— Гадкий кот, — кошка выгнула бровь.

— Накажешь меня? — Энкем закрыл глаза и покраснел. Вошел во вкус, однако.

После ужина они проводили Неймо – тот перед практикой уезжал с друзьями во фьорды, недельный поход. Компашка развеселых студентов уже свистела и гомонила у ворот. Пацан так гордился своим новым внедорожником, подаренный ему прайдом в честь успешной сессии, что Дитте не смог удержаться от довольной ухмылки, целуя его на прощание.

А потом ему позвонил старый приятель из дорожной инспекции.

— Райних Штиммен – твой родич?

— Мой, — сказал Дитте пересохшим ртом.

— Его тачка битая стоит перед “Резиновым раем”, я тебя предупредил, если что. Об аварии не заявляли, но сам знаешь...

— Спасибо, — ответил Дитте.

Заблядовал, значит, Райних. Да еще и напился, или чего похуже. Дитте выскочил как был, в домашних штанах и майке, и запрыгнул в кар, матерясь. “Ну, держись, братишка, — думал он, вбивая в навигатор название клуба, — повезло тебе, что я ремень не взял”.

В клубе он Райниха не нашел, тот уже успел смыться с очередным своим... Так спешил, аж комм в сортире посеял. Дитте заскрипел зубами и решил-таки просмотреть записи, особенно последние. Чтобы знать, кому в морду дать, ну, кроме Райниха.

Очень скоро обнаружился герой-любовник, серебристый холеный кот. “Старпер “, — у Дитте аж живот подвело от злости, когда он подчистил и увеличил изображение. Сил не было слушать их смехуечки, все эти “совершенно свободен до утра, о, как мило”, так что он выключил запись и просто лежал до рассвета в кровати. Прав был отец, когда говорил, что гулящих нек нельзя брать в прайд, и уж ни в коем случае нельзя влюбляться в таких.

***Райних

Было темно. И больно. “Теперь всегда темно и больно”, — подумал он, шаря трясущимися лапами по полу. В поисках стены. Он немножко прополз в сторону, наткнулся на нечто мягкое и замер. Мягкое жалко скульнуло и затряслось. О, товарищ по несчастью!

— Тихо, — прошептал Райних, — давай погреемся.

Мягкое прижалось к нему, стало и правда немного теплее.

Никогда, никогда, снова и снова думал Райних, никогда не буду больше гулять.... Никогда. Весь этот кошмар случился только из-за того, что он захотел присунуть роскошному котищу редкой серебристой масти, практически эликтовой. Они с коллегами задержались в баре после смены, так мило провели время... И черт же дернул его связаться с тем эликтом... потащиться с ним в проклятый ночной клуб... Eще и кар раздолбал по пьяни, комм похерил в туалете. Все закончилось здесь, в подвале у каких-то извращенцев, сектантов каких-то долбанных...

Райних тихонько взвыл, стало легче. И услышал шаги. Проклятье, проклятье, надо было молчать. ОНИ подошли поближе, под ребра прилетело пару пинков. Он корчился на полу, прислушиваясь к их движениям — сейчас его снова потащат на издевательства? Но они схватили его недавно приобретенного товарища. Тот плакал и умолял его не трогать. Как глупо, подумал Райних, когда звуки стихли, и он снова оказался способен думать. Как глупо умолять кого-то, кому твои жалкие слова только повод посмеяться. Умолять надо тех, кто смилостивится... а тут можно только кричать, когда больно.

Сколько он здесь, наверно, целую неделю... а может и пару дней... Никогда больше не буду ни с кем трахаться, подумал он, никогда, после того, как его насиловали все на каком-то ритуале, бросали какие-то огрызки за секс... а однажды бросили к змеям! Те так страшно шипели и забирались куда попало... и дышать в змеиной яме было трудно, хоть ему и запихали в нос респиратор, но он постоянно заглатывал ядовитые испарения, и его всего выворачивало, нет реально, больше никогда и ни за что, если выберется отсюда, но он никогда не выберется, так и... Райних почувствовал, что мысли пошли по знакомому кругу, и ушел в воображаемый домик.

Он его почти сразу начал строить, как сюда попал, вспомнил сломленного психа папеньку и статью в недавнем “Дайджесте терапевта”. Он боялся сломаться так же, как его чокнутый родич, а в статье были описаны способы ухода от реальности аутистов и психотиков. И вот он решил уйти сам, сознательно, пока подсознание не сделало это за него. После того, как его изнасиловали в первый раз, а потом вырезали глаза без анестезии, он выл у стены и жалел, что не сдох от болевого шока, а всего лишь потерял сознание, тогда он и вспомнил это. И начал строить маленький однокомнатный коттедж на любимой полянке их нового поместья. Складывал бревнышко за бревнышком, покрывал крышу драгоценной черепицей золотистого кедра, натащил мягких шкур и подушек, поставил камин и позвал родичей.

Туда приходил Дитте и сидел рядом, обнимая так тепло и надежно, смеялась над чем-то Чине-ли, мелкий гаденыш Неймо выделывался, привлекая к себе внимание альф... Гаденыш — никакой, конечно не омега, а... натуральный гаденыш, вот кто. Лисса почему-то была уже с котятами, те были маленькие и пушистые, два синих, один лазурный, еще один леопардовый, как сам Райних, только наоборот: лазурь с синими пятнышками... А один серенький, как Лисса, но с голубоватым дымчатым отливом. Котята мяукали и играли, кусая папеньку Энкема, а тот хихикал и убегал от них на четвереньках.

Постепенно его душевных сил перестало хватать на поддержку образов сада и интерьера, и домик превратился в замкнутый куб без выходов, он был пронизан желтым светом. А родичи превратились в смутные тени, несущие в себе только ощущения от настоящих нек. Защита — от Дитте, веселье — от Чине-ли, уют — от Лиссы, слившейся с котятами. Гаденыш исчез. И только папенька остался похожим на нека, он скакал и кривлялся, а иногда забивался в угол и дрожал. “Прости, — говорил ему Райних, — на самом деле я никогда не хотел тебе зла”.

За ним пришли, побили и трахнули, а потом спросили: что он предпочтет — послужить детям Великого змея или отрезать хвост?

— Отрезать и послужить, господин, — покорно ответил Райних, он всегда со всем соглашался, не идя ни на какие диалоги и взаимодействия, ведь его тут нет, он сидит в кубе.

— Кому послужить? — с шипением спросили у него и сломали хвост.

— Великому змею! — крикнул он, корчась, в кубе они сидели вдвоем с папенькой и смотрели друг на друга, хотя он предпочел бы посмотреть на Дитте, но того не было, только смутное присутствие.

Ему приказали ползти вперед, нацепив на шею поводок, он встал на четвереньки, по-другому ходить не мог, сухожилия перерезали в самом начале.

Вдали послышался шум, какие-то крики, вроде даже хлопки выстрелов. Папенька в кубе показал ему язык. “Дурак ты, Энкем”, — сказал ему Райних. “Сам дурак”, — ответил убогий и захохотал.

====== Глава 7. Спасение от тьмы ======

Дитте

— Старший, будешь слушать? — Энкем стоял перед ним в мягких штанах и рубашечке, он выглядел почти нормальным, когда молчал, не бегал на четвереньках и не выл.

— Давай, когда все лягут, — сказал Дитте, которому все равно не спалось с тех пор, как пропал Райних.

Конечно, его начали искать, не дожидаясь, пока истекут положенные пятьдесят часов, но закончился уже третий день, а результатов все не было. Райнихов ночной спутник ситуацию не прояснил, заявив, что ушел из клуба один, и записи внешних камер это подтвердили.

Рассказы Энкема помогали скоротать время до утра. К тому возвращалась память, кусками, путано, и папочка изливал на Дитте небылицы из своего блестящего журналистского прошлого.

— Дети тьмы, — говорил Энкем, — змеепоклонники. Я хотел к ним подобраться поближе, репортаж вышел бы отменный... А попал в яму к их божкам...

— Разве ты был не в джунглях, — мысли самого Дитте были далеки от папочки и его несчастий.

— Нет, конечно, — Энкем подскочил, — ты что, старший, как бы я там выжил. Меня держали где-то здесь, и мне повезло, что остались глаза...

— А давай подробнее про глаза, — Дитте вдруг очнулся, вспомнив их страшную находку – несчастного замученного неку, и липкое равнодушие вмиг отступило. — Энкем, что ты еще помнишь, расскажи мне.