Так продолжалось семь месяцев. Заканчивалась весна. Индивидуальные тренировки сменились боями в пешем и конном строю. К нему приглядывались. Сначала он поражал всех своим упорством. "Чужак ведь", - удивлялись люди. А затем он устроил представление на базарной площади с метательными ножами: сначала, отойдя метров на двадцать и театрально раскланявшись, Ингвар неуловимым движением с двух рук послал ножи в цель. Узкая заборная доска была пробита насквозь, а между лезвиями, нельзя было просунуть даже палец. Затем он повторил тоже в кувырке. Народ сходил с ума от такого развлечения. Ингвар видел, как улыбаются хмурые воины с посеченными лицами, как жадно смотрят молодые девки, как за друга радуется Данила: парень сам тренировался в свободное время.

И тут из толпы раздался властный голос:

- А на мечах со мной сможешь?

- Что ж, можно и на мечах, - ответил Ингвар.

Толпа подалась в стороны и образовала круг. В него вышел человек огромных размеров, на голову выше Ингвара, и в два раза шире его в плечах, но при этом ловкий и подвижный. В глазах Данилы застыл ужас.

- Бой до первой крови, - прорычал человек и обнажил меч под стать себе, такой же тяжелый и огромный.

Ингвар понял, что его противник с легкостью играет франкским двурушником. Увидев глаза Данилы, Ингвар напрягся, но тут же успокоился. Страх ушел. Он обнажил клинок и интуитивно почувствовал все приемы, на которые способен этот богатырь. Эта перемена в Ингваре не ускользнула от глаз противника - он напрягся и атаковал, перетекая из одного удара в другой, выдавая невозможные с таким мечом удары, и постоянно наступая. Под таким напором Ингвар отступал, но вдруг понял, что здесь это - поражение, а в бою - смерть. Осознав это, он перестал пятиться, остановился, почувствовал, что противник за ним не успевает, и понял, что может закончить поединок одним ударом. Но, чтобы не обижать воина, позволил ему почти победить себя, а затем Ингвар отступил немного назад и, выверенная до мелочей, атака богатыря ушла в пустоту. Он словно провалился вперед за своим тяжелым мечом. "Игры закончились, - в голове Ингвара как будто кто-то зажег табло с надписью "Game over", - теперь отскок вправо, ткнуть мечом, как простой палкой, ага, зацепил. Все".

Над площадью повисло молчание, люди боялись даже дышать.

- Знатный поединок, - пробасил богатырь, - хотел посмеяться я, а посмеялись надо мной. Ты чей, парень?

- Не гневайся, Добрыня Никитич, мой это отрок, - произнес Данила, входя в круг.

- Гневаться? - произнес богатырь. - Спасибо тебе, Данила Святославович, за такой замечательный урок и что такого орла воспитал.

Затем он посмотрел на Ингвара:

- Я знал только одного человека, способного справиться со мной, и звали его Рюрик. Спасибо тебе, поучил старика.

И, раздвигая народ, он двинулся прочь. Полутысячник хлопнул Ингвара по плечу:

- Ты знаешь, кого только что побил?

Ингвар молча пожал плечами:

- Выскочку и зазнайку!

У Данилы глаза на лоб полезли. Он аж задохнулся от такой наглости.

- Выскочка?! - Это лучший меч Китежа. Зазнайка?! - Воевода Добрыня Никитич?! Да о нем гусляры не одну былину сложили. Тебя еще на свете не было, а он с маленьким отрядом помочь пытался одному варяжскому конунгу, в хирде которого начался бунт. Но опоздал. Казнит себя, что заговорщики таки убили Рюрика и его сына, которого до последнего защищал его воевода Олег. Кстати, княжича, как тебя Ингваром звали.

Теперь бледнел Ингвар, он сильно пожалел о сказанных в горячке словах и завертел головой, проверяя, слышал ли их еще кто-нибудь, но все уже были заняты своими делами.

- В казарму?

Слово "казарма" прижилось с легкой руки Ингвара: впервые войдя в воинский дом, он аж присвистнул: "Прям родные казармы". Данила, стоящий в этот момент рядом, заинтересовался незнакомым словом - пришлось объяснить. Через неделю уже все отроки называли воинский дом не иначе, как казармой.

После этого боя с воеводой уважение к Ингвару стали испытывать абсолютно все: от ветеранов до молодших отроков, которые очень быстро возвели его в ранг былинного героя, и на змея ходившего, и кощея валившего. Не обошел вниманием этот случай и князь, вечером того же дня он позвал Ингвара к себе.

- Ты что ж это творишь, а?! Влетает ко мне сегодня мой воевода и вместо "здравствуй" орет с порога: "Отдай мне этого отрока, слышишь, не отдашь, украду"! А я сижу и ничего не понимаю. Каково, а? Я ему: "Чего шумишь, давай по порядку". А он стоит счастливый, будто в первый раз на девку залез, и заявляет: "Представляешь, меня сегодня твой отрок побил. Да как побил - играючи, даже Рюрик так не мог. Походя, наказал старика за гордыню". Ну, и рассказал мне, как дело было. А ты что скажешь?

Воцарилось тяжелое молчание.

- Княже, прости неразумного. Если б знал, что это твой воевода, ни в жизнь не вышел бы, а побил я его по недоразумению: замешкался воевода, а я и воспользовался. Если б не это - пустил бы он меня на ремни.

Тут князь расхохотался, но смех был какой-то двойной:

- Нет, ты слышишь, Добрыня, какой орел? Замешкался ты, значит!

Ингвар быстро повернулся - у него за спиной по лавке катался от хохота воевода. Когда минут через десять хохот стих, князь поднял на Ингвара глаза:

- Я давно слежу за твоими успехами. Данила сообщал мне, что на мечах тебе нет равных, как и в метании ножей, играешь копьем и стреляешь из лука как степняк, на коне ездишь, как будто в седле родился. Что на это скажешь? - князь ждал ответа.

- Княже, Данила - все ж друг мне, вот и хвалит.

- Да, князь, парень далеко пойдет. Дозволь с собой в степь взять, на Влада поохотится, - проговорил воевода.

- Что ж, добре, ступай отрок, собирайся, через четыре дня выступите. Но сегодня ты будешь посвящен в воинское братство перед лицом бога воинов.

Около полуночи в казарму зашел Данила и поманил парня к выходу. Ингвар послушно пошел за ним. Выйдя из города, они повернули на восход и долго шли. Когда они поднялись на высокий холм, где на вершине виднелось нагромождение камней, вдруг вспыхнул яркий свет факелов.

Мстислав, возникший из темноты, заговорил:

- Гляди! Это - Перун, бог мужчин, войны, победы. Я обещал тебе бога и братство, - говорил Мстислав, обращаясь к Ингвару. - Вот твой бог и вот твои братья. Мы - дружина Перуна. Мы выше рода, мы сила росского языка, его меч и щит. Правит нами не воля князей-старшин, а наша воля. Я - князь дружины. Ты хочешь быть с нами, Ингвар? Клянись Перуном, Ингвар!

У ног божества разожгли угли, раздули маленьким мехом синее пламя. Факелы погасли, сквозь угольный чад чувствовался запах раскаленного железа.

- Подними левую руку над головой, чтобы принять знак братства, - приказал Мстислав.

Ингвар видел, как из углей князь-воевода достал железный прут на деревянной ручке. Конец железа рдел звездочкой. Скосив глаза, Ингвар смотрел, как звездочка приблизилась к левой подмышке. Ожог, боль, запах паленых волос и горелого мяса. Мстислав показал новому брату-дружиннику клеймо, остуженное живым телом. Перед Ингваром скрестили два меча, словно указывая на четыре стороны света и напоминая о вечной верности братству. Дружинники подходили, обнимали нового брата. Ингвар не помнил, как очутился в казарме, как завалился на лавку и уснул. Во сне он видел белый город, себя в княжеском плаще и огромный пехотный щит, прибитый на врата града. А через четыре дня его ждала степь.

Глава вторая

Стенной заслон

Воевода пришел за ним рано утром.

- Ты готов? - проревел он. - Если нет - брошу здесь.

Ингвар вышел в полном боевом оснащении. На плечах в первых утренних лучах красиво переливался пластинчатый доспех, на узорном, вышитом поясе висел меч, в руках пехотный щит и копье, щит для конного боя закинут за спину. За Ингваром шел Черен, к седлу которого был приторочен лук с тулом стрел. Закрепив пехотный щит на седле, Ингвар взлетел на коня: