— Уже опозорил, дальше некуда! С бумаги не вырубишь, — рявкнул глава клана, а потом слегка сбавил тон: — При выделении ничего не получишь.

— Согласен.

— Отлично... пусть так и будет, — Менерт брезгливо поморщился и потянулся к комму.

Дитте выдохнул, только когда вышел из отчего дома, и на комм как раз пришло сообщение о завершении регистрации. Надо же, его мечта сбылась, а он ничего не почувствовал. Может, начнет чувствовать позже? Уже стемнело, и Дитте поднял глаза к темному небу, усеянному звездами. Здесь, в загородном поместье, они сияли особенно ярко, и теперь между ним и звездами никого не было. Необычное, новое ощущение, но оно ему определенно нравилось. Именно в этот момент Дитте столкнулся с кузеном, точнее, с бывшим кузеном.

— Поздравляю, — гадко ухмыльнулся тот, — я слышал, у тебя в клане все кошки общие.

— Спасибо, — сказал Дитте и зарядил ему в челюсть, не нашелся, что ответить про кошек. Общий у них был только Энкем, и то по своей воле.

Дома перед включенным визором нашлись трое спящих родичей. Дитте аккуратно выкопал Лиссу из этого клубка и отнес ее в кровать. Котята уже вовсю толкались, и Дитте осторожно погладил ее животик. Он разулыбался – вот и первые детишки, которые будут рождены в его клане. Даже если Райних решит остаться с отцом, он же не станет ее забирать...

Папочки нигде не было видно, Дитте решил, что уже хватит ему быть наказанным, и, пожалуй, можно снять с него эту штучку. Энкем нашелся под дверью Чинэ-ли, он сидел, привалившись к стене, и на морде его было написано чистейшее страдание.

— Старший, прости меня, я никогда больше, никогда, только не прогоняй.

— Не прогоню, — сказал Дитте и стащил с него штаны, — да не дергайся, дай сниму с тебя это.

Энкем поцеловал ему руку и намылился в комнату к Чинэ-ли. Совсем сдурел, болезный.

— Ты в своем уме? — Дитте ухватил его за ухо. Разбуженная кошка будет в ярости.

— Госпожа разрешила, — папочка сиял, — сказала приходить, когда ты снимешь сбруйку.

— Ну, дерзай.

Неймо он укрыл одеялком и даже подушечку подоткнул, а брата отнес в спальню, и тот сонно пожаловался на больную попу, растраханную так жестоко.

— И кто же посмел? — Дитте его выпутывал из домашней одежды одной рукой, торопясь добраться до раненого местечка. — Да тут все целенькое, обманщик ты, Райних, — он принялся с упоением вылизывать и целовать пострадавший бутончик.

И не удержался, опять засадил, на этот раз нежно и трепетно.

А потом так лень было шевелиться, и так хорошо обнимать братишку. И Дитте решился, чего тянуть, если можно все выяснить прямо сейчас.

— Я разговаривал с отцом, — сказал он Райниху, и тот заинтересованно встрепенулся, — он дал согласие на основание нового клана. И из Канцелярии пришло подтверждение.

— И как наша новая фамилия, — спросил брат, — благозвучная?

“Наша фамилия...” Значит Райних останется с ними... с ним! Он зарылся лицом куда-то в братишкину шею, переполненный самым настоящим счастьем.

— Веннер наша фамилия, нравится?

— Пойдет, — Райних зевнул и завозился, устраиваясь поудобнее у него в объятиях.

***Райних

Утром его разбудил соблазнительный запах. Все же Неймо прекрасно готовил, изысканно предпочитая делать еду собственными руками, а не автоматом. Райних даже полагал, что мелочь почти не уступает ему самому в гурманстве, и за это одно ему можно было простить все зловредство... Он, довольно скалясь, пососал братишке, а когда тот проснулся, промурчал:

— Всегда мечтал вставить главе клана... позволишь?

— Валяй, — великодушно разрешил Дитте, судя по голосу, черный котяра ухмылялся.

— Слава богу, что не поперли со скандалом из клана, — сказала Чинэ-ли за завтраком, узнав подробности вчерашних событий. — У меня два критических больных, отстранение от практики сейчас... даже временное... я бы не смогла себе позволить.

Райних обеспокоенно дернул ухом, он понимал, что это значило — кошке пришлось бы бежать в старый клан и умолять срочно взять ее обратно. Унизительно.

— А сейчас, — спросил он, — ты останешься с нами?

— Конечно, — мурлыкнула она, и Райних узнал эти глубокие удовлетворенные интонации... Ну, папочка, ну, герой-любовник!

Он ел клубнику со сливками, переплетал под столом хвосты то с дорогим братом, то с Лиссой, сидящими рядом за круглым столом, и краем уха слушал разговор о перспективах развития клана. И даже вставил свою лепту:

— Энкему надо запретить писать!

— Но как же так... Это же мое призвание... — залепетал папочка.

— Только под псевдонимом, — строго сказал Дитте.

— Я книгу, книгу планирую! — обрадовался похабный котишка и зачастил: — Вам понравится, там такое будет! Такое!

Неймо едва слышно застонал: “Папа...” Да и у Райниха нервно вздыбилась шерсть от предчувствия “такого”.

— Пиши-пиши, — снисходительно обронил Дитте.

— Тебя так медали за змееёбов лишат, — фыркнула Чинэ-ли, — за доброту твою.

— Наоборот, — заржал альфа, — черный пиар не даст им забыть мои заслуги!

— Мммм... – мурлыкнула кошка, — надо будет тогда проследить за чернотой пиара...

— Госпожа... – захихикал Энкем.

После еды Райних приобнял Чинэ-ли и промурчал в белое ушко:

— Ммм, дорогая, вот так — живешь с кошкой три года — и не знаешь, какие у нее на самом деле-то пристрастия.

— Да я и сама... не знала... — смущенно засмеялась Чинэ-ли в ответ. — Просто Энкем такой... все само получилось.

Энкем пытался в это время втиснуться между ними, причем совал голову промеж их животов, нагнувшись. Райних нашел его задницу и ущипнул за яйца, от чего наглец пискнул и подпрыгнул. Хорошо. Хорошо, что Чинэ-ли папочка так в тему пришелся, а то Райниху было неловко, он так мало внимания ей уделял из-за своих проблем. Всего-то три раза за эти две недели сексом позанимались...

— Ты помнишь, какой сегодня день? — спросила Чинэ-ли, дотрагиваясь до его маски.

— Да, дорогая, — он сглотнул, было страшно... а вдруг новые глаза будут видеть по-новому?

Сильные руки Дитте обхватили его за плечи.

— Давай, братишка, не тяни, жажду заглянуть в твои бесстыжие глазки.

Он встал перед зеркалом в ванной, ему сказали, что там царит сумрак, рядом лежал медицинский анализатор, темные очки... Осталось лишь набрать код. И снять.

Свет резанул по глазам ярко и болезненно, он зажмурился, чувствуя, как брызнули слезы. Потом привык вроде, снова взглянул в зеркало. И взвыл:

— Нееет!!!

Все загомонили, “что, что?” — охнула Лисса, Дитте затряс его за плечи:

— В чем дело, отвечай.

— Не кантуй его, повредишь, — обеспокоенно говорила Чинэ-ли.

— Ужас! Ужас!!! ОНИ пришли!!! — завывал папочка, а Неймо пытался закрыть ему рот.

— Они инвертировались, — смущенно объяснил Райних. — Глаза. Были синие с лазурными прожилками, а стали наоборот.

Установилась зловещая тишина. И в ней стало особенно слышно тяжелое дыхание осевшей на пол Лиссы.

— Рожает, — отрешенно заметила Чинэ-ли.

— Я отвезу! — быстро сориентировался Райних, нацепил очки, подхватил будущую мать на руки (тяжелая, черт) и намылился на выход.

— Позвони нам, герой, как отбомбитесь, — фыркнул ему вслед Дитте.

— Сейчас все сами увидите! — торжественно объявил Райних перед входом в палату. — И сколько, и какие.

Он горделиво махнул хвостом и распахнул двери. Лисса, серенькая кошечка, встретила родичей сияющей улыбкой. А у нее под боком и на животе копошились котята, переливаясь ясной лазурью, и королевским синим, и иссиня-черным, и дымчато-серым с голубым отливом...

— Красивые какие, — умилилась Чинэ-ли.

— Круто, подружка! – Неймо одобрительно погладил Лиссу по коленке.

— Пятеро! — возвестил Райних, наслаждаясь видом отвисшей челюсти брата. Он выкопал из сплетения хвостов, ушей и лапок черного котенка и посадил его себе на плечо: — Смотри, Дитте, на тебя похож.