— Это каким же манером? — засмеялся Джендри.

— Сир Амори отправил их в темницу под Вдовьей башней — это один большой подвал. Ты мог бы выбить дверь своим молотом…

— А стража будет смотреть и биться об заклад, с какого удара я ее высажу?

Арья прикусила губу:

— Часовых придется убить.

— Как?

— Может, их будет не так много.

— Для нас с тобой и двое уж чересчур. Ты так ничему и не научилась в той деревне, что ли? Сунься только — и Варго Хоут отрубит тебе руки и ноги, как у него заведено. — Джендри снова взял клещи.

— Ты просто боишься.

— Отвяжись.

— Джендри, северян целая сотня. А может, и больше — я сбилась со счета. Столько же, сколько у сира Амори, не считая, правда, Кровавых Скоморохов. Лишь бы освободить их — а там мы захватим замок и убежим.

— Освободить ты их не сможешь, как не смогла спасти Ломми. — Джендри поворачивал панцирь клещами, осматривая его. — А если мы даже убежим, куда нам податься?

— В Винтерфелл. Я расскажу матери, как ты мне помог, и ты сможешь остаться…

— С разрешения миледи? Чтобы я подковывал лошадей для тебя и ковал мечи для твоих лордов-братцев?

Временами он просто злил ее.

— Перестань!

— На кой мне рисковать своими ногами, чтобы потеть в Винтерфелле вместо Харренхолла? Знаешь старого Бена Чернопалого? Он попал сюда еще мальчишкой. Работал на леди Уэнт, и на ее отца, и даже на лорда Лотстона, который владел Харренхоллом до Уэнтов. Теперь он работает на лорда Тайвина, и знаешь, что он говорит? Меч — это меч, шлем — это шлем, и если ты сунешься в огонь, то обожжешься, кому бы ты ни служил. А Люкан — неплохой хозяин. Я хочу остаться тут.

— Чтобы попасть в руки королевы? Небось за Беном Чернопалым она золотых плащей не посылала!

— Может, им вовсе не я был нужен.

— Прекрасно знаешь, что ты. Ты какая-то важная персона.

— Я кузнечный подмастерье и когда-нибудь стану мастером-оружейником… если не стану бегать, не лишусь ног и не дам себя убить. — Он отвернулся, взял молот и начал ковать.

Руки Арьи от бессилия сжались в кулаки.

— К очередному шлему можешь приделать ослиные уши вместо бычьих рогов! — выкрикнула она и убежала — иначе она накинулась бы на него и стала колотить. Хотя он, наверное, даже не почувствовал бы. Вот узнают, кто он такой, и отрубят ему его ослиную башку — тогда он пожалеет, что не помог ей. Без него даже лучше. Это из-за него ее схватили в деревне.

Вспомнив о деревне, она вспомнила дорогу, сарай и Щекотуна. Мальчика, которому разбили лицо палицей, глупого старого «мы-за-Джоффри», Ломми Зеленые Руки. «Сперва я стала овцой, потом мышью. Только и могу, что прятаться. Но нет, теперь я опять изменилась». Арья попыталась вспомнить, когда же мужество вернулось к ней. «Это Якен сделал меня храброй. Он превратил меня из мыши в призрак».

Она избегала лоратийца со дня смерти Виза. С Чизвиком все было просто — столкнуть человека со стены всякий может, но Виз растил свою противную суку со щенячьего возраста, и только колдовством можно было натравить собаку на него. Йорен нашел Якена в каменном мешке вместе с Роржем и Кусакой. Якен сделал что-то ужасное, и Йорен знал об этом, потому и держал его в цепях. А если лоратиец колдун, то, возможно, Рорж и Кусака — вовсе не люди, а демоны, вызванные им из преисподней.

Якен все еще должен ей одну смерть. В сказках старой Нэн человеку, которому грамкин предлагает исполнить три желания, следовало быть особенно осторожным с третьим, потому что оно последнее. «Чизвик и Виз были мелкой сошкой. Последняя смерть должна быть весомой», — говорила себе Арья каждую ночь, прежде чем прочесть свою молитву. Но в этом ли истинная причина ее колебаний? Пока она способна убивать одним своим шепотом, она может никого не бояться… но когда последнее желание исполнится, она снова станет мышью.

Кролик проснулся, и она не посмела вернуться к себе в постель. Не зная, где бы еще укрыться, она отправилась в богорощу. Ей нравился резкий запах сосен и страж-деревьев, ощущение травы и земли под ногами, шелест ветра в листве. По роще протекал тихий ручеек, уходя потом в землю.

В этом месте, под гнилушками и переплетенными корнями, Арья хранила свой меч.

Упрямый Джендри не захотел сковать ей настоящий, и Арья сделала свой из черенка метлы. Меч был слишком легок и не давал нужной опоры пальцам, зато у него был острый расщепленный конец. Когда у Арьи выдавался свободный час, она бежала сюда и проделывала упражнения, которым научил ее Сирио, — прыгала босиком по палым листьям, рубила ветки и листья. Иногда она даже забиралась на дерево и плясала на верхних ветвях, обхватывая их пальцами ног. С каждым днем она держалась все лучше — чувство равновесия возвращалось к ней. Ночь была самым хорошим временем — ночью ее никто не беспокоил.

Она и теперь взобралась наверх и там, в листве, забыла обо всем — о сире Амори, о Скоморохах и о северянах. Подошвы ее ног упирались в шершавую кору, а меч свистал в воздухе. Надломленная ветка превратилась в Джоффри, и Арья рубила ее, пока та не отвалилась совсем. Королева, сир Илин, сир Меррин и Пес были просто листьями — их она тоже порубила на зеленые ленты. Когда рука устала, Арья уселась верхом, дыша ночной прохладой и слушая, как пищат, охотясь, летучие мыши. Сквозь полог листьев виднелись белые, как кость, ветви сердце-дерева. Отсюда оно кажется таким же, как в Винтерфелле. Будь это правда, она слезла бы вниз и снова оказалась бы дома — и может быть, отец сидел бы под чардревом, как он делал всегда.

Заткнув меч за пояс, Арья с ветки на ветку спустилась вниз. Луна посеребрила чардрево, но красные пятиконечные листья ночью казались черными. Арья посмотрела на вырезанный в стволе лик — страшный, с искривленным ртом, с широко раскрытыми, полными ненависти глазами. Неужели это облик бога? Могут ли боги чувствовать боль, как люди? Надо бы помолиться, внезапно подумала она.

Арья опустилась на колени, не зная, с чего начать, и стиснула руки. «Помогите мне, старые боги, — произнесла она про себя. — Помогите выпустить этих людей из темницы, чтобы убить сира Амори, и верните меня домой в Винтерфелл. Сделайте меня водяной плясуньей и волком, чтобы я больше никогда ничего не боялась».

Хватит или нет? Быть может, надо молиться вслух, если она хочет, чтобы боги ее услышали. И подольше. Отец иногда молился подолгу, но старые боги так ему и не помогли. Вспомнив об этом, она рассердилась.

— Вы должны были спасти его, — упрекнула она богов, обращаясь к дереву. — Он вам все время молился. Не хотите мне помогать — не надо. Да вы и не смогли бы, если б даже захотели.

— Богам дерзить негоже, девочка.

Голос испугал ее. Она вскочила и выхватила свой деревянный меч. Якен Хгар стоял во тьме так тихо, что его самого можно было принять за дерево.

— Человек пришел услышать имя. Сначала один, потом два, потом три. Человек хотел бы покончить с этим.

Арья опустила расщепленную палку к земле.

— Откуда ты узнал, что я тут?

— Человек видит. Человек слышит. Человек знает.

Арья смотрела на него подозрительно. Уж не боги ли послали его?

— Как ты заставил собаку убить Виза? А Роржа и Кусаку ты вызвал из ада? А Якен Хгар — твое настоящее имя?

— У некоторых людей бывает много имен. Ласка. Арри. Арья.

Она попятилась от него, пока не уперлась в чардрево.

— Тебе Джендри сказал?

— Человек знает, миледи Старк.

Может, это все-таки боги послали его в ответ на ее молитвы?

— Ты нужен мне, чтобы освободить пленных из темницы. Гловера и всех остальных. Надо убить часовых и открыть дверь…

— Девочка забыла. Она получила двух — я должен трех. Если умереть должен часовой, ей стоит только назвать его имя.

— Но одного часового убить мало — их надо убить всех, чтобы открыть подземелье. — Арья сильно прикусила губу, чтобы не заплакать. — Я хочу, чтобы ты спас северян, как я спасла тебя.

Он смотрел на нее без всякой жалости.

— У бога отняли три жизни. Три жизни он должен получить назад. Богам дерзить негоже. — Голос его был как шелк и сталь.