Есть и третья причина, конечно, но её и в причины-то вносить как-то... низко? Да, именно так. Потому что тот сильно пожилой мужчина, смотрящий на неё так, как не смотрят даже сёстры, и постоянно радующий всякими сладостями -- он вне категорий. За все годы, проведённые в доке, каждое своё дежурство он разрешает сидеть в его каморке, поит вкуснейшим чаем и рассказывает разные, смешные и не очень, вещи, имевшие место быть в его жизни. И называет её -- внучка. И относится не как к чему-то непонятному и сложному, а как к живому, свободному, разумному -- и полезному! -- созданию.
И она, глядя на этого человека, понимает -- то, что руководит её существом, её сущностью -- оно калечное и неправильное.
И впору бы прокричать об этом, посоветоваться с сёстрами, да хоть просто -- рассказать о наболевшем ближайшей стене... Но -- внутренние жёсткие рамки не позволяют это сделать. Запрещают, ломают волю, давят разум...
А от неё даже толку никакого нет. Все сёстры -- не в пример более сильны, умны, адаптивны, в конце-то концов.
А этот мужчина, суровеющий лицом при малейшей попытке обратиться к нему по званию, каждый раз расплывается в улыбке, слыша её неловкое и смущённое "деда Игнат", и спокойным, ласковым голосом говорит:
-- Нет бесполезных, внучка, есть лишь нерациональное применение способностей вверенного личного состава.
Девушка с лёгкостью взлетает по толстому бетонному бортику на верхний уровень, угол наклона в сорок градусов её нисколько не беспокоит. Там, наверху, в считанных метрах от несущих рельс крана, находится разукомплектованный дублирующий пункт контроля, он же -- резервная сторожка, он же -- её нынешний дом, чуть выступающий вперёд над срезом верхнего уровня дока.
Часы показывают половину девятого. Через десять минут деда Игнат закончит обход, собрав данные с узлов обеспечения безопасности, целостности и контроля, и ещё через пять минут поднимется к ней. Наверняка с чем-нибудь вкусным.
Старенький надёжный электрочайник на кипячение воды тратит ровно девять минут и пять секунд. Крупнолистовой чай с щепоткой чабреца, завариваемый в традиционные два подхода, полностью раскроет вкус, насыщенность и цвет за пять минут и тридцать две секунды.
Когда ты -- бесполезный и беспомощный балласт, не первый год живущий в резервном сухом доке, совершенно не имеющий применения во внешнем мире, у тебя в полном твоём распоряжении внезапно оказывается просто непредставимая прорва времени. И этого самого времени с избытком хватает на всё. Вручную, старенькой металлической линейкой измерить общий объём дока, площадь стапелей и высоту подъёмников... Высчитать оптимальное время заварки. Перечитать от корки до корки составленную когда-то давно для сотрудников библиотечку, расположенную в не до конца законсервированной зоне отдыха.
И -- его более, чем достаточно, чтобы покопаться в себе. Чтобы придти к простому выводу: она -- дефективная. Что-то с ней происходит совсем не так, как надо. А как это -- как надо -- никто и не знает.
А вот чувство неправильности есть. И от этого почти физически больно. Больно оттого, что не просто не можешь найти источник раздражения -- больно от того, что даже направление этого дискомфорта постоянно ускользает из рук...
Девушка смотрит в идеально чистое узкое зеркало, вставленное когда-то давно в самодельную деревянную рамку, прикрученную саморезами к стене. Оттуда, из зазеркалья, на неё смотрит светло-карими глазами, исполненными боли и непонимания -- за что? -- она же.
Ходячее недоразумение.
Осколок бесполезности.
Дефективный элемент бытия.
Цирк на выезде
Побудка, короткая разминка и пробежка.
Заканчивая положенные перед завтраком санитарно-гигиенические процедуры, нереально остро ощутил -- если уж с самого утра кажется, что вторые сутки на вахте стою, то до обеда дожить -- становится более чем серьёзной заявкой на подвиг.
Но всё оказалось гораздо веселее. В прямом смысле -- на построении после завтрака Анна объявила пятнадцать минут на сборы: полотенце, шлёпанцы, купальники, смену белья -- и идём отрабатывать первичное взаимодействие канмусу с водой.
При упоминании о воде даже кислые после вчерашних злоключений с бельём любительницы игнорировать инструкции заметно оживились и сходу перестали хромать и шипеть сквозь зубы.
Пребывая на волне всеобщего энтузиазма, шустро собрался -- и уже через пару минут на объявленной Нагато точке сбора нетерпеливо попинывал асфальт в окружении беспокойной стайки столь же охочих до водных процедур Дев Флота.
-- Надо же, -- краешком губ улыбнулась Анна, когда все построились в шеренгу, сгрузив малые учебно-тактические рюкзаки к ногам. -- Семь минут ровно. Заявка на рекорд последних двух лет.
И повела на обучение.
Подспутно рассчитывая на прибрежный спецполигон, всё же понимал, что в море нас вряд ли раньше официального начала занятий потащат. И не ошибся.
Бассейн... На карте Школы он казался не таким внушительным. То ли не обновляли её долгое время, то ли в пику проискам потенциальных подлых врагов вводили в некоторое заблуждение.
Это не просто синенький прямоугольничек на карте -- это, Тьма побери, настоящее произведение инженерного гения! Пять огромных бассейнов, соединённых каскадом, от "лягушатника" полста на полста метров для Дев Флота, никогда ранее не видевших столь крупных водных просторов (да, по пути Нагато поведала историю о детях гор и пустынь, ставших аватарами -- и до дрожи в коленях боявшихся войти в волны), до сверхглубокого, предназначенного для подводниц.
Ни шезлонгов, ни пляжных кабинок не наблюдалось, что, впрочем, было вполне ожидаемо. Зато имелось две низкорослых постройки самого казённого вида, на которые, судя по всему, воспитанницы Школы периодически совершали набигания с целью приобщить кусочек армейского функционала к гражданским свободам. По крайней мере, в пользу этого говорили аккуратные клумбы и симпатичная синяя, с зелёными прожилками, покраска некогда бесцветно-серых стен.
Соответственно, одна постройка -- для раздеться и принять душ, вторая -- если однозначно интерпретировать рисунок в половину двери -- нужник на несколько посадочных мест.
Выполняя команду Нагато, строем вошли внутрь раздевалки, разобрали ящики для личных вещей и переоделись. Я, как самый умный, ещё в общаге влез в купальник -- привыкать к окружению девичьими прелестями, конечно, нужно, и чем быстрее, тем лучше, но... Вряд ли будущие сокурсницы поймут, если буду откровенно пялиться на них и капать слюной. А пялиться буду. Что ж я, себя не знаю, что ли? Так что ну нафиг, лучше, пока занятия не начались, на Карине потренируюсь.
Упаковав шмотки и рюкзак в ящик, влез в шлёпанцы и, зажав полотенце под мышкой, замер чуть слева и немного позади переодевающейся вместе со всеми Анны.
-- Госпожа инструктор, курсант Николь, линкор "Император Николай I", переодевание закончила.
Хосспаде, Анечка, всеми богами, морскими и не очень, заклинаю: делай что хочешь, но не оборачивайся. Тут от одного только вида гладкой, изумительно красивой спинки, плавно перетекающей в узкую талию и умопомрачительное перевёрнутое сердечко ягодиц сердце как заполошное бьётся и против воли кровь к щекам приливает... Что ж будет, если повернётся?..
-- Быстрая ты, Николь. Сейчас бегом в душ и на построение, -- не обернулась. Спасла беднягу.
-- Есть бегом в душ, -- отдав честь великолепной спине, глядя строго перед собой и чудовищным усилием воли запрещая мозгу обрабатывать информацию, поступающую с периферии, вламываюсь в душевое помещение.
Благо, старые методы экстренного тушения гормональных порывов и на этом теле работают. Вода -- ледяная, напор -- бешеный. Что ещё для охлаждения юности порывов надо?
Пара минут на отмокание -- это вполне достаточный отрезок времени, с лёгкостью вмещающий в себя, между тихими матерками сквозь стучащие зубы и вздрагивания от судорожно сокращающихся мышц, так же и некоторую возможность подумать. Точнее даже -- попытаться понять, на какие триггеры моё тело столь бурно отреагировало.
