— Тем, кто был для ритуалов, их вырезали, так надо. А мне оставили, им нравилось, как я боялся... Но я притворялся и смог убежать. Наверное... — папочка задрожал, — я еще плохо помню.

— А где тебя держали, Энкем?

— Не помню...

Идея привезти Энкема в управление была не самой лучшей, признал Дитте, перехватив папочку за хвост в полете. Тот послушно повторил все то, что рассказывал ему, и теперь самозабвенно прыгал по столам и кричал, что хочет отсосать Дитте при всех.

— Старший, не сердись, — Энкем только что закончил обещанное, но не при всех, а в кабинете, — давно мечтал это сделать. Попрыгать тут у вас хорошенько.

— Мечты сбываются, — сказал ему Дитте, которому было совсем не до папочки.

Он снова прослушал последний разговор Райниха с серебристым котом, получалось, что они договорились тогда о свидании. И тот потом кинул братишку. Дитте вертел объемный портрет, не обращая внимания на кривляющегося Энкема. Ли-ан Зерг, альфа одного из прайдов закрытого клана, был последним, кто видел Райниха.

— Это он, — сказал вдруг затрясшийся папочка, — точно, старший.

— Кто? — Дитте чуть не выдернул Энкему руку, подтаскивая поближе, — да кто, твою мать!

— Злой! Он меня бил, и резал и...

Дитте дальше уже не слушал, потащил его к шефу.

До подтверждения информации никакого штурма, сказали ему. И Дитте ждал еще двенадцать часов до начала операции, совместной с Королевским Спецназом. Им удалось нарыть много чего за это время: подтвердить подозрения о разведении змей через поставщиков оборудования. И этим же путем вычислить дом, где предположительно могли держать жертв. Захват должен быть молниеносным, дабы сектанты не успели очухаться и всех прирезать.

Райниха он сразу заметил, как только они спустились в подвал вслед за спецназовцами. Братишка забился под скамью и дрожал, зажав себе лапами рот. И он был слеп, абсолютно. Дитте вытащил его осторожно, как мог, стаскивая с лица засохшую кровавую тряпку, и замер. Так больно Дитте не было никогда в жизни, он зарычал, прижимая к себе Райниха, и кажется, даже заплакал.

Братишка сидел у него на руках смирно все время и тихонько выл, пока Дитте нес его к медицинскому кару, только один раз вскрикнул, когда ему неловко прижали поломанный хвост.

Подбежавшие медики что-то вкололи Райниху, и тот отрубился. Теперь можно было разжать его пальчики, не боясь их сломать. Второго найденного нека ловко упаковали в пластиковый мешок, и Дитте обуял запоздалый ужас. Ему что-то говорили, кажется, про то, что из всех сектантов осталось в живых только двое, остальные погибли.

— Это хорошо, — сказал Дитте, — хорошо, что они сопротивлялись.

Он сам пристрелил нескольких и переживал, не вышло бы превышения полномочий.

***Райних

Он сразу, сразу узнал брата — по прикосновениям, дыханию, даже шуршанию одежды. А потом и голосу. И немедленно вцепился в него, боясь отпустить, а то вдруг это все очередной бред, и он просто окончательно спятил. Как папочка.

Дитте его спас, вынес на воздух, Райних все держался за него и шевелил порванными ушами, тихонько поскуливая от привычной боли, он прислушивался к шуму — кажется, спасательной операции. Да-да, бравая Королевская полиция всегда на страже, она их сберегла и защитила, все, как написано на ее гербе... Только бы брат не оставил его... Тут его укололи в задницу, и сознание мгновенно отключилось.

А потом его опять изнасиловали и бросили к змеям, спасение оказалось мороком, он бился и бесслезно плакал, пытаясь сбросить с себя тяжелые скользкие тела и не менее мерзкие нечьи лапы, хватал их и тянул. И вдруг избавился и очнулся в тишине и темноте, ничего практически не болело, а он был голый.

По звуку и запаху — больница. “Просто слишком много спал”, — подумал он, с трудом ворочая лапами в поисках одеяла, — “ТАМ кошмаров не снилось”. Все тело было онемевшее и бессильное совершенно. Побочные эффекты регенерации. На морде железяка, наверно растят глаза. Дверь открылась, и он замер, притворяясь спящим.

— Ах, доктор Райних, опять безобразничаете, — тихий смех и легкие шаги, он смутно узнал одну из сестричек родной клиники, но не пошевелился. — Зачем все время одеяло сбрасываете?

Его укрыли невесомым и пушистым, попутно погладив по животу и между ног. Райних задрожал от этого прикосновения.

— Прости, милая, — едва слышно сказал он, стараясь держать голос ровным, — не надо меня трогать, ладно?

Приходил профессор Ан-ши и задавал много вопросов и не трогал, советовал не замыкаться в воспоминаниях, а проговорить их много раз. “А лучше запиши... ну, ты же все знаешь, коллега”.

— Как думаешь, — спросил его Райних, — у меня глаза такого же цвета вырастут?

— А у тебя какого были — синие? — с живейшим интересом отозвался Ан-ши.

— И с лазурным зрачком и прожилками, — оскорбленно отозвался Райних.

— Пятнистые будут, как твой хвост, — захихикал старый пройдоха, и Райних гневно зашипел и захлопал рукой по тумбочке, ища, чем бы в него запустить. Не нашел.

Он хотел еще спросить о брате, но не решился и потом долго лежал, обнимая себя за хвост и надеясь, что Дитте зайдет, вот сейчас... Вот через пять минут... Хвост был совсем не такой пышный, как раньше, жалкий хвостишка стал, облезлый. И Дитте не приходил. “Ну, ничего”, — думал Райних, просыпаясь и засыпая, время тянулось и липло, путаясь со змеиными снами, — “Ничего, скоро я выздоровею, стану снова красивым и пушистохвостым, и он придет. На калеку-то кому приятно смотреть”.

***Дитте

К Райниху он попал аж через два дня – сначала не пустили врачи, а потом Дитте спал, а потом торчал в управлении... черт бы побрал этих безумных Зергов. Сложно было понять, пришел в себя братишка или нет. Тот лежал на высокой больничной койке, не шевелясь, и всю верхнюю часть лица закрывал регенератор.

Дитте погладил его тихонько по ввалившемуся животу и уткнулся лицом, пережидая тупую боль в груди. Как похудел, бедняжка. Чинэ-ли сказала, что хвост и задницу ему уже залечили, через денек и ноги будут в порядке. А вот глаза полностью восстановятся через пару недель. Если все будет хорошо.

— Братишка, — он как-то невзначай стянул с Райниха одеялко и вылизывал ему живот, — ты меня хоть слышишь?

Тот что-то промычал в ответ, и у Дитте мелькнула страшная догадка – может быть, негодяи отрезали ему язык? Райних вполне мог нахамить им или съязвить... Кошмар, бедный братик, сколько он всего пережил.

Дитте водил ему пальцами по губам, пытаясь просунуть один в рот. Не получалось, и тогда он накрыл губы Райниха своими, раскрывая их и сжимая братишку в объятиях, и очень скоро убедился, что во рту у того все в порядке. Язык точно был на месте. Дитте его всего был готов облизать от радости, и шею, и плечи, розовые соски (Райних подставлял ему то один, то другой, а Дитте дразнил его, прикусывал и дул, а потом снова кружил языком). Кусать за пупок его Дитте не стал, мало ли... Приласкал вставший член и добрался наконец до заветного — розовой сжатой дырки. Братишка, умничка, с готовностью закинул ему ноги на плечи. Он ткнул языком в серединку, мимолетно подумав, что Райних же прошел полное восстановление, точно, как будто целку из него сделали.

Дитте поспешно стащил штаны и продолжил вылизывать Райниха.

— Дитте, давай уже... — тот крутил попой, приходилось поддерживать его руками, на ноги братишка опираться не мог.

У Дитте одновременно свело яйца и защемило сердце.

— Я без тебя чуть не сдох, Райних, — сказал он, дотягиваясь до какого-то тюбика на тумбочке. Все-таки хорошо у них тут в больнице все устроено, Дитте выдавил побольше прозрачной субстанции и наконец-то вошел в своего братишку, в Райниха своего любимого, в чертова своего гуляку. И замер от счастья, целуя, пока тот не начал всхлипывать. Он даже испугался, но оказалось, что брат смеется.

— Это не смазка, — сказал Райних, когда он безуспешно попытался задвинуть поглубже. — Это клей, Дитте. Чтобы датчики не отваливались.