Когда, в 1709 году, он придворными интригами добился ареста Веддеркоппа (президента тайного совета епископа-регента) некоторые дворы начали с жаром ходатайствовать об освобождении этого министра, пользовавшегося всеобщим уважением за свою честность[5]. Копенгагенский даже вступился за него как за своего вассала, которого считал обязанностью защитить от притеснений готторпского министерства. Тогда Герц почувствовал необходимость привлечь на свою сторону этот разгневанный двор. Он склонил епископа в конце 1710 года подписать конвенцию с королем датским, в силу которой последнему уступались многие права, приобретенные травендальским трактатом[6]. Но этого мало. Голштинское дворянство не могло быть подвергнуто никакому чрезвычайному налогу со стороны датчан без содействия герцогского регентства: Герц допустил те чрезмерные контрибуции, которые разорили столько богатых фамилий, и кроме того устроил так, что королю была отдана большая часть суммы, приходившейся на долю Готторпа. Эти деньги поставили Данию в возможность продолжать военные действия против Швеции по силе договора, заключенного ею с царем. За столько оказанных услуг несчастный Веддеркопп был забыт. Он остался по-прежнему в темницах тённингенских, а Герц во главе голштинского Совета. Когда король[7] выступил против Стенбока, епископ, в сопровождении Герца, посетил датский лагерь, и никогда еще оба двора, казалось, не были в большей дружбе.
Но победа, одержанная шведами при Гадебуше[8], внезапно переменила картину. Торжествующий Стенбок стал угрожать Ютландии и двинулся но дороге в Голштинию. Герц поспешно отправил статского советника Каллизена свидетельствовать у ног победителя о приверженности готторпского двора к Швеции. Генерал отвечал ему с презрением; однако ж под конец склонился на убеждения тайного советника Банниера (или по крайней мере показал вид, что склоняется), чтоб получить ту помощь, который надеялся добиться от Герца. Необходимость заставила его требовать, на всякий случай, свободного отступления к Тённингену, и 21 января 1713 года, в Гузуме, между ним и Герцом было заключено об этом условие, с уговором, что почтенный старик Веддеркопп (хотя в пользу его ходатайствовал шведский Сенат и сам Карл XII удостоил написать письмо из Бендер), не будет освобожден. За неделю до этого условия, которое должно было оставаться тайною для северных союзников, Герц послал в Копенгаген графа Дерната с уверениями, что двор готторпский сохранит строгий нейтралитет и не впустит шведов в крепость. Может быть, храбрость Стенбока и избавила бы их от необходимости искать в ней убежища, если б не мудрые распоряжения царя. Государь этот так искусно отрезал им всякий путь к спасению, что наконец надобно было прибегнуть к последнему средству, предвиденному заранее, и броситься в Тённинген. Комендант Вольф не хотел впускать туда иностранных войск, несмотря на приказание епископа-регента, и уступил только тогда, когда ему представили приказ молодого герцога (Карла-Фридриха) от июля месяца предшествовавшего года. Барон Банниер и граф Ревентлау составили этот подложный документ, а кабинет-секретарь Штамке подделал в нём подпись. Этот факт так достоверен, что даже после, когда Ревентлау женился на графине Альтан и перешел в службу императора (Австрийского), министр герцога Карла-Фридриха, Бассевич, не побоялся в Вене открыто упрекнуть его в том, и тот не осмелился оправдываться.
Предвидя грозу, готовую разразиться над владениями голштинскими, Герц хотел спасти от неё по крайней мере себя самого и епископа-регента. Так как условие его с Стенбоком было заключено под покровом тайны, то он, через посредство своего задушевного друга, графа Флемминга[9], выхлопотал у короля датского формальное обещание сохранить за епископом право опеки, не смотря на ненависть к нему Швеции, и всеми силами защищать его, барона Герца, от преследований этой державы. Взамен того, он с своей стороны обещал обратить в пользу его величества то, что называл ошибкою гг. Банниера и Вольфа, сделанною без его участия, и склонить графа Стенбока сдаться военнопленным со всею его армиею. Предложение это было принято, и Флемминг, хоть и состоял в службе короля Августа[10], получил от Фридриха IV[11] полномочие постановить с Герцом нужные условия.
Главнокомандующие союзников собрались в Гузуме[12] для переговоров с начальствующим над шведскими войсками, который требовал свободного пропуска в Померанию или Швецию. Герц, в качестве посредника, беспрестанно сновал между Гузумом и Тённингеном. Датскому Совету он говорил, что Стенбок действительно делает некоторые затруднения относительно сдачи, по что это только для формы, а князю Меншикову, что шведские генералы единодушно протестуют против обезоружения их войска, и что Стенбок, получив недавно весьма благоприятные известия с востока, никогда не согласится на предлагаемые ему условия. Князь передал это королю, король своим министрам, а министры, обрадовавшись возможности вести переговоры без содействия голштинцев, придали такой мрачный колорит разногласным представлениям Герца, что, не смотря на клятвенные уверения последнего, будто русский князь не так понял дело, князь этот, снесясь с королем, устранил его от конференций и прислал ему паспорт на выезд в Гамбург. Таким образом посредничество готторпского двора было отвергнуто, и его интересы, лишившись всякой подпоры, остались в полной зависимости от Дании, которая, с согласия союзников, наложила секвестр на оба герцогства.
Царь не стал ждать окончания блокады Тённнигена, и возвратился в свои владения, чтобы приступить к походу в Финляндию. Он проехал через Ганновер, где пробыл несколько дней. Герц, явившийся также туда, не мог добиться у него публичной аудиенции, но имел с ним тайное свидание. Здесь этот министр говорил, что регентство голштинское, имея в виду большое преимущество оружия союзников, давно разыскивало средства оказать им какую нибудь услугу, чтобы приобрести их благоволение; что дозволив отступление шведским войскам, оно сделалось властелином их участи и распоряжалось ими на пользу союзников; что, следовательно, несправедливо и неблагоразумно, когда с ним обращаются как с неприятелем именно те, которым оно служило с такою пользою и могло бы служить еще лучше, если б хоть сколько-нибудь терпели его наружное снисхождение к Швеции. Потом начал выставлять важность своих связей в шведском Сенате и легкость удаления надменного Карла от престола, на который советовал возвести молодого Карла Фридриха (обожаемого старою королевою, его бабкою[13]), тем более, что он всею душою предан Швеции, месту своего рождения и воспитания, мало расположен к собственным владениям, вовсе ему незнакомым, и следовательно без труда решится уступить часть их (царю, который желал владеть участком в Германии) в вознаграждение за помощь, которая доставит ему скипетр — цель его стремлений. Для осуществления этого обширного замысла прежде всего предполагалось: отпустить осажденную армию в Швецию и тем сделать приятное шведской нации; возвратить епископу-регенту герцогства шлезвигское и голштинское, занятые датчанами, чтобы иметь возможность отдать царю то, что ему будет уступлено, и наконец — объявить шведские провинции в Германии нейтральными, как это было уже постановлено трактатом, заключенным в Гааге после несчастья Карла под Полтавою. Говорят, что проект такого нейтралитета родился в голове Герца; по крайней мере он вполне сочувствовал ему и постоянно носился с ним, как с любимою мечтою, до самого возвращения Карла в Стральзунд. Не смотря на всю странность свою, мысль эта несколько раз готова была осуществиться, и не имела успеха только потому, что Карл с упорством отвергал ее.
