— То ли ты чертовски проницательный, то ли ты действительно что-то ко мне чувствуешь. Я не знаю, как иначе это объяснить.

— Что? — я оцепенел, стиснув кружку в ладонях. Руки жгло, и это помогало держаться за реальность.

— То, что ты с легкостью раскусываешь меня. Каждый гребаный раз. «У тебя что-то болит»? «Ты действительно любил карате». «Было одиноко?»

— Это очевидные вещи.

— Очевидные только для тебя. Костя, ты не первый человек в моей жизни, с которым я сблизился настолько, что открыл душу. Но… я потрясен.

Я молчал, не в состоянии что-то ответить. Стало жутко — всё это начинало приобретать привкус помешательства. Эй, нам хорошо вместе, но как же родители, как же общество, как весь остальной мир?

Никто и никогда не одобрит того, что с нами происходит. Да хотя бы потому, что Данька до сих пор не встречал никого, кто бы понимал его — люди слепы. Даже если любят, не могут отличить фальшивой улыбки от настоящей, не могут почувствовать чужих эмоций, не могут просто представить, каково это…

Быть одному. Возвращаться в красивый, дорого обустроенный, но пустой дом, где никто не приготовит невкусную кашу, не упрекнет в том, что на голове нет шапки, не поцелует в лоб перед сном.

Где никто не поможет разобраться, в чем разница между гаечным и замочным ключом, не заклеит ссадину на коленке, не научит играть в футбол.

Где никого. Нет.

Перед глазами так ярко встали эти сцены, что горло стянуло холодным горьким узлом. Мальчик, тот, которого я видел на татами… один за уроками, один с грамотой после выигранного турнира, один в больнице с раздробленной ногой.

Отодвинув кружку, я подлез к Дане и обнял его. Если бы я открыл рот и выдавил из себя хоть слово, я бы точно завыл, как раненый кит, а потому повис на нем молча.

Я не мог быть настолько самонадеянным, чтобы заявить, что никогда его не оставлю, но в тот момент хотелось прилипнуть к нему, как пиявка, и никогда не отпускать.

Данька погладил меня по спине.

— Что, салфетки пора нести? Блэкджек, не вздумай меня жалеть. Я не хочу, чтобы ты был рядом из жалости.

— Я с тобой из-за денег, — сказал я, костяшкой пальца стерев влагу с глаза. — Если салфетки, то только с вкраплениями золота.

— Продажная сучка, — фыркнул Данька. Его голос слегка надламывался, и я боялся отстраняться. Если бы увидел что-то похожее на боль, то истерику было бы уже не остановить. — Ты что, ревешь?

— Это всё коньяк, — улыбнулся я. — Не обращай внимания.

Рита поскреблась в дверь, и мне пришлось от Новикова отделиться. Я впустил её сам и вдруг ощутил второй прилив нежности — на этот раз к Маргарет, так долго спасающей Даньку от одиночества.

Протянув руку, я осторожно тронул внушительное пространство между её ушей. Шерсть была чуть прохладной и неизменно мягкой. Ритуся покосилась на меня, как на сумасшедшего, но не сдвинулась с места, видимо, ожидая дальнейшего развития событий.

Безрассудство моё не знало границ. Я склонился и грубовато почесал её за ушами, чем, кажется, ввел в некоторый собачий ахуй. Она-то привыкла, что за столько времени я не проявляю к ней никаких признаков любви или вообще интереса.

— Марго, у нас с тобой были некоторые проблемы, но давай оставим всё в прошлом и начнем сначала?

— Так бы и сказал, что ты просто зоофил и на самом деле давно влюблен в мою собаку, — подколол Данька. — Тебе жратву подогреть? А то остыло уже.

— Ох, кажется он меня раскусил, — заговорчески прошептал я Рите.

От сердца отлегло, зато прилегло к желудку. Захотелось есть. Точнее уже не есть, а жрать.

— А твой дед как отнесется к подобным… новостям, если узнает о нас? — спросил я, когда мы расселись за завтраком. — Закажет меня киллеру?

— Я, если честно, даже представить не могу. Мы с ним видимся очень редко, потому что соблюдаем договоренность — он обеспечивает меня, помогает встать на ноги и получить любое образование, а после забирает в компанию как наследника. Из-за того, что отец пропал, ему пришлось отложить это на кучу лет. Сейчас уже и здоровье подводит, несмотря на врачей, да и надоело ему.

— Выходит, тебе перейдет его бизнес? Чем он занимается?

— Восстановлением и перепродажей антикварных машин и трейдом.

— Звучит внушающе. А сам-то ты хочешь этим заниматься в будущем?

— У меня нет выбора. Я обязан ему всем, что у меня есть. Так что не могу его подвести, — Новиков искренне улыбнулся. Спорить с ним не хотелось, хотя я считал иначе. Но был не вправе затирать Даньке мои взгляды на жизнь и на важность выбора дальнейшего пути.

Завтракали мы молча, и молчание совершенно не тяготило. Наверное, впервые за долгое время в наших чувствах установился режим полного покоя. Плюс, теперь я понимал Новикова ещё лучше.

И знал, что увлечен этим человеком по-настоящему. Замуты с девушками, как и попытки отвлечься, тут не помогут. Так что, будь что будет, решил я.

Будем бороться с проблемами по мере их поступления.

========== 10 - Тот самый день, когда сорвало башню ==========

Только полный идиот не догадался бы, что Никита — человек-западня. Я причислил себя к этой группе немного припозднившись, а именно, увидев жертву, которую мне требовалось осадить по его запросу.

И да, я был не просто идиотом, а из подразряда сказочных долбоёбов, потому что решил всё-таки не отступать от первоначального плана.

Подумал: ну, скажу. Будет или не будет выполнять — не моё дело. Отбрехаюсь и убегу, а бегаю я быстро.

Итак, возле сломанного питьевого фонтанчика, скрестив на груди мускулистые руки и злобно зыркая по сторонам, меня ждал самец спортивной наружности по имени Володар Соломонов.

— Чувак, — нейтрально-мирно начал я, мысленно наметив пути отступления и подкатившись как бы невзначай. — Меня попросили тебе кое-что передать. Учти, я не имею к этому никакого отношения.

«Чувак» сощурился так, что со скоростью уменьшения его глаз сжимался и мой анус.

— С какой стати я должен тебя выслушивать? — спросил Володар.

— Ни с какой. Моё дело — сказать. Остальное меня не касается. Короче, если ты не перестанешь убеждать всех вокруг, что Сапёр — говножуй, с которым не стоит связываться, он устроит тебе проблемы. Он какой-то сынок, поэтому у него есть связи и возможности не дать тебе защитить диплом.

— Чего? — естественно, Соломонов ни капельки не обрадовался таким новостям. — Этот хер смеет мне угрожать, да ещё и через своих шестерок?

— Я ему должен. Просто возвращаю долг.

— Сам-то ты явно счастлив, что обратился к нему за помощью, пятнистый.

— Просто необходимость, — я засунул руки в карманы, пропустив мимо грядок камень в мой огород. — В общем, это всё.

И собрался уйти, но не тут-то было.

— Куда?

Легко подцепив за ворот рубашки, Володар подтолкнул меня к стене. Я не сопротивлялся — в стенах универа всё равно нечего бояться, да и привлекать внимание не хотелось.

— Ты знаешь, как зовут этого ублюдка?

— Я сам… связывался с ним только через… сообщения, — как уже говорилось, врать я не умел. Нихуяшеньки. А потому начал мямлить и бормотать под нос.

— Скажи по-хорошему — и разойдемся.

— Я не знаю! — прошипел я, легко вырвавшись из хватки. В основном потому, что через три аудитории находился деканат, и Володар явно не хотел проблем. — От себя дам совет: успокойся и подумай. Никто не пострадает, если он продаст твоим неуспевающим друзьям пару готовых дипломов. И волки целы, и бараны сыты.

— Это кидалово.

— Доказать можешь?

Соломонов замолчал и отвернулся. Я тоже не горел желанием продолжать нашу высокоинтеллектуальную беседу, поэтому решил поскорее слиться:

— Я не нарывался. Так что извини.

И ушел.

Настроение моё, естественно, было испорчено, а раздражение победило здравый смысл — стоило хотя бы натянуть на лицо улыбку, чтобы не попасть под целебные приёмчики Новикова, но я не мог.