Она терла рукой грудь. Ей словно не хватало воздуха.
Вадька опустился на колени перед кроватью, потом сел на пятки и положил голову на покрывало. Он произнес несколько раз «прости». Мне кажется, Вика его не слышала.
— Вадик, умоляю тебя, не позволяй им измываться над моим телом. Лора, — она испуганно и удивленно смотрела на меня своими прекрасными синими глазами, — подойди ко мне.
Я машинально сделала несколько шагов. Мне показалось на мгновение, что я участвую в каком-то странном спектакле. Всего на мгновение.
— Вот тебе уже и полегчало, Витька. Этот доктор настоящий шарлатан. Тебе скоро станет…
— Я умираю, Лора.
Она сказала это просто и как бы даже с облегчением.
— Не говори глупости.
Она медленно покачала головой.
— Лора, он в полной отключке, а у тебя ясная голова. Так вот, запомни: никаких вскрытий. Обещаешь?
— Да, — сказала я, чувствуя, как погружаюсь в беспросветный транс. — Никаких вскрытий.
— Умница. — Она слабо улыбнулась и прошептала: — Я тебя люблю. Прости.
Она закрыла глаза. Глубоко вздохнула.
Остальное я знаю с чужих слов.
Вадик рвал на себе волосы и долго не позволял увезти ее тело в морг. Он был невменяем. Ее мать, моя тетя Лена, только что вышла в очередной раз замуж и проводила медовую неделю в Турции в Белеке. Я лично вела переговоры с управляющим отеля, который отыскал ее на прогулке в открытом море. На мои плечи возложили также обязанность оповестить о скоропостижной кончине Вики родственников и знакомых. Войтецкий так и не появился. На какое-то время я забыла о его существовании.
Похороны были сказочно богатые. Их организовала чья-то очень щедрая рука. Только не Вадькина — он пребывал в полнейшей прострации. Что касается меня, то во всяких оргвопросах я круглый балбес.
Помню, как Вадька упал на гроб, не позволяя опустить его в могилу. Я рыдала дни напролет и выпрашивала у доктора, который всегда был рядом, успокоительные таблетки и капли. Казалось, запас медикаментов у него неиссякаем.
Войтецкий позвонил мне через восемнадцать дней. Я валялась в постели, пытаясь сосредоточить свое внимание на каком-то кино. У него был тусклый голос, но я узнала его с ходу.
— Наверное, ты меня проклинаешь.
— Много чести. Кстати, мы не пили на брудершафт.
— Прости. — Он и не подумал возвращаться к «вы». — Я не могу забыть ее. Это как наваждение. Вы так похожи.
— Ошибаетесь. Хотя, признаюсь, я поддалась на какое-то время вашим чарам. Правда, не настолько, чтоб сыграть в ящик.
— Я был на кладбище. С трудом удержался, чтоб не подойти к ней. У вас такая большая и дружная семья.
— Была. До вашего вторжения.
— Я не виноват. Это судьба. Она не рассказывала, как мы познакомились?
— Послушайте, уже далеко не детское время Я хочу спать.
— Неправда. Ты хочешь, чтоб я к тебе приехал. Я тоже этого хочу.
— Я не открою дверь.
— Я буду сидеть под ней и рассказывать о том, как мы познакомились, как любили друг друга, как я по ней тоскую. У тебя есть ее фотографии?
— Да. Очень много. Витька обожала сниматься.
— Витька… Знаешь, я никогда не смогу думать о ней в прошедшем времени. Я… — У него сорвался голос, и он прочистил горло. — Прости. Я… Но это уже никому не интересно. Лора, я приеду к тебе. В последний раз. О’кей?
— О’кей. — Мне было вовсе не жаль Войтецкого — мне было жаль себя накануне очередной бессонной ночи, полной безрадостных мыслей. Смерть Вики повергла меня в жуткую депрессию. Я даже не подозревала, что могу очутиться в подобной яме.
Я облачилась в драные джинсы и майку. Машинально побрызгала за ушами и на шею одним из последних творений божественного Келвина Кляйна — туалетной водой «Унисекс», примиряющей в своем названии два непримиримых пола. Поставила на плиту чайник.
Он появился, весь в мелких бисеринках дождя. Он осунулся и постарел за те дни, что я его не видела. Я сознавала, что этот человек был причиной смерти моей кузины, но не могла испытывать к нему ненависти. Я даже улыбнулась, когда Войтецкий поцеловал мне руку.
Мы разложили Викины фотографии на ковре под торшером. Оказалось, мы с ней на самом деле были похожи. Это меня удивило и взволновало.
— Вот и все. — Войтецкий сел в кресло и закурил. — Если бы я знал, что все закончится таким образом, я бы не подошел к ней в магазине. Хотя эти последние полгода были так ярки и насыщены впечатлениями, что мне грех о чем бы то ни было жалеть.
— Полгода? Вы так давно знакомы?
— Да. Но мы скрывали это ото всех. К тому же мы пытались сопротивляться нашей любви. Ведь я совсем недавно женился, и моя жена ждала ребенка, которого мы оба так хотели. Он родился мертвым.
— Дела… А я считала вас плейбоем.
— Я был им. — Он вздохнул и провел рукой по красиво тронутым сединой волосам. — Она выбирала туалетную воду для приятельницы. Она уронила кошелек и даже не заметила этого. Я поднял его. Банально, верно? Все остальное тоже может показаться банальным со стороны. Но только со стороны. Я уверен, мы открыли новую страницу в отношениях между мужчиной и женщиной.
— Вы вернетесь к жене. — Я презрительно скривила губы. — Хотя, вероятно, вы и не уходили от нее. Мужчины любят путешествовать из постели в постель.
— Я не живу с ней уже полгода. Мы разошлись по обоюдному согласию.
— Вы хотите сказать, у вас не было параллельной женщины, хотя, насколько мне известно, вы с Викой долго довольствовались исключительно духовной любовью.
— Это не так. Я не сразу сумел отказаться от старых привычек. Но мне пришлась по вкусу роль однолюба.
Я смотрела на Войтецкого и все больше проникалась к нему симпатией. И даже состраданием. Он был таким, каким был. Если он и желал понравиться мне, он пользовался нетрадиционными приемами. Против них у меня не было иммунитета. Я вдруг почувствовала, что вся расплываюсь, как кусок масла на раскаленной сковородке. Я уже представила, как сижу у него на коленях и… Я закрыла глаза и сжала пальцами виски. Я слышала, что он встал с кресла и шагнул в мою сторону. Я сжалась в комок и отдалась судьбе и собственному капризу.
— Спасибо. Мне пора. — Голос Войтецкого ласкал меня своими бархатными полутонами. Изысканность этой ласки мог оценить лишь человек с испорченным вкусом, вроде моего. Войтецкий был из тех неординарных мужчин, которые умеют управляться с женщиной не только в постели. — Очень жаль, что мы встретились для того, чтоб расстаться. Провожать меня не надо.
На короткое мгновение он прижался ко мне, уколов щетиной мое голое плечо. В следующее мгновение я осталась одна. Это повергло меня в еще большую депрессию.
Утром меня разбудила Вадькина мать. Я с трудом узнала ее по голосу, хоть мы с ней довольно часто общаемся при помощи услуг, предоставляемых городской телефонной связью.
— Лариса, ты не знаешь, Витуся не покупала себе в последнее время дорогие вещи или драгоценности? — с места в карьер понесло бывшую свекровь моей безвременно ушедшей из этого мира кузины.
— Понятия не имею. А в чем дело?
— Да так. У Вадьки пропало из сейфа двадцать пять тысяч долларов и что-то там в рублях.
— Когда? — тоном дотошного следователя поинтересовалась я.
— То-то и оно, что мой сын ничего не помнит: третью неделю из штопора не выходит. Но меня настораживает тот факт, что ключ от сейфа Вадик нашел в Витусиной сумке.
— В квартире последнее время проходной двор. До сейфа мог добраться кто угодно.
— Код знала только Витуся.
— Какое это теперь имеет значение! — не выдержала я. — Тем более там ей уже ничего не нужно.
— Это верно. Но Вадик говорит, что это были деньги его компаньона. Тот требует, чтоб их вернули.
Через полчаса позвонила мама. Она сообщила, что Вадик попросил взаймы у Игоря, ее мужа и моего отчима, десять тысяч долларов.
— Мне всегда казалось, у них денег куры не клюют, — рассуждала мама. — Или же это какая-то тонкая игра, рассчитанная на то, чтоб вызвать сострадание родственников и под это дело залезть к ним в карман.