом углу. Мол, пока я попадаюсь в них, пока кровь течет, я живой. И как только перестану ловиться – я мертв.

– Чего ты от меня хочешь?! Чтобы я радовался жизни, катался на велосипеде и играл в догонялки с уличными собаками?! Ничего уже не будет так, как раньше! Мы враги, ясно тебе?!

– Не кричи. Пожалуйста, Саске, не кричи. Я достаточно хорошо слышу тебя, даже когда ты молчишь.

– Просто заткнись.

– Знаешь, кататься нельзя – поймают. И будут твоим телом шантажировать Наруто. Но вот от пары улыбок я бы не отказался.

Дождавшись первой затяжки, он забирает у меня сигарету. Апельсиновый свет огонька на секунду разбавляет вечерний тягучий полумрак. Дым плывет рваным, но густым облаком – курить Итачи умеет лучше, чем я. И хотя бы наслаждается.

– Когда я был один, меня поддерживала вера в то, что всё не напрасно. Я вернулся из ада не для того, чтобы видеть, как мой брат пытается сгнить заживо. Если так будет лучше – мы уедем. Хоть на край света, если пожелаешь. Но ведь ты не хочешь бросать его здесь одного, Саске.

От проницательного взгляда с теплым отблеском сигареты хочется спрятаться. Подвал бы помог. Всегда помогал. Да только я не возвращался домой уже полгода и, возможно, не вернусь никогда.

Сначала была причина – слишком опасно. Потом… потом просто жутко. Зайти, увидеть, вдохнуть пыльный воздух.

Его там нет.

– Есть шанс, что Наруто явится на Бал. Небольшой, но есть. Ты ведь сам говорил, что вы никогда их не пропускали.

– А если нет? Что тогда? Что мне это даст?

Итачи пытается положить руку на плечо, и я отстраняюсь. Хватит этих глупых прикосновений. Когда он так делает, создается ощущение, что я здесь – Кьюби, а его рука – моя собственная ладонь. Наруто говорил – чертов белый паук.

– Я готов рискнуть, если ты хоть на секунду вылезешь из скорлупы, – Итачи обводит взглядом комнату, которую мне любезно предоставил Джирайя для временного или постоянного проживания. Отмазался, мол, ему скучновато одному.