— В октябре 1952-го… — торопливо подсказывает агент.

Врач: В октябре 52-го… Бежал…

Земля: Достаточно. Благодарю вас… Записывайте…

Агент поспешно кладет перед врачом записную книжку, протягивает авторучку.

Земля: Ваш курс северо-северо-запад… Вы достигнете пункта назначения примерно через два часа.

Врач: Можете вы помочь нам приземлиться?

Земля: Мы теряем с вами связь. Но аэропорт будет предупрежден… (Голос постепенно слабеет.) Наблюдайте за высотой и уровнем горючего… Метеосводка благоприятная… (Голос совсем замирает.) Желаем удачи!.. Желаем удачи!..

Солнце склоняется к западу. Огненный шар приближается к белоснежной пелене облаков.

В закатных лучах летит самолет…

САЛОН

Пассажиры снова сидят на местах, но совсем не в том порядке, что несколько часов назад при взлете. И вообще здесь многое, по-видимому, изменилось.

Беспокойно мечемся в кресле комми. Он тяжело дышит, держится за грудь.

Над ним склонилась Тереза со стаканом воды в руках.

— Примите что-нибудь…

Комми вздрагивает.

— Никогда! Я не могу видеть этих проклятых лекарств… У меня болят бока от самолетных кресел и стынет кровь от холодных простынь гостиниц… Я хочу умереть в своей постели… В своем доме…

— Успокойтесь! — Тереза заботливо расстегивает ворот рубашки коммивояжера. — Вам нельзя волноваться…

— …И никаких лекарств!

После бурной вспышки комми обессиленно откидывается в кресле. Тереза платком обтирает его лоб.

— Спасибо… — комми пытается улыбнуться. — У вас на щеке…

Тереза достает пудреницу.

— Святая Мария! — В зеркальце виден ее «кровавый» шрам. — И никто не сказал мне этого раньше!

— Могу предложить, — привычно говорит комми, — лучшую в мире несмываемую помаду фирмы «Грехэм, Грехэм…».

КАБИНА

Накрытые плащами и пальто пассажиров, лежат члены экипажа. Они все еще спят.

— Через час, — говорит врач, — повторим инъекцию.

— Есть надежда? — спрашивает Иржи.

— Надежда, мой друг, есть всегда… Но пока нам остается только ждать…

Врач достает сигарету, щелкает зажигалкой. Она не горит…

САЛОН

Нервно щелкает зажигалкой агент. Теперь он сидит впереди рядом с миссионером. Наконец вспыхивает слабый язычок пламени.

Агент дает прикурить миссионеру, прикуривает сам.

— Разрешите…

Это наклоняется появившийся из кабины врач.

Агент гасит зажигалку и тут же зажигает вновь. Подносит пламя к сигарете врача.

Врач: Можно подумать, что вы участвовали в войне. Ваша зажигалка…

Агент. Участвовал… (Заметив вопросительный взгляд врача.) Был во Второй армии в Арденнах.

Врач: Вот как…

Агент: Мы держали оборону по Маасу, северней Мезьера…

Врач (прикурив): А мой батальон был у Шарлевиля. Агент (оживившись): О! Значит, вы знали генерала Бер-толя?

Врач: Как же… (Усмехнувшись.) «Клянусь флагом моей родины…»

Агент: В самую точку! А майора Джима Брауна?

Врач: Брауна?

Агент: Да. Неистовый Джимми… Помните: он захватил склад на правом берегу…

Врач: И три дня держал оборону трофейными фаустпатронами?

Агент: Верно! А капитан Кнайт… (Он осекается под пристальным взглядом врача. Неуверенно.) Помните, он был на нашем участке…

Врач: Да… на нашем участке…

Врача трогает за рукав подошедший толстяк. В руках у него какой-то листок.

— Вот… Это я нашел в буфете.

Врач берет листок. На нем меню обеда: горячие пирожки, томатный суп, жареная курица, компот.

— Ну и что же? — недоумевает врач.

— Сейчас самое время, — говорит толстяк. — Сытый желудок благотворно влияет на душу…

Кристин и Тереза, взяв на себя функции стюардессы, разносят пассажирам обед. Тереза смыла с лица краску и из яркой дамы превратилась в простую крестьянскую девушку.

Мало кого из пассажиров интересует сейчас обед.

Зато проголодавшийся толстяк ест за троих. Он, кажется, даже забыл о ситуации, в которой находится.

— Чем нас будут кормить за ужином в аэропорту? — спрашивает он у Кристин, принимая порцию курицы.

— Об этом я сообщу дополнительно, — повторив интонацию стюардессы, отвечает Кристин.

Старичок филуменист взял на себя отеческие заботы о молодом солдате.

— Подкрепите свои силы! — настаивает он. — Съешьте крылышко. Вот так. И знаете, — он озабоченно оглядывает солдата, — вам надо капельку выпить!

БУФЕТ

Генри смешивает в стакане замысловатый коктейль. На стойке шеренга бутылок.

У электроплиты хозяйничает студентка. Девушка выхватывает у Генри наполненный до половины стакан.

— Вы не будете больше пить!

— Почему?!

Генри уже заметно пьян. Он тянется за стаканом. Девушка не отдает.

— Дайте… — говорит Генри. — Слышите? Я знал, что мне обязательно когда-нибудь повезет… И вот, наконец, столько бесплатной выпивки!.. Первый раз в жизни… И последний…

Девушка резко ставит стакан. Доливает его из одной бутылки, второй, третьей.

— Пейте!

Генри, пожав плечами, берет стакан.

Студентка отворачивается.

— Я не знала, что вы трус…

Генри сразу трезвеет.

— Вы сказали…

— Да! Вы боитесь! Хотите спрятаться… Уйти… Когда… Когда всем нужны вы… ваше мужество…

— Гм… — Генри растерян. — Вы считаете, я кому-то нужен?

Он ставит стакан. По стойке стекает расплескавшееся вино.

Девушка молчит. Генри кладет руку ей на плечо.

— А вам?

Девушка не отвечает. Генри снимает руку.

— Когда-то я прочел стихи, в них было не больше дюжины слов. Наверное, поэтому я их запомнил: «У меня любовь, и ребенок, и банджо, и тени… Бог посетит — в один день все возьмет, и останутся только тени…» Этот мрачный меланхолик по сравнению со мной был Рокфеллером. После меня не останется даже теней…

Девушка поворачивается. Генри осторожно обнимает ее.

— Нет! — говорит девушка. — Нет, нет!.. Не теперь… Генри отстраняется.

— Потом? — грустно усмехается он.

Девушка поднимает полные слез глаза. Мгновение колеблется…

— Виноват…

В буфет заглядывает старичок филуменист.

— Прошу прощения… Здесь не найдется стаканчика виски?

САЛОН

Сидя рядом, солидно, как взрослые, обедают дети.

В следующем ряду за ними одинокий Иржи. Он сосредоточенно мешает ложкой в стакане. Мысли его где-то далеко.

Присаживается на ручку кресла Кристин. Лицо ее стало строже. Сейчас ей можно дать намного больше двадцати пяти лет. Она задумчиво смотрит на стриженый затылок сына.

— Вы чех? — спрашивает Кристин оператора.

— Да…

— Я поняла, когда вы спросили пльзенское пиво… «Пльзен праздрой»…

Иржи поворачивается.

— Моя мать была чешка… — говорит Кристин. — Мы уехали в тот страшный год… Год Мюнхена… Я смутно помню наш дом. Площадь… Мост через Влтаву… И песни… Наверное, те же самые, что пела вам ваша мать…

По лицу Иржи пробегает тень.

— Я не помню своей матери…

КАБИНА

Здесь по-прежнему дежурят врач и женщина в сари. На штурманском столике два подноса с нетронутыми обедами. Врач пристально вглядывается в лицо командира корабля, щупает пульс. Подымает голову, встречает вопросительный взгляд сестры и отрицательно качает головой. Переходит ко второму пилоту.

— Доктор! — нарушает молчание женщина. — Скажите, кто это сделал?

Ее высокая строгая фигура требует ответа.

— Я не знаю точно кто… — говорит врач. — Но подобных негодяев я встречал и в Испании, и во Франции, и… Да мало ли где!..

— Зачем? Зачем люди делают такое, доктор?!

— Это не люди… — жестко говорит врач. — Это те, кто хотел бы вытравить с земного шара все человеческое. Слава богу, это им не по зубам! — И уже спокойно добавляет: — Этим самолетом должна была лететь красная делегация. Она бы бесследно исчезла в океане…