- Да. И знаешь почему? Потому что, против Лома нет приема.

Мишель поморщился. Я заметил, что второй коктейль кончился и заказал еще.

- Эх! - грустно сказал я, рассматривая стакан. - Нашего бы Змея, Саньку Портнова сюда. Он экзотику любил.

Мишель вздохнул. Да, от нашей троицы осталось всего двое. Мы помолчали.

- Слушай, Миш, - спросил я. - А почему такая скорбная тишь? То ли дело у нас, на Земле! Помнишь?

- Здесь не развлекаются шумно. Не то место. Не Остров.

- Что ж мы сидим? - я отпил половину коктейля и поднялся. - Поехали на остров!

- Сядь, - сказал Мишель. - Во-первых, вечером нам надо быть дома. Я тете обещал. А во-вторых, туда не попадешь, желающих много, очередь.

- П-паломники! Ритуальное место! Обычаи! - я вспомнил слова Мишеля. Надо смелее ломать старые, замшелые традиции невзирая на...

Меня понесло. Я стал речист и плавен в жестах. Наверное, подействовало вино. Следовало остановиться, передохнуть. Заказать еще две порции. Так я и сделал.

- Это не традиции, - нахмурился Мишель. - Тебе трудно понять.

- Ну-у-у, почему-у-у же? - протянул я. - Спой, Миша, не стыдись!

- Мы разные - вот и вся песня. Земляне - пройденный этап. Следующая ступень - мы, лабиане. Мы биологически выше.

О, галактика чудес! У этих глухачей комплекс неполноценности. Считают, что их обделили, обошли, вот и компенсируют апломбом. Биологически они выше! Веселый космос! Что=то я не заметил у нас с Мишелем особых биологических различий. И школьные медкомиссии тоже. Так он же шутит, приколец!

Истома накатывала ласковыми теплыми волнами. Мысли расплывались, как не успевший затвердеть терролит. Хотелось спать и хохотать одновременно.

Где-то вдалеке Мишель говорил:

- ...все время стоять над тобой и грызть душу. Кровь, ничего не поделаешь. Здесь кровь наша и мы ей связаны. Каждому времени свои колдуны, свои призраки, свои страхи. Раньше бесы, экстрасенсы, "летающие тарелки", мутанты Паркинса...

Я попытался поднять руку - ее словно зацепили из парализатора. Онемела и еле двигалась. Странное чувство. Страшное? Но страшно не было, было смешно. Форсаж!

- Форса-а-аж-ж-ж! - я засмеялся.

Мишель долго смотрел на меня, а потом сказал:

- Попробуй запомнить, Вик. На Лабе боятся не силы, а совести. Боятся и ненавидят. Ух, как ненавидят!

Он вдруг замолчал. Уставился мне за спину пустым взглядом. Я обернулся. Пусто. Светящиеся уроды вдоль стен, мерцающий коктейль-комбайн. Мрачное место! Ничего, сейчас мы их поразвлечем! У меня и синтезатор с собой, в кармане. Сыграю-ка я этим скучным типам парочку наших, студенческих.

И я спел. Сначала "Загубленную душу", потом про аборигена на скале, потом "Песню третьего тоста". Играю я здорово, да и голос неплохой, но внимания на меня не обращали. Эти странные люди сидели, уткнувшись в свои кристаллы и коктейли. Я хотел обидеться, но понял, что меня просто не слышат. Врубил синтезатор на полную и чуть не оглох. Зато подействовало. Они стали подходить к нашему столику. По одному, с разных концов зала. Стояли, слушали и молчали. А я играл. Почему-то никто не подсаживался за наш столик. Наверное стеснялись.

Я вновь начал про аборигена, когда, растолкав толпу, подошел бармен.

- Извините пожалуйста, - крикнул он, наклонившись ко мне. - Вам придется прекратить играть. Люди отдыхают...

Веселый космос, сбил он меня! Отложив синтезатор, я отхлебнул из стакана и посмотрел по сторонам. Отдыхающие внимательно разглядывали меня. Не переговаривались даже. Неужели, я плохо сыграл? Им не понравилось? Я так и спросил:

- Разве плохо? Таких вещей у себя век не услышите. Пользуйтесь случаем.

- Простите, вы не на острове, - вежливо улыбаясь, ответил бармен.

Второй раз слышу про остров. Надо обязательно съездить. А бармен прав - не стоит шуметь, пожалуй. Пож-жа-луй! Ха-ха! О чем я? Забыл. Неважно. Сейчас все не важно. Кроме синтезатора. Плевать я хотел на их традиции!

- Миллион извинений, я не могу не играть, - я церемонно поклонился, едва не свалившись с кресла. - Это выше моих сил.

Я опять взялся за синтезатор. Толпа зашептала и стала сжиматься. Меня это не испугало, скорее обрадовало. Вскакиваю, хватаю... м-м-м... столик, пожалуй тяжеловато... Значит, хватаю кресло и по часовой...

- Пассаж! - изумился бармен. - Очень сожалею, но вам придется покинуть бар.

Покачав головой, я взял аккорд.

- Минутку, - очнулся от летаргической спячки Мишель. - Мой друг погорячился. Я прошу прощения. Мы уходим.

Я рассмеялся и покачал головой. Мишель вдруг сжал челюсти и остро посмотрел на меня, ловя мой взгляд. Это что-то напоминало, но я не успел понять что... Глаза Мишеля превратились в узкую, ослепительную полосу. Полоса свилась в спираль и растеклась зеркалом. В нем я увидел себя, падающего и вверх, и вниз, и во все стороны одновременно. А вокруг, кривляясь, плясали идолы Белой Радости.

Луч "Ньюмена" рассек комнату пополам. В стороны полетели горящие обрывки, дымящиеся клочья и куски. Голова несчастного и чрезвычайно честного инженера Адама, разбрызгивая кровь, укатилась в угол, за диван, а на пол, к моим ногам упала обугленная кисть руки со скрюченными пальцами. Все было кончено и только дым красиво струился в разбитом окне.

Объем-экран погас и я снова ткнулся лицом в диван. Мне было плохо. Тяжелый фильм. Очень тяжелый фильм местного производства. Я люблю такие. Когда много огня, дыма и кого-нибудь головой об стол молотят. Но здесь перебор. Будто специально к мертвякам приучают.

Мысль о мертвяках ввинтила в организм новый смерч тошноты и я едва успел к утилизатору. Чтобы я еще раз... Нет, хватит экспериментов! Страшный яд вино! Цианолом на лабораторке и то легче дышалось.

- Эй, - подал голос вошедший Мишель. - Ты себе голову не утилизируй случайно.

В ответ я застонал и сжал ладонями виски. От боли звенело в ушах, хотя после бара прошло много времени. Вечер уже. Нет, ребята, так жить нельзя! Лучше, как Адам...

- Чем там в баре-то кончилось? - промычал я. - Ты мне никаких психоштучек не делал? А то ощущение, будто полем по башке получил.

- Ты что! - возмутился Мишель. - Мощно ты, старик, перебрал, если не помнишь! Никаких дел не было. Посидели, потрепались, спел ты пару песен, всем понравилось и пошли мы домой. Я шел, а ты за меня держался. Потом отсыпаться тебя положил.

- У-у-у! - я снова схватился за голову. - Соку мне, соку!

Мишель кинул мне коробку тоника и задумчиво сказал:

- Вдолбят нам хорошо!

- А-а-а? - слабо откликнулся я.

- Турнут из Школы.

- Лом не выдаст, ректор не съест, - пробулькал я, не отрываясь от коробки.

- Да не в нем дело. Тебе-то может, и ничего, а мне... Я с Периферии, глухач.

- Брось ты эти штучки, - скривился я.

- Ладно, Вик, - сказал Мишель. - Ты мой друг. Ты и Санька Портнов был. Я же не о тебе! Глухачей всегда отсеивают жестче, процент отчисленных - ого-го, да и зачисляют нас, знаешь... Уровень подготовки, говорят, не тот.

Я промолчал. Уровень подготовки у Мишеля и впрямь... Все его успехи в Школе - это я и Санька Портнов. Сколько раз мы "тянули" Мишеля на экзаменах, отдавали пайки на лабораторках по выживанию. А на Медаре! Не закрой я его собою... Друг Мишель. Четыре года бок о бок. На Земле, на Экосе, на Магдалине. Все время вместе.

- Вместе, - ответил я. - Если уж нас турнут, то вместе. Я тебе гарантирую.

- Ладно, - ответил Мишель. - Бывало и хуже. Ты как, в форме? К ужину готов?

Застонав, я оторвался от утилизатора и встал.

Гостиная была обставлена по моде двадцатилетней давности. Впрочем, для провинции неплохо. Конечно же стол-хамелеон, включенный на банкетный режим, изображал нечто низкое и изящное, под белоснежной скатертью. На скатерти сверкало, искрилось, льдисто блестело и аппетитно дымилось. Кухонные киберы и тетушка потрудились на славу. Плюс мало света и в меру музыки. Хорошей, старой музыки.