— Если ты забыл, то я сделал это ради них. Если угроза моим братьям будет исходить от тебя, то мне придется защищать их снова. Со мной делай, что хочешь, но они неприкосновенны.

— Ты растишь из них безответственных эгоистов, — Чеззе зло бил себя хвостом по бедрам.

Тройняшки ничего не могли слышать, сидя внутри кара, но неотрывно смотрели на них.

— Надеюсь, что я ращу из них счастливых нек, — это было последнее, что сказал Щи-цу, перед тем, как сесть в кар.

Дорога до школы прошла в напряженном молчании. Щи-цу возился с новеньким коммом, который Чеззе купил ему на прошлой неделе. Чеззе с силой сжимал руль, пальцы его побелели. Тройняшки сверлили затылок альфы злыми взглядами, а на брата смотрели с сочувствием.

Когда кар остановился рядом со школой, Щи-цу обернулся к братьям и сказал:

— Я отправил в школу запрос, вы поедете на экскурсию со старшим классом на два дня на побережье в заброшенный город. Нам со старшим нужно разрешить ситуацию. Я очень вас прошу за эти два дня хорошенько подумать и принять, что альфа — это не только дорогие подарки и поездки на каре, а еще и тот, кого нужно беспрекословно слушаться и подчиняться.

Тройняшки совсем приуныли и опустили ушки.

— Я люблю вас, — Щи-цу с нежностью посмотрел на братьев, — это самое важное, что вы должны знать. Идите, а то опоздаете на занятия.

В едином порыве, дети бросились обнимать Щи-цу, а потом вылезли из кара и, бросив сердитые взгляды на водительское место, пошли в школу.

— Ты не считаешь нужным согласовывать такие решения со мной? — Чеззе смотрел на Щи-цу с раздражением.

— Это мои братья, и я буду решать их судьбу. Кроме того, так будет лучше для всех, и ты и они остынете вдали друг от друга. Возможно, все сладится.

— Нет, ты вообще ничего не понимаешь! — Чеззе ударил кулаком по рулю.

— Как глава клана, я запрещаю тебе трогать тройняшек. Смирись.

Удивительно, но Чеззе его не прибил на месте. Хотя Щи-цу полагал, что его ждет быстрая смерть за эти слова.

— Хорошо, глава, — Чеззе завел кар. — Тебя мне тоже трогать нельзя, глава?

— Нет, я тебе с самого начала говорил, что со мной ты можешь делать что хочешь.

До самого института они молчали. Щи-цу понимал, что это конец, Чеззе не простит ему пережитого унижения. Ткнуть его носом в то, что у Щи-цу больше юридической власти, это был поистине самоубийственный шаг.

Они так же молча разошлись по своим рабочим местам. Чеззе не зашел за ним на обед. Впервые. Щи-цу есть не пошел. Вместо этого он проплакал все время в своей маленькой лаборантской. Было очень больно переживать то, что он все потерял.

Чеззе пришел вечером, когда Щи-цу как раз заканчивал мыть колбочки для анализов.

— Тебе еще долго? — спросил старший, глядя куда-то в сторону.

— Сейчас закончу, еще минутку, пожалуйста!

Щи-цу при помощи мультиувеличительного стекла и спектрального анализатора проверял чистоту каждой колбочки. К счастью, против обыкновения дезинфекционная машина не стала сбоить и вымыла все с первой попытки правильно. Он убрал колбы в непроницаемый контейнер и отнес в общий зал, чтобы оставить на своем столе.

— Почему здесь, а не у себя? — Чеззе насмешливо посмотрел на Щи-цу, как бы говоря своим видом: хватит тянуть время.

— Это не для меня, просто сказали сделать, — Щи-цу пожал плечами, бросил рабочий халатик в утилизатор, и остался в одних шортиках и рубашке с коротким рукавом.

Чеззе нахмурился, но промолчал.

— Идем, — бросил он и первым пошел прочь.

В каре он выбрал сложный автоматический маршрут, ведущий через весь город.

— Нам нужно поговорить. То, что ты сделал сегодня — оскорбительно, я не потерплю такого обращения.

“Сейчас он меня бросит, — понял Щи-цу, глаза защипало, — я же знал, что так и будет, когда сегодня противопоставил себя ему.”

— Я чуть было не ушел нафиг из клана, — продолжил Чеззе, не видя его жалкой реакции. — Ты меня взбесил. Но... ты помогал мне бескорыстно... Не знаю уж, чего ради, легче было просто все рассказать. Глупая ложь... самый нелепый способ сознаться. Так вот. Не смей мне лгать и скрывать ничего, что касается нашего клана и его членов. Не смей осуждать мои действия перед младшими. Если к тебе обращаются по спорному вопросу — переадресуй их ко мне. Не принимай никаких решений о судьбе прайда и его членах без моего разрешения. Это просто, не так ли? Даже странно, что столь элементарные правила в тебя надо вбивать в таком возрасте. Остается надеяться, что хорошая порка поможет тебе запомнить это.

Чеззе посмотрел на съежившегося Щи-цу и заметил:

— Ты можешь выгнать меня из клана. Я все равно буду хранить в тайне то, что узнал, до тех пор, пока тройняшек не прооперируют. В противном случае, тебе придется понести наказание.

Щи-цу всхлипнул и закусил губку.

— Ты не думаешь нас бросить, ведь ты же узнал, что хотел.

— Вы мой клан, я своих не бросаю и не предаю. А вот меня... — Чеззе невесело усмехнулся, глядя в окно.

— Поехали домой, старший, — тихонечко ответил Щи-цу, — я никогда тебя не предам. Я учусь на своих ошибках.

— Ты выбрал...

До дома они доехали молча.

— Иди в спальню, — скомандовал Чеззе, — запомни этот ритуал, он будет повторятся до тех пор, пока я не решу, что тебе достаточно. Каждый день ровно в семь, в нашей спальне. Если ты забудешь, то мне придется сделать наказание более суровым.

Щи-цу задрожал, поджал хвостик и послушно пошел, куда приказано.

“Он сказал “нашу” — это же хорошо?”, — думал он, замерев на пороге.

Чеззе появился минут через пять. В руках он нес длинный тонкий прут, который небрежно кинул на пол.

— Подойди к кровати и нагнись, руками можешь упереться в край. В детстве мне говорили держаться руками за щиколотки, и наказывали дополнительно, если я менял позу, но тебя не готовили к карьере военного, поэтому я дам тебе несколько поблажек. Но все же, если ты встанешь или попытаешься прикрыться руками, то я начну все с начала.

Он подошел к гардеробу и извлек оттуда свой ремень, широкий и толстый. Щи-цу следил за ним взглядом, полным ужаса. Потом, как во сне, нагнулся и поставил руки на кровать.

— Ноги расставь как можно шире, хвост подними, — Чеззе взял в руку пряжку и намотал на кулак несколько витков ремня.

Щи-цу, замирая от ужаса, выполнил то, что велели.

— Первые десять, — это было последнее, что он услышал, прежде чем его зад обжег яростный удар.

— Ааа!!! — крик вырвался из его горла независимо от желания. Он вскочил на ноги, схватился руками за горящие ягодицы и завыл.

Ему понадобилось не меньше двух минут, чтобы успокоится. Когда слезы перестали течь, он увидел, как Чеззе неодобрительно качает головой.

— Вернись в позицию, — рукой с ремнем он указал на кровать, — и этот удар не засчитывается. Тебя по-прежнему ждут первые десять ударов.

— П-первые??? — от понимания происходящего шерстка у Щи-цу встала дыбом. — Нет. Нет! Я не смогу!!! Не надо!!!

— Я альфа, и я решаю, что надо. Прими позицию, младший.

— По-пожалуйста, — Щи-цу умоляюще посмотрел в холодные глаза Чеззе, и прижал тонкие ручки к груди, — я не могу. Накажи меня как-то по-другому.

Чеззе, кажется, просто надоело ждать, и он, протянув руку, схватил Щи-цу за шею и заставил согнуться. В этот раз ремень обрушился на его попку без предупреждения, задев и поджавшийся хвостик.

— Ааа!! Ой!! Больно!!! Не надо! Прости меня!!! Я больше не буду!!! Не буду!!!

В эту самую секунду Щи-цу абсолютно искренне раскаивался во всем, что сделал. Начиная с того, что родился. Он даже сразу не понял, что новых ударов не следует, а его шея свободна.

— Даю тебе минуту, чтобы прийти в себя, — Чеззе стоял в шаге от него, сложив руки на груди, — следующие десять будут уже по нижнему белью.

Сопротивляться Щи-цу уже не мог, он только стискивал в руках свою избитую попку и горько плакал. Чеззе дважды пришлось повторить команду спустить шорты.

Он снова удерживал Щи-цу за шею, не давая распрямиться.