Но были здесь и другие, которых он не знал при жизни и видел только их изваяния. Стройная печальная девушка в короне из бледно-голубых роз и в белом платье, забрызганном кровью, могла быть только Лианной. Рядом с ней стоял ее брат Брандон, позади — их отец лорд Рикард. Вдоль стен маячили еще какие-то фигуры, бледные тени с длинными угрюмыми лицами. При виде их страх полоснул Теона как ножом. Вот растворились высокие двери, пахнуло леденящим холодом, и в зал из ночи ступил Робб. Рядом шел Серый Ветер с горящими глазами, и оба, человек и волк, истекали кровью из множества страшных ран.

Теон проснулся с воплем, напугав Векса так, что мальчуган голый выскочил из комнаты. В спальню ворвались часовые с мечами наголо, и Теон велел им привести мейстера. Когда явился сонный Лювин, вино уже помогло Теону унять дрожь в руках, и он устыдился своей паники.

— Дурной сон, — пробормотал он, — только и всего. Ничего страшного.

— Конечно, — согласился мейстер. Он оставил Теону сонный напиток, но тот вылил снадобье в отхожее место, едва мейстер ушел. Лювин не только мейстер, но и человек, и этот человек Теона не любит. «Хочет, чтобы я уснул, ну да… вечным сном. Ему этого хочется не меньше, чем Аше».

Теон послал за Кирой, подмял ее под себя и взял с яростью, которой в себе не подозревал. Кира плакала навзрыд — он изукрасил ей шею и грудь синяками и укусами. Теон спихнул ее с кровати и швырнул ей одеяло:

— Убирайся. — Но уснуть все равно не смог.

Как только рассвело, он оделся и вышел прогуляться по внешней стене. Дул свежий осенний ветер — он румянил щеки и жалил глаза. Лес внизу постепенно из серого становился зеленым. Слева над внутренней стеной торчали верхушки башен, позолоченные восходящим солнцем. Среди зелени пламенели красные листья чардрева. Дерево Неда Старка — лес Старков, замок Старков, меч Старков, боги Старков. «Это их место, не мое. Я Грейджой из Пайка, рожденный носить кракена на щите и плавать по великому соленому морю. Надо было уехать с Ашей».

Над воротами на своих железных пиках его поджидали головы.

Теон молча смотрел на них, а ветер дергал его за плащ маленькими призрачными руками. Сыновья мельника были примерно одного возраста с Браном и Риконом, походили на них ростом и цветом волос, а когда Вонючка ободрал кожу с их лиц и обмакнул головы в смолу, всякий мог узнать знакомые черты в этих бесформенных комках гниющего мяса. Люди такие олухи. Скажи им, что это бараньи головы, они отыскали бы на них рога.

В септе пели все утро, с тех пор как в замке узнали о показавшихся вдали вражеских парусах. Поющие голоса смешивались с конским ржанием, бряцанием стали и скрипом больших бронзовых ворот. Все это складывалось в странную пугающую музыку. В септе взывают к милосердию Матери, на стенах же молча молятся Воину. Септа Мордейн говорила, что Воин и Матерь — лишь два лика одного великого божества. Но если бог один, чьи молитвы он услышит скорее?

Сир Меррин Трант подвел Джоффри гнедого коня. И конь, и всадник были в золоченой кольчуге и красных эмалевых панцирях, с золотыми львами на головах. Золото и красная эмаль сверкали на бледном солнце. «Блестящий, но пустой», — подумала Санса о Джоффе.

Бес уже сидел на рыжем жеребце. В своей броне, гораздо проще королевской, он казался мальчиком, нарядившимся в отцовские доспехи. Но топор, висящий у него под щитом, был далеко не детский. Рядом с ним ждал сир Мендон Мур, сверкающий, как льдом, своей белой сталью. Увидев Сансу, Тирион повернул коня в ее сторону.

— Леди Санса, сестра, конечно же, пригласила вас вместе с другими высокородными дамами в Мейегор?

— Да, милорд, но король Джоффри послал за мной, чтобы я его проводила. Я хочу еще зайти в септу — помолиться.

— Не стану спрашивать за кого. — Карлик скривил рот — если это была улыбка, то Санса такой еще не видывала. — Этот день может изменить все — как для вас, так и для дома Ланнистеров. Надо было, пожалуй, отправить вас вместе с Томменом. Ну что ж, в Мейегоре вам ничего не грозит, пока…

— Санса! — прозвенел мальчишеский голос — Джоффри увидел ее. — Поди сюда!

«Подзывает меня, точно собачонку», — подумала она.

— Его величество нуждается в вас, — сказал Тирион. — Поговорим после боя, если боги позволят.

Санса прошла сквозь ряды копейщиков в золотых плащах.

— Битва начнется скоро, — сказал ей Джоффри. — Все так говорят.

— Да смилуются боги над всеми нами.

— Мой дядя — вот кому понадобится их милость, но от меня он ее не дождется. — Джоффри обнажил меч. На его эфесе рубин в виде сердца был зажат в пасти льва. На клинке были вырезаны три глубоких желоба. — Мой новый меч — Пожиратель Сердец.

«Раньше у него был меч под названием Львиный Зуб, — вспомнила Санса, — но Арья отняла его у Джоффа и бросила в реку». Санса надеялась, что Станнис поступит с этим таким же образом.

— Он очень красив, ваше величество.

— Благослови мою сталь своим поцелуем. — Он протянул ей клинок. — Ну же, поцелуй его.

Никогда еще он не казался ей таким глупым мальчишкой. Санса приложилась губами к стали. Уж лучше мечи целовать, чем самого Джоффри. Он как будто остался доволен и с размаху вдел меч в ножны.

— Ты поцелуешь его снова, когда я вернусь, и отведаешь дядиной крови.

«Разве что если один из твоих гвардейцев убьет его за тебя». С Джоффри и Тирионом их ехало трое: сир Меррин, сир Мендон и сир Осмунд Кеттлблэк.

— Вы сами поведете своих рыцарей в бой? — с надеждой спросила Санса.

— Повел бы, но дядя Бес говорит, что дядя Станнис нипочем не переправится через реку. Зато я буду командовать Тремя Шлюхами и сам отправлю предателей в дорогу. — При этой мысли Джофф улыбнулся. Пухлые розовые губы придавали ему вечно надутый вид. Раньше Сансе это нравилось, теперь ее от этого тошнило.

— Говорят, мой брат Робб всегда сражается в самой гуще боя, — храбро сказала она. — Правда, он старше вашего величества — он уже взрослый.

Джофф, услышав это, нахмурился.

— С твоим братом я разделаюсь, когда покончу со своим изменником-дядей. Мой Пожиратель Сердец выпустит ему кишки, вот увидишь. — Он повернул коня и поскакал к воротам. Сир Меррин и сир Осмунд поравнялись с ним справа и слева, золотые плащи последовали за ними по четыре в ряд. Бес и сир Мендон Мур замыкали. Стража у ворот проводила их криками «ура». Они уехали, и тишина повисла над двором, словно на море перед бурей.

В этой тишине пение зазвучало громче, и Санса направилась к септе вместе с двумя конюхами и одним из сменившихся часовых.

Санса никогда еще не видела замковую септу столь полной и ярко освещенной — радужные лучи лились сквозь кристаллы ее высоких окон, и повсюду горели свечи, мерцая, как звезды. Алтари Матери и Воина купались в свете, но у Кузнеца, Старицы, Девы и Отца были свои молельщики, и даже перед получеловеческим ликом Неведомого теплилось несколько огоньков… ибо кто же был Станнис Баратеон, как не этот Неведомый, пришедший судить их? Санса обошла каждого из Семерых и каждому поставила свечу, а потом нашла себе место на скамье между старой сморщенной прачкой и мальчонкой не старше Рикона, одетым в нарядный полотняный камзольчик рыцарского сына. Рука старухи была жесткой и мозолистой, рука мальчика — маленькой и мягкой, и Санса с радостью взяла их в свои. В горячем густом воздухе пахло благовониями и потом — от его тяжести, от мерцания свечей и кристаллов кружилась голова.

Санса, знавшая этот гимн еще от матери в Винтерфелле, присоединила свой голос к общему хору: