В развитии таких форм общественного сознания, как философия, наука, искусство, и каждой стране имеется определенная идейная преемственность, традиция. В России, например, научная материалистическая традиция идет от Ломоносова и Радищева через Герцена и Белинского к Чернышевскому и Добролюбову, к Сеченову, Павлову, Тимирязеву. В области литературы существует преемственная связь между творчеством Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Толстого. Существует преемственность между великой русской классической литературой прошлого и принципиально новой по своей социальной сущности советской литературой.

Учитывая эту преемственность, партия Ленина—Сталина учит кадры, весь народ критически овладевать великим культурным наследством прошлого, в частности и в особенности сокровищами передового русского классического искусства, а также сокровищами передового искусства, созданного другими народами. Нельзя создавать новую, передовую, пролетарскую социалистическую культуру, не опираясь на критическое освоение всех сокровищ передовой культуры, созданной человечеством в прошлом. Критикуя вульгаризаторов, упростителей марксизма — «пролеткультовцев», В. И. Ленин говорил:

«Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества». (В.И.Ленин, Соч., т. ХХХ, изд. 3, стр. 406).Так в борьбе против сторонников махиста А. А. Богданова В. И. Ленин защищал необходимость критического овладения великим культурным наследством прошлого для создания самой передовой, социалистической культуры.

На совещании деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б) А.А.Жданов говорил:

«Мы, большевики, но отказываемся от культурного наследства. Наоборот, мы критически осваиваем культурное наследство всех народов, всех эпох, для того, чтобы отобрать из него все то, что может вдохновлять трудящихся советского общества на великие дела в труде, науке и культуре». («Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б)», изд. «Правда», 1948, стр. 147).

По своей классовой сущности советская идеологии, советская культура принципиально отличны от всей предшествующей идеологии и культуры. Это — пролетарская, социалистическая культура. Но она возникла не на «чистом» месте, не без связи с культурным наследием прошлого.

Таким образом, нельзя сводить развитие философии, науки, искусства и т. п. к простой «филиации идей», как это делают идеалисты. Надо искать корни идей в общественном бытии людей, в их классовом бытии, в способе производства. Но нельзя также отрицать связь и преемственность в развитии идеологических форм, нельзя упрощать дело и выводить все идеологические явления непосредственно из производства.

При анализе возникновения и развития форм общественного сознания, их связи с экономическим базисом надо учитывать также их взаимодействие с политической и правовой надстройкой, взаимодействие самих идеологических форм между собой: нравственности и религии, нравственности и науки, нравственности и искусства, искусства и философии и т. д. Так, например, на развитие морали оказывали влияние религия, философия; на развитие идеалистической философии оказывала влияние религия и наоборот; философия и религия оказывали влияние на искусство и т. д. Только при всестороннем учете этого взаимодействия можно правильно понять сложный процесс развития общественного сознания, развитие духовной жизни каждого класса и общества в целом.

В противоположность этому вульгаризаторы марксизма типа Бернштейна, Шулятикова, А. А. Богданова, М. Н. Покровского пытались непосредственно выводить идеологические формы из уровня производства, из состояния техники. Они представляли неправильно, упрощенно связь между духовной жизнью общества и производством, между идеологическими формами и производительными силами общества. Стремясь вывести сложные идеологические формы непосредственно из уровня развития производительных сил, они становились в тупик при объяснении таких явлений, как древнегреческое искусство, русская литература первой половины XIX в. и т. п.

Маркс отмечал, что «капиталистическое производство враждебно некоторым отраслям духовного производства, каковы искусство и поэзия. Не понимая этого, можно прийти к выдумке французов восемнадцатого столетия, осмеянной уже Лессингом: так как мы в механике и т. д. ушли дальше древних, то почему бы нам не создать и эпоса? И вот является Генриада взамен Илиады!». (К.Маркс. Теория прибавочной стоимости, т. I, 1936, стр. 239).

Отношение между развитием материального производства и искусством или по крайней мере некоторыми видами искусства неодинаково в различные исторические периоды. Древнегреческое рабовладельческое общество по уровню развития производительных сил стояло ниже феодального общества, но уровень развития искусства в древней Греции был выше, чем в период феодального средневековья. Само собой понятно, что указанные факты несоответствия между периодами расцвета некоторых видов искусства и периодами развития материального производства находят свое объяснение в условиях жизни данного общества, в данном способе производства.

Между экономической отсталостью России первой половины и середины XIX в. и расцветом ее художественной литературы существует на первый взгляд необъяснимое противоречие. Россия того времени — страна экономически отсталая, крепостническая. В ней свирепствовали царский деспотизм, произвол и насилие помещиков и чиновников. С беспощадным вандализмом царизм душил и подавлял все живое, прогрессивное, новое, революционное. Население России было почти поголовно неграмотным, за исключением небольшого слоя дворянства и разночинцев. Над Русью висела глухая ночь феодально-крепостнической реакции. И вот в этой стране возникает великая литература, целое блестящее созвездие выдающихся поэтов, писателей, критиков: Рылеев, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Герцен, Огарев, Гончаров, Тургенев, Островский, Достоевский, Некрасов, Белинский, Добролюбов, Чернышевский. В середине столетия подымается величавая, исполинская фигура Толстого, ознаменовавшего своим творчеством целую эпоху, новый шаг в художественном развитии всего человечества. Ни одна страна в мире не знала подобного расцвета художественной литературы, не знала литературы, обладающей такой идейной мощью и такой силой воздействия на ход общественного развития.

Чем же это объяснить? Не противоречит ли этот факт материалистическому пониманию явлений общественной жизни? Нет, это закономерное явление противоречит лишь взглядам вульгарных, «экономических материалистов», но не марксизму-ленинизму. Известно, что Россия в 1812 г. пережила нашествие наполеоновских полчищ. Весь народ во главе с передовыми людьми поднялся на защиту родины. Разгром наглого врага, перед которым трепетала вся Западная Европа, вызвал волну подъема национального самосознания, чувство национальной гордости русского народа. После изгнания наполеоновских полчищ крестьянство усилило борьбу против крепостничества, являвшегося величайшим препятствием в развитии России. Восстание декабристов было революционной попыткой передовых русских людей, дворянских революционеров, свергнуть царизм и крепостничество. Но эта попытка в силу оторванности декабристов от народа потерпела крах, и реакция еще более усилилась.

В этих условиях художественная литература наряду с материалистической философией оказалась для передовых русских людей единственным средством идейного выражения насущных потребностей прогрессивного развития России, назревших потребностей борьбы против крепостничества и царизма. Величие русской классической литературы состоит в том, что она с потрясающей силой, в непревзойденной художественной форме заявила о думах, чаяниях, надеждах исстрадавшегося, угнетенного народа. Русская классическая литература возникла и расцвела как антикрепостническая сила, проникнутая великими идеями, интересами народа. Ее источник — глубочайшие экономические и классовые противоречия тогдашней России, неугасимая ненависть крестьянства к крепостничеству. Именно в этом и заключается неувядаемая сила русской классической литературы XIX в.