Он стоял, беспомощный, и все словно крутилось вокруг него.

— Я... Я спущу капсулу с орбиты, как только вы пожелаете, — сказал он.

— Да, — рассеянно ответила Гера, будто услышала эти слова задолго до того, как он их произнес. — Если подождешь снаружи, я велю служанкам приготовить меня.

И она хлопнула в ладоши.

Дрожа, Мэтью вышел из спальни. Елена Троянская и Гекуба, казалось, ждали за дверью. Они быстро шмыгнули внутрь и закрыли дверь за собой.

Дрожь Мэтью все усиливалась. Чтобы успокоиться, он подошел к мраморным перилам и глянул вниз. Там было все, как и прежде. Фонтан, стол и скамьи. Колонны и андроиды возле них, словно прикованные цепями. Они были в образах Иктайнеса и Калликрата, архитекторов, создавших истинный Парфенон, скульптора Фидия, который украсил храм, в образах Дзено, Порликлитуса, Праксителя, Гомера, Парменидеса, Леуциппоса, Аристофана, Софокла, Эврипида, Эсхила...

Эсхил посмотрел на него в ответ, глаза его то разгорались, то гасли.

Затем андроид покинул свой столб и поднялся по лестнице. Он подошел к Мэтью и коснулся его руки.

— Ну, — сказал он, — я покажу вам, иначе вы не поверите.

— Покажешь мне что? — раздраженно спросил Мэтью.

— Я покажу вам, — повторил Эсхил. — Пойдемте.

Глазные лампочки его мигали все чаще и чаще. Что же могло так расстроить его, этого «старика». Внезапно в Мэтью пробудилось любопытство.

— Ладно, — сказал он. — Только поспеши.

Эсхил провел его по второму этажу к внушительной двери в самом его конце. Дверь была заперта, но Эсхил достал откуда-то из туники связку ключей на большом кольце и вставил один из них в старинный, архаичный замок. Мгновение спустя дверь покорно распахнулась. Войдя за «стариком», Мэтью оказался в большой ванной комнате.

Эта комната могла посрамить даже ванную Геры. Вогнутая стена стала одной непрерывной фреской, изображающей райскую местность, и, наряду с фреской на потолке, изображающей голубое небо с редкими облачками, она производила неизгладимое впечатление. Иллюзия глубины была столь яркой, что на мгновение Мэтью показалось, будто он прошел сквозь пространство-время и попал в древнюю Грецию. Под ногами у него была настоящая трава. А ванна стала спокойным водоемом, на берегу которого он стоял. На противоположном берегу он увидел две статуи: Пана и Сиринкс. Сиринкс убегала, а Пан догонял ее с очевидными намерениями.

Мэтью взглянул на водоем у своих ног. Он был метров пять в диаметре, с глубиной в пару метров. Его вогнутое дно было облицовано белым мрамором. И пока Мэтью вглядывался в голубоватую воду, ему показалось, что он заметил серебряную вспышку. Отблеск? — подумал он. Но приглядевшись внимательнее, он заметил другие вспышки. Он узнал ярких, блестящих и быстрых венерианских пираний, и, внезапно успокоившись, отступил. Вода буквально кишела ими!

Но зачем кому бы то ни было — даже богачу, который мог позволить себе быть эксцентричным, — держать венерианских пираний у себя в ванне?

Эсхил настойчиво указывал на дно ванны-водоема. Снова подойдя поближе, Мэтью вгляделся, напрягая зрение... и увидел кости.

Ужасные кости, в совершенстве очищенные от мяса. Белые кости, почти сливающиеся с мраморным дном бассейна. Бедра, таз, пустая клетка ребер. И череп с темным основанием. На кости одного из пальцев было кольцо — кольцо со знакомой печаткой. Печаткой Дома Кристопулоса.

Или, с точки зрения Эсхила, печаткой Дома Атрея.

Мэтью резко отвернулся, почувствовал тошноту.

— Когда? — заставил он себя задать вопрос.

Эсхил повернулся к нему и, когда заговорил, глаза-лампочки его замигали еще чаще:

Нынче блистательным утром,

пока повелитель спал сладко в постели,

мрачный заговор зреет в подвалах.

Но не спала она, поднялась и взяла

мерзкий кубок свой, смерти совок,

и зачерпнула им смерть из фонтана,

затем же, степенно поднявшись наверх,

вылила мерзкую смерть в водоем своего господина.

«Старик» замолчал, потом воздел глаза к небу на потолке и, вскинув руки, продолжал:

Где же вы, Фурии, где, отправляйтесь за ней,

Идите ж за ней по ее кровожадному следу!

Пусть она побежит к Аполлону и мудрой Афине,

Все равно кончит жизненный путь в подземелиях мрачных Аида.

Горе, горе же ей, правосудье грядет неизбежно.

Но не спите и вы, приносившие клятву вассалов.

Отомстите за страшное это злодейство,

На которое боги взирали с небес равнодушно!

В страхе Мэтью схватил ключи, которые «старик» по-прежнему держал в руке, и выскочил из ванной. По пути он разобрал их и, когда подошел к двери в спальню Геры, у него уже был наготове нужный.

Он вставил ключ в замок и повернул. Затем толкнул дверь. Но она не поддалась.

Тогда Мэтью отправился искать видеофон.

VI

Полиции Сатурнии пришлось вывести из строя Александра Великого и трех его генералов дезактивационным лучом, чтобы войти в Дом.

Мэтью не знал этого, пока не вышел из Дома несколько часов спустя и не увидел четыре «трупа», лежащие на мраморной лестнице. Он невольно отвел взгляд. Они были слишком живописные, по сравнению с костями, которые по-прежнему были в ванне, полной пираний, когда он привел к ней инспектора полиции Сатурнии. Александр, Птолемей, Селевкус и Антигон могли быть снова активированы. В отличие от Эсхила. Эсхил сошел с ума. Схемы его закоротились, глазные лампочки лопнули, и от него осталась лишь почерневшая оболочка.

Хотя, возможно, это было к лучшему. Теперь, когда Дом Кристопулоса пал, больше не было потребности в этих исторических андроидах.

Как, кстати, и в космонавтах.

Старый Мэтт Норт дрожал на пронизывающем ветру, мчавшимся с ледяных равнин. Он поднял воротник пальто и сунул руки поглубже в карманы. Небо начинало светлеть, а Сатурн давно уже скрылся на отдых. Интересно, подумал Мэтью, каково что жить в мире, от которого я отстал на четыре века? Сумею ли я приспособиться к нему? Я слишком стар. И слишком устал.

Усталый старик.

Грязный старик.

Именно так назвала его Гера Кристопулос, когда полицейские Сатурнии вытащили ее, вопящую, из спальни. Растрепанная, полуголая, в непристойном пеньюаре, который она надела специально для того, чтобы разбудить желание Мэтью, и который открывал родинку в форме крестика, точно такую же, какая была у Дионы, она кричала во весь голос.

— Грязный старик! — кричала она с отвратительно искаженным лицом. — Я заработала состояние Кристопулоса, я, а не Зевс! Именно я заслужила твою лояльность, а не он! А ты продал меня! Грязный старик! Грязный, слишком любопытный старик!

Когда ей показали кости на дне уже осушенной ванны, она даже не потрудилась хоть как-то оправдаться.

— Так или иначе, это все равно продлилось бы лишь двадцать, самое большее — тридцать лет, — спокойно сказала она. — Возможно, так будет лучше. — И тут голос ее снова повысился. — Это все его вина! Можно было сделать запас, которого бы нам хватило еще на один век, если бы он не тратил его так бездумно, не раздавал своим любовницам! «Хотите быть вечно прекрасными?» — спрашивал он, и они лизали ему ноги. Затем они ему надоедали, он избавлялся от них, но тут же их место занимали другие, и он отдавал им годы. Мои годы! А потом он попытался обмануть меня и украсть остатки запасов. Ну, вот я и убила его. И рада, что скормила его рыбам. Надеюсь, они хорошо пообедали. — Она исторгла из себя отвратительный смешок. — Могу поспорить, что мясо его было жилистым, а шкура жесткой!

Она снова расхохоталась, еще отвратительнее, и, наконец, полицейские вытащили ее из ванной. Затем Инспектор начал допрашивать Мэтью.