Я должен был измениться.

Но…

Именно из-за моей внутренней слепоты и слабости короткая битва телефонного звонка заканчивается мгновенной капитуляцией. Я поднимаю белый флаг до того, как осознаю сказанные слова, до того, как из горла вырывается болезненный стон и в голове проносится что-то путанное, скомканное, отдаленное похожее на молитву.

Потому что с номера Конан мне звонит Хаку – и он царственно-спокоен. Безмятежный, вежливый.

Он победитель по умолчанию.

– Добрый день, Наруто-сама.

– Боже… пожалуйста, Хаку.

– Ну-ну, что сразу в крайности? Я всего лишь зашел проведать малышку и молодую мамочку. Интересно же, в конце концов. Она крутилась передо мной на шесте не один год. И даже не два.

– Прекрати.

– Я ничего ей не сделаю. Женщины и дети – как-то не серьезно, правда, господин? Другое дело ты… кстати говоря, как насчет встречи?

Он спрашивает, но это приказ, не требующий моего согласия. И что я должен ответить? «С радостью?».

– Где?

Хаку называет адрес, медленно тянет каждый звук, судя по всему, наблюдая за чьей-то реакцией. Конан в курсе, куда он меня зазывает, так ведь?

Посредник смеется, и я мрачно поддакиваю ему, прокручивая на пальце кольцо и хмурясь от внутренней боли. Вот же чертова тварь. Вот же…

– Не злись. Все будет цивильно.

И пока я пытаюсь придумать достойный ответ, Хаку отключается. Короткие гудки вгрызаются в ухо, но злость затихает практически сразу – несмотря ни на что, этому ублюдку легко верить. Он действительно не причинит Хаюми вреда, пока все идет по плану.

Остывший чай допивать не хочется. Тошнота свернулась спиралью в животе, страх опять дерет едва-едва сросшиеся, нежные нитки чувств. Нет, медлить я не стану. Не могу.

– Куда собрался? – разочарованно спрашивает Кабуто, поймав меня за рукав куртки у самого выхода.

– Хочу проветриться.

Но он по взгляду понимает, что нет. Я не вернусь. Не сейчас, не потом. Протягивает руку для рукопожатия, стискивает пальцы в своей неполноценной хватке почему-то с усилием, до боли. А я с секунду смотрю в серьезные кофейно-серые глаза, пытаясь передать одну-единственную мысль.

Так надо.

– Что мне сказать твоим друзьям? И Саске… если он вернется?

– Перед ними – извиниться, – шепчу я. – Саске можешь передать, чтоб шел к черту. И там ждал, если кишка не тонка.

Кабуто слабо улыбается и до последнего пытается давить на меня неодобрением. Но знает, что он мне сейчас не указ. Никто не указ.

Кроме Хаку.

– Не забудь.

Он берет с полочки в прихожей устройство подзарядки и сует мне в ладонь. Тоже нехотя, неуверенно.

Мы ведь до сих пор ничего не знаем о том, что зашито в моей груди. Если работу сердца действительно поддерживает насос, то можно не волноваться, правда? Ну… а если эта зарядка поддерживает что-то… еще? Что-то кроме?

Ладно. Сейчас есть проблема поважнее, кроме того, раз Хаку назначил мне встречу, почему бы мне не спросить прямо у него?

На улице колючая морось режет лицо и ветер лохматит волосы, словно стервозная игривая девчонка. И как назло, по пути к парковкам, моя голова снова наполняется мыслями о Саске. Я хочу его видеть.

Точнее, нет. Я хочу снова его понимать.

Хотя, вдруг этот «антракт» нам жизненно необходим? Если он сейчас дома, пусть лучше пьет виски в компании брата, чем треплет нервы всем и вся. Хренов выродок.

На ближайшем перекрестке ловлю такси, по ходу дела обращая внимания, что от лаборатории не так далеко до штаба, буквально полчасика пешком. Один поворот к площади, откуда рукой подать до «Каллапсо»… Даже странно немного, что все это сосредоточено в одной зоне.

В такси у меня есть немного времени расслабиться и приготовиться к худшему. Хотя от Хаку можно ожидать чего угодно, начиная с новой порции токсина, который однажды едва не оборвал мою жизнь, заканчивая… да нет, тут и закончить нечем, на горизонте безграничная радуга удовольствий.

Он непредсказуем. И от этого еще страшнее. Неизвестность.

Меня слегка колотит, но не только от волнения. Кабуто дал кое-какую сменную одежду, припрятанную как раз на такие случаи – то, что осталось после драки с Саске вряд ли можно напялить снова. Однако прохладно, ибо нечего щеголять в футболке под куртку в разгар такой неприятной осени. Ну да ладно, я же не бреду пешком по пересеченной местности. Перетерплю.

Буквально через десять минут машина подъезжает к небольшому трехэтажному домику. Жить в таком доме, в центре города, когда рядом жадно раскинулись многоэтажные небоскребы и офисы – роскошь. Но это и не удивительно, зная привычки работничков Синтагмы.

К этому моменту мне так сильно хочется все закончить, что я буквально взлетаю по лестнице вверх. Слава богу, дверь распахивается сразу, как только я касаюсь дверного звонка – ждать еще хуже, чем знать, что сейчас от меня начнут отрезать особо лакомые кусочки.

И первым же делом меня шокирует видок злейшего врага: на Хаку самый обыкновенный шелковый халат, мокрые волосы сгрудились на плече, ухмылка непринужденная, довольная. И на свободной руке висит полотенце.

Ну, просто отлично.

– Еще раз здравствуй, – тянет он, явно довольный произведенным эффектом и моим замешательством. А затем отходит в сторону, предлагая пройти внутрь.

Я делаю этот шаг автоматически, словно заведенная кукла.

– Зачем? – почему-то мне так страшит неизвестность, что хочется сразу же определиться с правилами игры. Меня убьют? Пощадят?

– Поговорить, – невозмутимо пожимает плечами Хаку. – Давно хотел в непринужденной обстановке. В конце концов, я знаю о тебе не так уж и много…

Слышу уже знакомые насмешливые нотки в бархатисто-высоком голосе – издевается. Он знает всё. С самого начала и до конца. Он выкопал всю мою биографию и препарировал ее, расковырял, вытащил самое интересное. И наверняка… уже давно.

Пока я дрожащими пальцами борюсь с молнией на куртке, пока нервно снимаю обувь, Хаку наблюдает и ждет, прислонившись плечом к стене.

У него тут, в целом, не так уж и плохо – мрачноватый стиль под стать Синтагме, но «теплее», эдакая деревенская старина, убежище отшельника. Я бы не удивился, наткнувшись в зале на камин, вычесанную медвежью шкуру и охотничье ружье.

Вместо того, чтобы требовать ответов, просто иду за ним – спокойно и обреченно. Но к моему огромному изумлению, Хаку приводит меня не к жертвенному алтарю, чтобы древним загнутым клинком вспороть живот, а к уютному дивану и столику с… тортом?

Торт. Ага.

Я, Хаку, диванчик и торт.

Что с этим миром не так?

– Не надо делать такое удивленное лицо, – добивает меня теневой лидер Синтагмы, располагаясь в вельветовом кресле. Кстати, у него под ногами не медвежья шкура, а волчья, но суть не меняется.

– И какое лицо я должен сделать? – неожиданно ехидно, даже для себя, парирую я. – Я же должен вроде как слушаться? Или ты правда не тронешь Конан?

– Не трону, – Хаку начинает с умилительной бережностью вычесывать свою мокрую копну волос, распутывать колтун, да так увлеченно, что даже я проникаюсь. – Достоинство есть даже у меня.

– Я устал от твоих… безумных шашек… или во что ты там играешь? Я пришел и тоже буду задавать вопросы.

– Этого я и ждал, – наконец, удовлетворившись состоянием прядей, Хаку переводит на меня внимательный взгляд. Странные у него глаза, при рассеянном освещении светлые, карамельные, с золотистой каймой вокруг зрачка, а при таком, торшерном и небрежном свете – древесные, холодные.

– Ты расскажешь мне правду о моей семье? Если я сделаю то, чего ты хочешь?

– Сядешь-таки на трон ради этой информации? Хм… как бы тебе сказать. После того, что недавно случилось в клубе я тоже сменил поле. Мне стало интересно провести тебя по этому пути до самого конца.

– Что это значит?

– Это значит, что за правду о твоих родных я потребую кое-что для себя. Сущий пустяк для такого, как ты.

– Такого, как я? – хриплю, и Хаку благосклонно кивает на кружку с моей стороны.