Туда же, в Ялту, нас, пацанов, часто возил на своей машине дядя Толя Мусоргский.
- Дядя Толя Мусоргский -
Дядя Толя Мусоргский был сезонным рабочим, а именно - водителем мусорной машины (отчего он и получил псевдоним "Мусоргский", потому что никто никогда не интересовался его настоящей фамилией) в пионерлагере "Волна" и другом всех детей. К дяде Толе можно было запросто сесть в машину и съездить с ним, к примеру, на свалку, куда он отвозил мусор из лагеря, или в Ялту, куда он тоже ездил по каким-то делам. Дядя Толя ходил в спортивных штанах трико с дутыми коленями, с виду был похож на хоккеиста Харламова (наверное, родом из греков или цыган), губошлепил и говорил нечленораздельно, что-то вроде: "Гыр-гыр-гыр" и "быр-быр-быр", но дети его понимали.
Жил дядя Толя на хоздворе пионерлагеря в деревянном домике (вроде того, что у меня сейчас), в котором была только проволочная кровать и тумбочка (точно, как у меня). Однажды, когда я зашел к нему в гости, у дяди Толи на тумбочке была расстелена газета, а на газете стояла открытая банка кильки в томате. Такой образ жизни: дом из фанеры, пружинная кровать, тумбочка, газета и банка кильки, по сей день является для меня квинтэссенцией какой-то упрощенной романтики. Наверное, я невольно стремился к этому образу, снимая свой флигель. Дядя Толя часто присутствовал у нас дома за столом, поскольку помогал деду по хозяйству, особенно во время свинокола, и был чем-то вроде приходящего члена семьи - из тех, кого ты всегда рад видеть, когда бы он ни зашел во двор. Из жизненных установок и философий дяди Толи я помню только одну: "Рабочий класс - всему голова". Наверное, других жизненных установок у него и не было, потому что среди всей той нечленораздельной мешанины, которую губошлепил дядя Толя, оплевывая при этом всех окружающих, среди всех этих "гыр-гыр-гыр" и "быр-быр-быр", мысль про рабочий класс проходила красной линией: "Гыр-гыр-гыр, на рабочем классе все держится, быр-быр-быр, рабочий класс всех кормит!" Лишь мама моя, помню, не соглашалась с этим непререкаемым постулатом по поводу рабочего класса и тем, что он всех кормит - всегда старалась незаметно встать и уйти из-за стола, когда дядя Толя включал эту шарманку.
Но главное - машина. В том возрасте мы еще не имели опыта путешествий, а потому выезд с дядей Толей на свалку или в Ялту на его мусорной машине (в кабине приятно пахло потом, мазутными тряпками, бензином и табачным дымом) был большим для нас впечатлением. Дядя Толя деловито переключал передачи, дергая за красивую ручку с черным набалдашником, и слушал по радио музыкальную передачу "Для тех, кто в пути", в которой можно было заказать кому-то песню - их чаще всего заказывали жены своим мужьям-шоферам, находящимся в дальних рейсах. Я завидовал дяде Толе, справедливо полагая его одного достойным музыкальных подарков, которые передавали в программе "Для тех, кто в пути", потому что дядя Толя как раз и был тем, кто в пути, а я так - попутчиком.
- в Сосновый бор -
Волоча по пляжу свою концептуальную поклажу в черном полиэтиленовом пакете, я снова шел через бесчисленные пансионаты и базы отдыха, где беспечные люди-отдыхающие занимались своими обычными делами: купались и загорали, играли в мяч, бадминтон и карты, кушали овощи, ягоды и фрукты, смывали песок с ног в фонтанчиках. Я любил отдыхающих - и не только из-за того, что когда-то они составляли одну из главных статей дохода моей семьи, но еще и за то, что они в некотором роде отдыхали и за меня тоже (когда-то в наших краях бытовало специальное обидное прозвище для отдыхающих - "шпак", которое должно было обозначать чрезвычайную вредность и пакостность курортников; люди вообще создания неблагодарные - часто кусают кормящую руку): мне всегда нравилось наблюдать беззаботных людей, занятых исключительно играми и развлечениями вдали от большого и отвратительного мира - это, знаете, будто рассматриваешь пляжные семейные фото, датированные 37-м или 41-м годом, зная, что многие люди с этих фото погибли через какие-то месяцы. Вот в такие параллельные миры я верю - в миры, где человек живет один только миг, когда он на этом фото, сидит в полосатых трусах в песке и улыбается в камеру, а другого мира, в котором его, вылезшего из адлерского поезда в костюме и шляпе, встречают на вокзале и сажают в черный воронок, попросту нет и никогда не было.
Первый привал я сделал возле станции водных велосипедов-катамаранов. Детьми мы часто здесь ошивались (никогда сами не арендовали катамаран - час стоил пятьдесят копеек, бешеных денег; а предпочитали, когда какой-нибудь лох-отдыхающий возьмет себе водный велосипед и напрягается, крутя педали, уцепиться за катамаран сзади, как рыбы-присоски к акуле, и плыть с ветерком), а позже мой друг Ленчик (тот самый, что спасал меня с порезанной ногой в лагере "дикарей") даже работал здесь спасателем.
Уселся на скамеечке под навесом подальше от людей, достал арбуз, хлеб, водку, чеснок; отрезал горбушку хлеба и хорошенько намазал ее зубчиком чеснока (стер его дочиста), налил немного водки в пластиковый стаканчик и поставил на скамейку; срезал арбузу шляпку с запасом; выпил водку, откусил от ломтя хлеба, потом впился зубами в арбузную мякоть (перцовая водка под арбуз и хлеб с чесноком оказалась неплохим выбором). Отрезав от арбуза еще одну скибку-полумесяц, повторил всю процедуру. А после закурил. И мир вокруг стал намного лучше. Чему также сильно способствовало яркое солнце.
Этой же дорогой ходили в школу в соседнее село Ялту моя мама и дядя Вова - в их время еще не было школьного автобуса (это ведь повесть не про Американские Соединенные Штаты, где проживала та коммунистическая журналистская сволочь Коротич, которая подучила меня лечиться пивом "Будвайзер"). Помнится, мама мне рассказывала множество милых историй про эти их походы в школу (я бы и сам был не против ходить в школу по берегу моря, но не каждому выпадает в жизни такой лотерейный билет), но к чему вам эти милые истории из чужой жизни? Это сродни тому, когда вам показывают альбом с чужими семейными фото - никто этого не любит.
Место для второго привала - коряга. Раньше это было дерево, то ли поваленное штормом, то ли оно сразу так выросло - вбок, стелясь по песку, лежачая сосна. Дерево это - начало Соснового бора и, если можно так выразиться - ворота в него, потому что лежит сосна на узкой полоске берега от моря до крутого склона холма, перегораживая дорогу, так что каждый идущий в Сосновый бор вынужден через нее перелезать. Не знаю, перелезали ли через нее дядя Вова с мамой, когда шли в школу (хотелось бы верить, но я осведомлен о жизни растений настолько же мало, как и обо всем остальном; вроде бы деревья живут долго, я часто слышал, например, применительно к дубам фамилии Пушкина и Толстого - "дуб, под которым сидел Пушкин", и "дуб, который посадил Толстой" - а они ведь черт знает когда жили, Пушкин с Толстым; возможно, это брехня и какой-то анекдот, но это дает мне надежду на то, что лежачая сосна была так же знакома моей маме, как и мне). Так что вы понимаете, не мог я не проститься с этой сосной, никак не мог; уверен был, что никуда она не делась, и оказался прав - дерево умерло, превратилось в корягу, по всему видно, недолго ему осталось, но я был благодарен сосне за то, что она меня дождалась. Усевшись на корягу, я разложил свою хитрую снедь и в точности повторил всю процедуру, после чего мир стал еще немножечко лучше и даже много, много лучше - когда, попрощавшись с корягой, я наконец-то зашел в Сосновый бор, мне на секунду показалось, что я уже выполнил задуманное и оказался в раю. "Погоди", - сказал я себе, нарочито громко вздохнув. - "Не все так просто - для того, чтобы попасть в рай, нужно приложить некоторые усилия". Но, признаться, мысль о рае в декорациях Соснового бора меня воодушевила. "Было бы неплохо", - снова сказал я вслух (перцовая водка давала о себе знать, а людей, которые могли бы принять меня за сумасшедшего, вокруг не было). Опция рая-Соснового бора боролась во мне с тем его вариантом, где дети играют в футбол в высокой траве десятью огромными клеенчатыми мячами (Gin a body hit a body, comin thro' the rye, gin a body kick a body, need a body cry?). Возможно, мне удастся попасть сразу в два, подумал я - если миров множество, как утверждает Борхес, то почему бы не быть множеству раев?
