— А если машина даст сбой? Можно её как-то повредить? — Чеззе сжал хвост чуть сильнее, а потом поднес его к лицу и потерся о шерстку.

— Повредить можно, но если машина неисправна, сработает внутренний стопор, и работать она не станет, то же самое в случае заражения вирусом...

— То есть, только нековый фактор? — Чеззе задумчиво провел кончиком хвоста по губам, они уже подъезжали к дому.

— Да, — Щи-цу с самоубийственной откровенностью рассказывал ему все как на духу, — если получены неправильные анализы, то виноват тот, кто их делал, ошибка может быть как специальной, так и, в большинстве случаев, по невнимательности и беспечности.

— Спасибо, малыш, — Чеззе, наконец, выпустил его хвост, и они вышли из кара и пошли в дом, где их уже поджидали близнецы.

После ужина Щи-цу проверял у братьев домашние задания, а Чеззе, страдая от безделья, организовал котиков на большую уборку. Они складывали ненужный хлам в большие мешки и выносили на улицу. Там велась сортировка, старые, но годные вещи потом нужно было передать в фонд помощи неимущим, а сломанное или испорченное выбрасывалось в утилизатор.

После этого комнаты стали казаться полупустыми. Щи-цу сиротливо ходил по дому, ему было неуютно. Зато братья были в восторге, Чеззе успел пообещать им новую мебель в их комнаты. Все вещи родителей были заботливо перенесены на чердак, и там укрыты специальной пеной от разрушений.

Вечером, когда младшие легли спать, а Чеззе агрессивно трахал Щи-цу на полу, потому что кровать безбожно скрипела, он, наконец, высказал то, что столько лет копилось внутри:

— Я люблю тебя, Чеззе! Люблю!

— Да, мой сахарный, давай вот так попкой, хороший мой...

***Чеззе

Всю свою жизнь он стригся по уставу, 2 см ровно, спортивный полубокс. Даже маленькие красные вихры на ушах обстригались. Хвост, от природы выдавшийся у него пушистым и тоже вихрастым, следовало стричь по всей длине на те же 2 см. А бордовый пушок над членом — ровным квадратиком, 0.5 см высотой. Слава богу, нигде больше никакой растительности у нек не водилось. И, слава богу, его родичам не пришла в голову гениальная идея купировать уши, он читал, что в древности это была обычная практика в боевых кланах.

В тюрьме разрешено было отпускать маленькую челку, и Чеззе, раз уж он был больше не Ренсар, позволил себе это. И шерсть на хвосте отрастил себе на целых четыре сантиметра, его было так приятно обнимать по ночам. Тюремный парикмахер не выстригал ему уши, и там отросли во все стороны прядки, завиваясь кольцами.

Рано утром Чеззе зашел в ванную, до полусмерти напугав гадящего там Щи-цу, и принялся чистить зубы, разглядывая свое лохматое отражение. Ему нравилось быть лохматым, но... Не так дешево обскубанным.

— Как ты думаешь, — с сомнением сказал он, поворачиваясь к Щи-цу, — наверно, пора навестить стилиста?

— Чеззе, ты... — пропищал малыш, отчаянно краснея и прикрываясь хвостом, — не мог бы... я занят...

Чеззе недоуменно вылупился на него, а потом заухмылялся:

— Ты что, стесняешься, мелкий? Меня? Ну, ты даешь.

Щи-цу стыдливо поджал на толчке ноги и опустил голову, а Чеззе снова принялся шевелить ушами перед зеркалом. В конце концов, стилист — это не обязательно военная стрижка Ренсаров... можно попросить что-нибудь другое. Да и мелочь следовало бы поаккуратнее причесать, а то совсем обросшее нечто, даже глаз не видно. Довольный принятым решением, он ущипнул эту самую мелочь за почти голый, с крошечным клочком пуха, лобок и, хохоча над его мявами (“Отстань! Ты мне сосредоточиться не даешь!”), вышел.

Так что обеденный секс и бездумный треп с коллегами за едой — обломились. Они пришли вместо этого в любимый салон Чеззе, где он велел, махнув рукой на Щи-цу, “сделать из него что-нибудь красивое”.

— Как обычно? — склонился перед ним его постоянный стилист и кровожадно пощелкал ножницами.

— Нет, — Чеззе улыбнулся, — сделай и из меня что-нибудь красивое.

Глаза стилиста вспыхнули маньячным желтым светом.

— А подкрасить можно? — сладко пропел он.

— Можно. Что хочешь, — решительно ответил Чеззе, пускаясь во все тяжкие.

Щи-цу из лохматого заучки вылупился в прелестного хрупкого котика. Точно такого, каким его раньше видел только Чеззе, когда тот блаженно мяукал под его ласками. Они пошли поесть в соседнюю кафешку, и вновь сидели за столом рядом, сплетая хвосты.

— Ты такой милый, — Чеззе гладил кремовую гривку в ожидании заказа и мечтал о минете в машине.

Мелкий ткнулся мордочкой в его ладонь и прошептал:

— Люблю тебя...

— Конечно, — довольно заметил Чеззе. И, подумав, добавил: — И я тебя, малыш.

Любовь — это важно. Как там говорил его бывший отец? “Преданность интересам прайда и клана, послушание альфе, любовь ко всем членам прайда — вот основы морали и успеха”.

“А кого должен слушаться альфа?” — коварно спрашивал его маленький Чеззе. И тот слегка неуверенно отвечал:

“Бога и главу клана”. Отец был бетой — блестящий и исполнительный майор авиации. Очень исполнительный. Чеззе в детстве мечтал стать альфой в своем прайде, чтоб отец слушался только его, любого слова, это было бы так классно! Но для этого надо было сместить дядю, здоровенного капитана в отставке, а ныне — директора одного из родовых военных заводов...

Чеззе усмехнулся своим детским несбывшимся планам и вспомнил, что говорил дядя: “Альфа должен заботиться, решать и нести бесконечную ответственность за свои решения. Причем тут послушание, Чеззе”.

“Даже бога не надо слушаться?” — спрашивал маленький Чеззе, которого взяли на охоту со взрослыми в награду за победу в школьных соревнованиях. И они крались по зимним хрустким предгорьям вдвоем с дядей и разговаривали, совсем как взрослые.

“С богом... — тихо отвечал альфа, поднимая ружье и целясь, — с богом ты всегда один”.

...На парковке института они встретили О-шу. Чеззе как раз с удовольствием поймал свое отражение в зеркальном стекле. Его темно-красная шерсть была не ровного оттенка, а имела более светлые полоски. И вот эти-то полоски сейчас были выкрашены золотом, короткая прическа напоминала пламя, а на левом ухе ему вытравили маленького золотого дьявола. Крутизна неземная!

— Чеззе, — сказал черный кот без улыбки. — Ты сильно изменился... за два года.

— О-шу. Рад, что тебе не пришлось наблюдать эти изменения, — холодно ответил Чеззе, видеть друга, так легко поверившего в его вину, было до сих пор больно.

— Мне хватило одного... изменения, — О-шу отвернулся, еле заметно мучительно морщась. — Но тебе идет. Совсем не узнать.

— Тебя тоже. Давно не узнать. До свиданья, О-шу.

— До свидания, Чеззе, — сказал О-шу им уже в спину, Чеззе широко шагал, таща за собой притихшего Щи-цу и гневно хлеща себя хвостом.

Все его хорошее настроение пропало.

====== Глава 6: Разоблачение ======

***Чеззе

Жизнь налаживалась. Чеззе прожил уже почти две недели в клане Лакхов и совершенно приручил тройняшек — те его обожали, ловя каждое слово. На выходных он взял с работы списанные неудавшиеся модели, погрузил их в кар, и их маленький прайд отправился в экспедицию в северные горы. Там они с мальчишками занимались испытанием и доработкой безумных порождений инженерных гениев института. Пока не угробили их всех, до одного. А Щи-цу сидел у палатки с новенькой, подаренной ему планшеткой, и что-то увлеченно строчил. “Ну, отдохнул за день, ленивый котишка”, — сказал ему ночью Чеззе, подминая под себя. А тот развратно мяукал и терся об него всем телом. “Ненасытный, похотливый кот... мой”, говорил ему Чеззе, вбивая в походный матрасик.

А еще ему удалось выяснить имя сотрудницы лаборатории, которая делала ту достопамятную экспертизу. И даже наладить с ней контакт. После пары совместных походов в кафе, горестных отвлекающих историй о его сломанной судьбе, и подспудно угрожающих рассуждений о необходимости добиться справедливости, провести дополнительное расследование о добросовестности проведенных экспертиз, Чеззе удалось-таки поминутно практически восстановить тот день, два года назад.