- Саске, блин!

- И сперму на облаках… - сделав неопределенно-театральный жест рукой и обозначив тем самым, видимо, облака, он снова начинает ржать.

- Так, все, иди-ка ты в задницу! – кое-как сдерживая смех, зажимаю ваткой кровь. Дальше сам разберется. И, эпически запутавшись в собственных ногах, едва добираюсь целым до выхода из комнаты.

- Неувязок, - прилетает вслед. Показав ублюдку «фак» и напоследок хорошенько хлопнув дверью, гордо удаляюсь в ванную комнату.

Почему-то с одной единственной мыслью: лишь бы только весь этот ужас никогда не заканчивался.

========== О душах, убежищах и живых единицах ==========

Пусть все твердят, что мир жесток.

Не страшно.

Ведь в душах бьётся волшебство.

Живое.

Он отдаёт себя мечте.

Отважно.

Ты веришь в силу его слов.

Вас двое.

Но вновь реальность бьёт тоской.

По нервам.

Мечты сбываются, но зря.

Так странно.

Он исчезает навсегда.

Наверно.

И память ноет и болит.

Как рана.

Всё важно в этом мире снов.

Всё верно.

Спираль событий как змея.

Кусает.

Не завершённым жестом он —

Отвергнут.

Так почему же ревность жжёт,

Кто знает?

Подняться, выстоять, понять.

Так просто.

Когда ты знаешь, путь назад -

Химера.

Ведь побеждают силой слов.

Не ростом.

И силой воли, и души,

И веры.

Пусть все твердят, что мир пустой.

И скучный.

Что жизнь полна и нечистот,

И спеси.

Он точно знает ты — живой.

И лучший.

Ты просто веришь — он с тобой.

Вы вместе.

(с) «Пусть все твердят, что мир жесток» Вероника Амброзова.

Кухня всегда была стратегическим убежищем Саске. Здесь он в своей стихии, где никто ему не указ, где бесполезно и бессмысленно спорить, где вредный ублюдок перестает быть занудой и превращается в одухотворенное спокойное существо. По крайней мере тогда, когда никто не отвлекает его от процесса приготовления пищи.

Мне хочется еще раз предложить помощь, но разрушать святую гармонию Учихи, кастрюлек и ножей — почти кощунство. Хотя, разве это меня когда-нибудь останавливало?

Наблюдать за ним тоже интересно, учитывая, что он умудряется практически все делать одной рукой. Лишь в крайних случаях задействует больную, но опять же, никак не показывает что ему неприятно. Не ноет, не выглядит уставшим. Скорее наоборот, бодрым, полным сил.

– Ты уверен, что не нуждаешься в помощи? – все-таки решившись, спрашиваю тихо и ненавязчиво.

– Узумаки, отвали. А еще лучше закрой рот и посиди тихо, дай мне насладиться любимым делом.

– Еще чего, – удобно укладываю подбородок поверх сложенных на столе рук. – Я здесь для того, чтобы ежедневно портить тебе сладкую жизнь. Если я буду молчать, ты станешь довольным и скучным, но тебе же нравится страдать, да, Саске?

– Иногда так и хочется отрезать тебе язык… – провернув в руке нож, Саске оглядывается через плечо.

– Тогда мои навыки в постели снизятся, – отвечаю с наигранно капризными нотками. – А еще мне придется искать другой способ тебя изводить. Ты же не хочешь просыпаться с головы до пят измазанным в пене для бритья?

– Это не так ужасно, как твой бесконечный треп.

– Да ты сегодня прямо-таки рассыпаешься в комплиментах.

– Не зазнавайся. Я все еще злюсь.

– Тогда просто отрежь мне язык.

Учиха поворачивается лицом и отключает плитку. Снова прокручивает в жутких пальцах остро заточенный нож. Затем смотрит на меня исподлобья, пристально и раздраженно, как на самого непонятливого паразита в мире.

– Не здесь.

И, отложив свое орудие, протягивает ладонь.

– Давай спустимся в подвал.

Наверное, мое удивленно-подозрительное лицо выглядит впечатляюще – Саске даже выдавливает из себя неуклюжую ухмылку.

– Ты же хотел увидеть? Пойдем.

Заторможено хватаюсь за теплые пальцы. Слишком уж резкий переход, не может быть, чтобы он только что принял это решение. Что я упустил?

Может быть, выродок что-то надумал пока был в больнице? Страшно представить, какими окольными путями его мозг родил мысль, что пора решить проблему здесь и сейчас. А пока я лихорадочно ищу причину, Саске тащит меня в магическую комнату, молча отодвигает столик с картами, вытаскивает ключ из крайней колоды и щелкает замком. Люк послушно поддается.

Он спускается первым и, щелкнув выключателем, снова тянет мне руку.

Бледная ладонь, лезущая по вашу душу из какой-то непонятной каморки, - то еще зрелище. А еще мне требуется время, чтобы перебороть внутреннее противоречие и подавить все сомнения. Но Учиха только смотрит и ждет. Даже не язвит, что уже по умолчанию странно.

Решив, что хуже все равно не будет, осторожно сжимаю его руку. Спуск вниз крутой, достаточно удобный, но я даже до конца лестницы не дохожу – увиденное заставляет остановиться и замереть, забыв, что для нормальной жизнедеятельности организма необходим воздух. Я ожидал увидеть все, что угодно, кроме этого. Пыточную камеру, «убежище Джеймса Бонда», склад оружия или пустую комнату с голыми стенами.

Но…

На потолке, то есть на полу первого этажа на невидимых ниточках разной длины развешаны оригами. Просто немереное количество. Кое-где между ними тревожно качаются маленькие зеркала, благодаря чему по стенам скачут блики и световые пятна.

Внизу три стола, плотным рядком, друг за другом. В дальнем углу два монитора и системный блок, под тонкой сероватой пеленой пыли больше похожий на небольшой шкаф. На обитых деревянными панелями стенах – рисунки. Абстрактные картины, без четких фигур или образов, мрачноватые, грубые.

– Это что, ты…

– Да, я.

Ни на одном рисунке нет названий, нет никаких рамок. Сами изображения, на мой взгляд, невероятно красивые. Вот здесь что-то с мелкими узорами, там – резкие разноцветные треугольники в обрамлении пятен. И спирали, и круги. Всего я насчитал одиннадцать рисунков.

– Мы уже четыре года вместе, а я понятия не имел, что ты умеешь так красиво рисовать.

– Раньше увлекался. Сейчас нет настроения и желания. После смерти Итачи я практически все время проводил здесь, понемногу делая ремонт в остальных комнатах. Даже спал иногда тут, прямо на полу.

Его голос спокойный и тихий, необычно бархатистый, с нотками сожаления. Я привык, что Саске разговаривает со мной немножко грубо или насмешливо, поэтому для меня это - лучшие в мире звуки.

– Компьютер работает?

Саске молча вытягивает шнур из-за стола, втыкает в розетку и вдавливает кнопку на боковой панели системника.

– Я хочу, чтобы ты сам все увидел и никогда больше не поднимал эту тему.

Пока компьютер загружается, Учиха рассказывает обо всем остальном:

– Здесь, – он касается кончиками пальцев следующего стола, – схемы. Все тайны моих иллюзий и приемов, а еще… черт, нет.

Саске трет лицо рукой, а потом отворачивается от меня, пряча взгляд и румянец.

– Лучше посмотришь сам. Там, – кивает на следующий, третий стол, – тайник. Важные вещи.

Мне нечего сказать, поэтому я просто молчу, дожидаясь, когда мне позволят удовлетворить любопытство.

Как только компьютер, наконец, подает признаки жизни, подхожу ближе, чтобы рассмотреть рабочий стол. На сером унылом фоне нет ничего, кроме стандартных значков и ряда папок с нумерацией «01», «02»…

– Это разделение по дням, записи с видеокамер. Я хочу, чтобы ты их удалил.

Пока Саске не сказал что-то еще, неловко стряхиваю пыль с холодной мыши.

– Я могу посмотреть?

– Если хочешь. Можешь залезть туда, куда считаешь нужным, Наруто.

Странно, но сейчас такое ощущение, словно Саске позволил мне проникнуть в свое сокровенное, пустил туда, куда сам себе поклялся никого и никогда не пускать. Больше ему нечего скрывать, негде спрятаться от моего любопытства и интереса, а значит, между нами действительно не осталось стен. По крайней мере, с его стороны.