Псих немедленно забился под скамейку, когда они пошли провожать нек, и через полчаса его жалкая задница все так же торчала в уголке беседки. Райних задрал на ней футболку и хорошенько приложил ладонью:

— Ты на кого тут ругался, а? Плохой кот.

— Нет! — зарыдал Энкем. — Злой! Пожалуйста... не надо, не отдавай ему...

Несчастный вцепился в ноги Дитте и принялся покрывать поцелуями его брюки в подозрительной близости от паха.

Брат поставил его коленками на скамейку и со снисходительной улыбкой погладил промеж вздрагивающих ушей, а потом расстегнул ширинку и насадил светлую голову на член. Энкем причмокивал и поджимал от усердия живот, горбя спинку и виляя задом на четвереньках, хвост его извивался кольцами. Райних выдавил на руку гель (в кармане как раз тюбик лежал), и принялся ласкать вертлявую тощую попу. Та была прекрасно разработана, даже удивительно, как Дитте умудрился порвать ее, всего пять минут растяжки — и вот, мягкая дырка с трогательным хлюпаньем расступается и принимает его руку по запястье.

Райних похлопал по широко распахнутому анусу, заставляя его слегка сжаться, и плавно вошел в горячее и скользкое. Дитте задавал темп, толкаясь котику в горло, и Райних легко подстроился, не сводя глаз с застывшего в удовольствии лица брата. Тот усмехнулся:

— Хочешь вдвоем?

Райних кивнул, у него перехватило горло.

Он лег на стол, повинуясь жесту Дитте, и уставился на небо в проеме светового окна. На него насадили Энкема, тот принялся что-то щекотно бормотать в его соски, а он почувствовал, как твердые руки Дитте разводят ему колени, и застонал, выгибаясь и сминая хрупкие ушки Энкема. Но брат не вошел в него, как во сне, нет, он лишь до боли сжал бедра Райниха и засадил сладострастно подвывающему папочке. Их члены терлись друг о друга в ставшей такой тесной попе, невыносимо тесной, о, да... “Дитте, Дитте”, — думал Райних и безжалостно сгибал и мял тонкое тело, зажатое между ними, а потом зарычал, содрогаясь в ослепительном оргазме, или это солнце, ослепляя, вдруг брызнуло ему в лицо, заплутав по дороге в чернющих ушах Дитте, он не знал.

====== Глава 4. Лечение и хвосты ======

***Дитте

Он бездумно щелкал пультом от визора, переключая каналы, и пытался не думать о Райнихе. Стоило закрыть глаза, и он так ясно видел прилипшие ко лбу мокрые волосы братишки, белые зубки и розовую манящую глубину рта, куда так хотелось... хотя бы языком...

Что на него нашло сегодня днем, не иначе, папочка заражал всех вокруг безумием и похотью. Когда он почувствовал, что Райних кончает, то совсем сдурел и стащил с них мяукающего Энкема.

Он же чуть не трахнул братишку, остановился в самую последнюю секунду, доведя себя до оргазма рукой и забрызгав Райниха чуть не до подбородка. Дитте ткнулся лицом ему в шею, только чтобы не поцеловать взасос, и слизнул несколько соленых капелек пота.

Потом он конечно пришел в себя, вытер лежавшего на столе Райниха салфетками, и все. Пусть брат не думает, что Дитте будет к нему лезть или домогаться, он хоть и альфа, принуждать никого не станет. Когда Райних уехал, сославшись вдруг на какие-то срочные дела, Дитте успел еще разок трахнуть папочку на том же столе, и тот чуть не откусил ему палец, кончая.

Энкем, лежавший рядышком на диване, словно догадался, что думают о нем, и зашевелил своими чудесными розоватыми ушами. Наверное, был очень рад сидеть со всеми в гостиной и смотреть передачи.

Дитте переключил новости на какой-то сериал про маленьких потерянных нек.

— Дорогой, — мелкий водил рукой по его груди, — что-то случилось?

— Да так... на работе проблемы.

Неймо залез на него верхом, целуя сначала робко, а потом все уверенней. Дитте отвечал ему, все было так понятно и просто, и гибкий беленький котик в его руках, его младший, был покорным и ласковым.

— Сладкий мой, — Дитте вдруг захотелось сделать ему хорошо-хорошо, — пойдем-ка в спальню, котенок. Я так соскучился.

Он как мог подстриг отросшие папочкины волосы, получилось вполне аккуратно. Энкем всю дорогу улыбался и трогал челочку, и заволновался, только когда они подъехали к кованной ограде Института.

— Ты не отдашь меня, — папочка робко прикоснулся к его руке, — старший?

— Нет, — Дитте предпочел нести все сильнее дергающегося Энкема на руках до кабинета, — тебя просто посмотрит доктор. И все, обещаю.

— Злой?

— Нет, другой, добрый.

Профессор Ан-ши ему сразу не понравился.

— Ну и как там поживает наш любезный доктор Райних? — светило науки похабно шевелил трехцветными ушами. — Совсем зазнался, забыл старика.

«Нужен ты ему», — неожиданно зло подумал Дитте и посадил притихшего папочку на кушетку для осмотров.

— Ты обещал, — прошептал Энкем, целуя ему руку.

— Любите дисциплину, лейтенант? — профессор весело ему подмигнул и попросил оставить их:

— Заберете через пару дней, как раз проведем полное обследование и подберем препараты. Райних не сказал вам, что это дело не быстрое? Ай-ай-ай, забывчивый Райних…

— Я обязательно за тобой вернусь, Энкем, — Дитте ласково посмотрел ему в глаза и поцеловал в обе щеки.

Он вышел на улицу в скверном настроении, душа не лежала оставлять папочку без присмотра, и еще наверняка этот надутый ученый кот был любовником Райниха. Точно, братишка со всеми спит, распущенный докторище. Из тех, кто трахается в первый же вечер знакомства, даже не спросив имени любовника. Дитте со злостью саданул дверцей, так, что у соседних каров тоненько пискнули сигналки. Чертов Райних.

Он заметил вещи Неймо на заднем сиденье, как только выехал со стоянки. Вот растяпа, и с чем на занятия пошел. Дитте решил забросить ему барахло прямо в универ и потянулся назад, ухватив за уголок бирюзовую сумку. Он неловко дернул ее, и из раскрытого нутра посыпались шоколадки и ручки, какие-то моментальные фотки и комм. Дитте все подобрал и хотел запихать обратно, но не смог – на одной из пластиковых фотографий Неймо уверенно сжимал в руках два отрезанных нечьих хвоста.

...Почти два года назад он принял Неймо в прайд, без рекомендаций, без имущества и рода, вообще без ничего. Повелся на его беззащитный вид и вертлявую ладную задницу. Дитте перетряхнул все шмотки младшего, но не нашел ничего больше. “Поговорю с ним сначала, — решил Дитте, — и если он виноват — сдам в управление или сам пристрелю”.

Через двадцать минут он был перед учебным корпусом, а еще через четверть часа беленький котишка, как-то сразу притихший, молча забился на сиденье. Дитте отвез его домой, надеясь, что у Неймо найдутся слова оправдания.

— Вылезай, — он чувствовал привкус стали на языке, только бы сдержаться и не избить эту маленькую дрянь.

— Старший, на что ты сердишься?

Дитте глубоко вдохнул несколько раз, когда они вошли в дом. Только спокойствие. Он поставил перед собой напуганного мелкого, а сам уселся на стул. Потом подумал и сковал руки Неймо за спиной наручниками. На журнальный столик он положил пистолет, с удовольствием наблюдая, как бледнеет и часто дышит его младший.

— А теперь, Неймо Штиммен, я тебя внимательно слушаю. Расскажи мне, почему я сержусь.

— Райних наябедничал?

У Дитте все поплыло перед глазами. Только не Райних...

— Прости, старший, прости, я сам не знаю, как это вышло... Добавил ему в чашку слабительные капли. И Лиссе тоже. На нее прямо по дороге подействовало, — из глаз Неймо катились крупные слезы фальшивого раскаяния.

— Не заговаривай мне зубы, — процедил Дитте. — Или ты хочешь поговорить по-плохому?

— Нет-нет, не хочу, — замотал головой презренный котишка. — Прости меня, прости...

Дитте выразительно глянул на пистолет.

***Райних

Остаток выходных он провел в приятном ничегонеделании, даже в клуб не пошел в субботу ночью, нарушил обычай. Хотя брат вроде ничего не говорил насчет запрета на гулянки и случайные потрахушки, но... Не хотелось перебивать послевкусие после безумного секса в беседке. Капелька спермы Дитте попала ему тогда на губу, и все воскресенье он, рассеянно задумавшись над “Вестником проктолога” ли, фотографируя ли уток в парке, проводил пальцем по этому месту. И облизывался.